Текст: Андрей Цунский
Помимо творческих поисков, озарений, вдохновения и прочего подобного у писателя есть две тяжелые проблемы – собственно, о чем ему писать и фамилия. О, не смейтесь – фамилия вовсе не последнее дело.
Она, разумеется, должна быть редкой. Чтобы сразу запомнилась. Чтобы не забылась. Но чтобы была при этом благопристойной – или чтобы соответствовала стилю. Это последнее даже важнее двух первых. Обычному-то человеку непросто бывает ужиться со своей фамилией, а уж писателю или поэту!
Вспомним Ильфа и Петрова. Евгению Катаеву можно было назваться хоть Петровым, хоть Сидоровым – после того, как его соавтору Илье Ильфу удалось настолько качественно сложить себе псевдоним, присоединив к имени «Илья» первую букву фамилии «Файнзильберг». Получилось коротко, звучно – и уникально. Кстати, Ильф и Петров оставили прекрасный абзац о фамилиях:
Счастлив человек, получивший по наследству фамилию Баранов. Не обременены никакими тяготами и граждане с фамилиями Баранович и Барановский. Намного хуже чувствует себя Баранский. Уже в этой фамилии слышится какая-то насмешка. В школе Баранскому живётся труднее, чем высокому и сильному Баранову, футболисту Барановскому и чистенькому коллекционеру марок Барановичу. И совсем скверно живётся на свете гр. Барану, Баранчику и Барашеку.
Кстати, вы читали стихи поэта Лотарёва? Игоря Васильевича? Нет, не на его сайте, не на поэзии ру, и даже не в сборнике, изданном за его собственный счет. И вы – читали, читали! «Ананасы в шампанском» – точно. Да, ему пришлось взять псевдоним «Северянин». А то читаешь публике про ананасы, а какая-то сволочь приписывает в программке поэтического вечера к твоей фамилии буквы З и О. И никто не оценит такого вдохновенного коктейля! Кстати, ананасы и шампанское лучше все же по отдельности. Не все, что поэт написал, стоит делать на практике – получится не коктейль, а компот. Ледяную водку можно закусить икрой, но класть икру в рюмку совершенно точно не стоит.
Трудно быть литератором с фамилией Иванов. Нужно очень высокое качество литературы, чтобы выделиться из массы прочих Ивановых, не меняя ударения. Да хоть бы и меняя! Впрочем, Всеволод Иванович справился неплохо. А вот Смирновым еще тяжелее. Их очень много… А составитель песенника Капустин подписал свое творение ЖГТАК – «житель города Тулы Александр Капустин».
Но и Толстым не лучше! С одной стороны, Льва Николаевича никому не переплюнуть, а с другой – только фамилию назови, сразу спросят: тоже пишете? И ежели что, можно похвалить пра- в степени N дедушку, за то, что тот привез в Россию Ибрагима Ганнибала, правнук которого… и т.д. Так даже всю пошлость и скверность подобного высказывания – простят. А Достоевский – один. Царство ему небесное.
Опасно при банальной фамилии придумывать нечто особенное и запоминающееся для своих героев. Если вас зовут Артур, а фамилия – пусть даже двойная: «Конан-Дойл», то чему вы удивляетесь, если придумали своему Холмсу имя «Шерлок» - версию имени Чарльз, это все равно что по-русски «Вольга» вместо Олега. Его-то помнят, а вас - забывают.
Или вот история из записных книжек Сергея Довлатова:
Звонит приятель Изе Шапиро:
— Слушай! У меня родился сын. Придумай имя — скромное, короткое, распространенное и запоминающееся.
Изя посоветовал:
— Назови его — Рекс.
Вам смешно. А с писателем Рексом Стаутом так и случилось. Кстати, русифицированная версия этого имени была бы «Шарик Толстой» (Боги, опять Толстой). Запоминалось – но в местах выгула собак ему и в Америке приходилось оглядываться.
А уж сами писатели чего не придумают – лишь бы запомниться! Агафопод Единицын, Марк Твен «Двойная метка глубины», Назар Вымочкин, Иегудиил Хламида, Нави Волырк, Михаил Ол-Райт, Оливер Ювелир, Минутный Философ, Суконщик, Джек Француз… Кстати, вы можете сказать, кто скрывался под этими именами? Тест не тест, но хорошая проверка эрудиции. Но не расстраивайтесь, если не всех определили: в этих псевдонимах черт ногу сломит. Так, мы его помянули – стало быть, скоро он непременно появится.
