У метро, у «Сокола»

Текст: Сергей Шулаков

Курицын Вячеслав. "У метро, у «Сокола»". – М.: Лайвбук, 2022 г., 496 с.

«Легкий жанр», говорят о детективе. Во-первых, не жанр: жанров известно всего-то четыре, и остросюжетного среди них нет. Во-вторых определение «легкий» зачастую обманчиво. Жана-Кристофа Гранже или Ю Несбё читать приходится зачастую с усилием: слишком уж сильно авторы стремятся шокировать читателя описаниями отвратительных преступлений и девиаций. Роман Вячеслава Курицына с песенным, словно у Александра Ф. Скляра, названием «У метро, у «Сокола», обманчиво легок, проглатывается быстро и с удовольствием. Но назвать его поистине легким – все равно, что назвать так «Имя розы» Умберто Эко.

У метро у «Сокола» в 1975 году случилась череда непонятных убийств. Жизни лишают женщин весьма преклонного возраста, коих все – и сыщики тоже – считают совершенно безобидными, далекими от преступного мира. И не какой-нибудь философствующий Раскольников орудует, а вообще непонятно кто; не символичным топором, а кирпичом, гирей, куском асфальта… Следователь Покровский, человек циничный, но милый, вынужден производить дознание, преступление множатся, начальство сверепеет: в столице СССР маньяк завелся?! Тема, в сущности, тяжелая, однако автору удается снять напряжение стилем.

Это московский детектив. Без всякого снобизма: кто представляет себе север Москвы, «Динамо», «Сокол», Бега, парк Тимирязевской академии, железнодорожную станцию «Гражданская» – тот получит чуть больше удовольствия, будто еще и видеоряд в голове крутится. Очень живо описаны объекты, коих мы никогда более не увидим: например, стальные ребра огромного ангара, перевезенного из Берлина, по слухам, Василием Сталиным – для нужд спортсменов ЦСКА. В романе остатки ангара облюбовали для своих забав подростки, которых мы бы сегодня назвали паркуристами. Некоторые из них помогают Покровскому; из повествования вообще складывается ощущение, что отношение к милиции 1970-х было сродни отношению к царской полиции: обыватели ни тех, ни других совсем не боялись. Москвичи тоже будто живые: «На "Гражданской" с электрички вместе с Покровским сошло человек десять. Пацан с дюралевым веслом, монтер с мотком провода, три коренастые подружки учащегося вида, мелкий ханурик, пытавшийся с ними заигрывать, но одна в шутку спряталась за другую...».

Кто что видел, мог ли кирпич сам отлететь от ветхого балкона точно в голову старушке – а вполне и мог – и какие подозрительные личности болтались в округе... Как жили жертвы, кто их родственники, и действительно ли на севере столицы вдруг завелся маньяк? Милиционерам с Петровки нужно провести огромную рутинную работу, отбрасывая одну версию за другой. При этом

Курицын определенно не чужд изобразительному искусству. Как иначе воспринять описание собрания вещдоков? «Неизвестно, для каких целей были выложены на длинном столе все три объекта. Здоровенный, вдвое от современного, бордовый кирпич с фабричным клеймом «КононовЪ». Чудовищного вида кусок рельса, ржавый и с огромным темным пятном. И слоистый кусок асфальта, как раздавленный черный торт, тоже с пятном, очень странный предмет, если отвлечься. Стол стоял у стены с фотообоями: сосны и за ними озеро. Покровскому на мгновение показалось, что это он вышел к озеру после долгого тягучего марша через смолистый воздух бора, а тут на берегу стол с кирпичом, рельсом, асфальтом, все расположено очень аккуратно, через равные промежутки. И никого. Ветер только, рябь по воде. Гиря, кстати, отлично сюда встанет». Все эти предметы – орудия убийства; точнее, убийств.

Текст вообще яркий: «Милицейский жигуль, веселый, свежий, ярко-желтый, ярко-синий уже подъехал. В "Гидропроекте" – это чуть за "Соколом", новое высотное здание в виде костяшки от домино – нашелся проектировщик, который видел в троллейбусе в нужном месте и в нужное время человека в галошах с изображением Чебурашки на мысках». Чем не особая примета? Налицо прямая эстетизация самых обыденных, даже жутких предметов в пространстве детектива; орудий смерти, которые не должны были ими стать.

Постмодернистское послевкусие достигается Курицыным едва ли не Булгаковской насмешкой: так, одна из сотрудниц группы Покровского «сегодня ходила в писательский дом. И к Леониду Семеновичу, который подтвердил, что во время убийства вносил с Марией Александровной правку в машинопись романа о перевооружении сталелитейной промышленности. И к одному писателю-пээндешнику этажом ниже. Поэт с бородой. Пишет о грибах. — Только о грибах? — заинтересовался Покровский. — Да, поэмы о грибах, о каждом отдельно. О белых написал, о ядерных, о соленых рыжиках…». Пээндэшик здесь – от ПНД, психоневрологический диспансер, где наблюдался поэт. К слову, и Аннушкино масло будет, только уже ближе к финалу.

Москва в романе расслоена, хотя автор на это обстоятельство не напирает. И все же генеральские дети-подростки из квартир с высокими потолками – одно, а сражающиеся за освободившуюся комнату в коммуналке жильцы, да и сами милиционеры – совсем другое. В дополнение – дамы полусвета из «Интуриста»: «И реальность эта, неофициально допускаемая властями в полукилометре от Кремля, ибо важно нам угодить иностранцу, тоже не совсем существовала, и коктейли, наверное, через кассу не пробиты».

Ну а если подытожить: перед нами свежий, хоть и ностальгичный роман. Есть в нем немного от обаяния Адамовского инспектора Лосева, и немного от уютных нынешних сериалов. Но свобода стиля, своеобразие сюжета и посмтодернистский флер – достижения современные.