Эхо XX века. 90 лет Умберто Эко

Текст: Михаил Визель

Фамилия Eco — искусственная, полученная дедом Умберто в приюте. Само слово eco — итальянский вариант огласовки греческого слова ἠχώ, которое мы знаем как "эхо". Внук уверял, что это не дань античности, а аббревиатура латинского Ех Caelis Oblatus, "с небес ниспосланный" — один из устойчивых эвфемизмов, которыми иезуиты обозначали подкидышей, но большой соблазн придать ей символическое значение.

Конечно, научная работа и художественное творчество, сам образ жизни и даже внешний облик бородатого интеллектуала в твидом пиджаке, в очках и с неизменной сигаретой, дотторе профессоре Умберто Эко, родившегося в январе 1932, ровно посередине итальянского "мрачного двадцатилетия" (т.е. годов фашизма), из которого как раз к началу его взрослой жизни в муках родится послевоенный европейский мир, и возвратившегося на небеса (если это устойчивое выражение применимо к убежденному атеисту) в феврале 2016 - незадолго, как выяснится вскоре, до того, как коронавирус окончательно его докурочит — это и есть эхо благополучного второго полувека XX века, того новейшего извода Pax Romana, который только и мог породить концепцию "конца истории". Кончилась, мол, история борьбы различных политических идеологий и систем, всем уже понятно, что либеральный капитализм — это единственная жизнеспособная модель, осталось только постепенно распространить ее на весь мир.

Но это политикам. А ученым-гуманитариям - описывать этот возникший устойчивый новый-старый мир, углублять и расширять наши знания о нем. В том числе - о его собственных истоках. Отсюда — два главных научных интереса Эко, семиотика то есть наука о знаках, понимаемых в самом широким смысле, и медиевистика, то есть комплексная наука (филология, текстология, история и т.д. ), предметом изучения которой является европейское средневековье.

Выбирая в юности предмет своих ученых штудий, новоиспеченный доктор философии едва ли мог знать стихотворение русского поэта Гумилева с тем же названием:

Прошел патруль, стуча мечами,

Дурной монах прокрался к милой,

Над островерхими домами

Неведомое опочило.

Но мы спокойны, мы поспорим

Со стражами Господня гнева,

И пахнет звездами и морем

Твой плащ широкий, Женевьева.

Но сферу его интересов оно метафорически описывает довольно точно — от широкого плаща раскрепощенной Женевьевы и дурных монахов до Неведомого и Господня Гнева. Оставляя сейчас в стороне его дотошные труды по семиотике и остроумные комментарии в жанре, который потом получил название pop-science, для телеканалов и массовых газет, можно констатировать: появившееся в 1980-м году "Имя Розы" выразило интерес европейцев к тому длительному периоду собственной истории, который с нелегкой руки философов XVIII века и легкого пера беллетристов века XIX считался исключительно мрачным и бессобытийным. И не просто выразило, но сконденсировало и направило его. Оказалось, что средневековье — это период, когда, например, проживание жизни в двух планах — материальном и мистическом, заново открытое в Европе и в США в 1960-е годы в ходе экспериментов с психоактивными веществами, считалось само собой разумеющимся (достаточно вспомнить постоянные видения и вещие сны); и то, что всякий текст есть гипертекст, открытый к интерпретациям - тоже достижение отнюдь не эпохи интернета.

Но чтобы понять это, конечно, нужна была эрудиция и широта интересов самого Эко. Мне посчастливилось соприкоснуться с ней как переводчику его эссеистики и колумнистики. Так, я никогда не забуду работу над эссе (фактически - докладом) «Эмбрионы без царствия небесного», в котором Эко реконструирует отношение Фомы Аквинского к проблеме абортов, исходя из его рассуждений о "внедрении души" в "Сумме Теологии". Чтобы дать приводимые Эко обширные цитаты, мне впервые пришлось внимательно проштудировать этот внушительный памятник средневековой схоластики, и я остался поражен ее величественной стройностью — стройностью средневекового собра. Но больше всего меня поразило само сопоставление: Фома Аквинский, Doctor Angelicus XIII века, — и биоэтика XXI века! Глядя sub specie aeternitatis ("с точки зрения вечности"), всё близко всё рядом; но много ли смертных обладает таким взглядом?

Обратная сторона такой эрудиции - снобистское всезнайство, эрудиция ради эрудиции. Переводя другую его животрепещущую на момент написания колонку, "Сколько стоит обрушить империю?" (1992), я наткнулся на такой мимоходом запущенный пассаж: "От вскрытия удивительного австро-венгерского котла родились по меньшей мере нацизм, Вторая мировая война и конфликт на Балканах — в очередной раз. (Но там наложились истории падения по меньшей мере пяти империй: Римской, Византийской, Османской, Каканской и советской)". Смысл, увы, более чем понятен, но что еще за "Каканская империя"??? Кокандская? Ну ОК, была такая в Средней Азии, но при чем здесь Австро-Венгрия?! У меня ушло не меньше часа поисков в Гугле (который был тогда куда слабее, чем нынче), прежде чем я зацепил ниточку и вытащил узелок: "Какания" — ироническое название Австро-Венгрии, от официальной аббревиатуры „К. u К.“, (kaiserlich und königlich — «кайзеровский и королевский»). Приобрела известность эта не слишком благозвучная аббревиатура благодаря роману Роберта Музиля «Человек без свойств», в котором фигурирует как обобщенный образ второразрядной, забюрократизированной державы. "Совок", короче говоря. Элементарно? Но я не читал насквозь "Человека без свойств" и нимало не стыжусь в этом признаться — занятия итальянской литературой отбивают желание углубляться в литературу немецкую за пределы, необходимые для сдачи экзамена по зарубежке. Если бы я обратился к коллеге-германисту, он бы разрешил мои затруднения мгновенно - но как догадаться, что надо к нему обратиться? Так что, если б я был просто читателем, очередной ученый взбрык дотторе профессоре пропал бы втуне - оставив лишь смутный пряный привкус какого-то "тайного знания", мне недоступного. А ведь я, наверное, не самый невежественный читатель Эко.

Характерно, однако, то, что справился с этим казусом я самостоятельно. И не потому что такой умный. Просто развитие интернетовских поисковых систем и вики-проектов практически обессмысливает подобные игры в бисер, которыми прошиты не только колонки, но и все романы Эко (например, все названия глав "Острова накануне" - названия подлинных трактатов XVII - XVIII веков): мощь эрудиции самого продвинутого интеллектуала заведомо уступит мощи интеллекта умной толпы. Значит, Эко устарел? Если бы дело касалось только эрудиции — да; но Эко всё-таки ей далеко не исчерпывается. что подтверждает не только регулярный выход всё новых и новых собраний его колонок, переиздание романов и новый сериал по "Имени Розы" с американской звездой Джоном Туртуро в главной роли.

В XXI веке наперед эрудиции, summa scientia, гуманизма в изначальном значении (гуманист XV века - специалист по античным текстам) выходит гуманизм в смысле "человечность", сострадания. Да просто любовь. И этими современными качествами, Умберто Эко, в отличие от множества своих последователей и предшественников, "объевшихся рифмами всезнаек", был наделен в неменьшей степени. Хоть и выражал по-своему. Например, так:

-