К чему такое длинное предисловие? В июле родились два американских писателя с самой обычной фамилией – Гарднер, это что-то вроде нашего Столярова или Токарева. В википедии их – полсотни, из них полдюжины – русские, причем тоже литераторы! Ну, не считая генерала…
Ни один из наших двух сегодняшних Гарднеров не занял места, равного месту Хемингуэя или Фолкнера. Все же оба оставили заметный след, и не только в американской, но и в мировой литературе. Оказывается, можно покорить планету и с самой простой фамилией. Пушкин (у каждого ведь есть знакомый Пушкин), или, например, Дюма (не такая уж редкая фамилия). Аксенов. Некрасов. Фитцджеральд (это у нас знают только Эллу и Фрэнсиса Скотта – а в англоговорящих странах их пруд пруди). А сколько Шиллеров – если даже у нас в Петербурге на Офицерской (ныне Декабристов) когда-то жили? Но мы о Гарднерах.
Первого звали Эрл Стенли Гарднер. Он долго пытался бороться с заурядностью своей фамилии. Чего только не делал, каких только не испробовал псевдонимов! А. А. Фэйр (A. A. Fair), Карлтон Кендрейк (Carleton Kendrake), Чарльз Дж. Кенни (Charles J. Kenny), Чарльз М. Грин (Charles M. Green), Кайл Корнинг (Kyle Corning), Роберт Пар (Robert Parr), даже Делла Стрит (Della Street) и Лес Тиллрей (Les Tillray). Но прославился именно Гарднером. Родился он 17 июля 1889 года. Биография его была самой обыкновенной. Родился в провинциальном городе – хотя и в Массачусетсе, учился в Valparaiso University School of Law в шт. Индиана – провинциальный университет, обычная для Америки профессия – адвокат. Хорошо, что не зубной врач.
До тридцати трех лет был человек как человек, своя фирма, доход, яркие выступления в суде, благообразная надежная внешность, костюм и очки, шляпа «стетсон» – американец все же. Без крыльев и нимба – но ведь и без хвоста! Привык много писать – юристу это положено.
Однако, если чертик ищет, куда бы спрятаться – он со времен Лютера прячется именно в чернильнице. Если кто не помнит, Мартин Лютер этим предметом запустил в дьявола. Внутри чернильницы, конечно, и мокро, и чист не останешься – но зато между рогами она черту, спрятавшемуся таким образом, не прилетит. А если ухватиться за кончик пера и начать водить им по-своему, а не по воле хозяина… какие открываются чертовские перспективы!
Так и случилось. Внезапно уважаемый адвокат начал выводить на бумаге вовсе не юридические документы! На белых листах вдруг поселяется Лестер Лейт – хитроумный ворюга с изысканными манерами. Многие считают, что в Америке все измеряется деньгами. Занялся ты, скажем, надуванием мыльных пузырей или прыжками над фонтаном – если просто так, назовут дуралеем, а если за это платят – скажут, молодец! Нет, не все так просто. Если адвокат начинает писать криминальные рассказики, это ему на пользу уж точно не пойдет. Десятком лет раньше это была бы катастрофа, потеря лица и профессии, несмываемая клякса на репутации. Однако Рэймонд Чандлер и Дэшилл Хэммет уже сделали детективный жанр и остросоциальным, и уважаемым – не говоря о том, что он и до них был популярен. И все же сперва адвокат Эрл Стенли Гарднер пытался выдать свои опусы за невинное увлечение, хобби. Ну, не спичечные же коробки собирать! «Я пишу не для того, чтобы заработать деньги, я пишу, чтобы доставить читателям удовольствие». А гонорары лишними не будут, да и реклама для бизнеса…
Потенциальных клиентов он какое-то время, возможно, и мог обманывать. Но тот, кто сидел в чернильнице, сразу понял: попался мистер Гарднер! Душу, конечно, не отдаст, но одним адвокатом в Америке станет меньше!
И был совершенно прав. В 1933 году Гарднер ударил по клавишам пишущей машинки и напечатал: «Осеннее солнце заметно припекало через оконное стекло. Перри Мейсон сидел за большим письменным столом с неподвижной сосредоточенностью шахматиста, склонившегося над доской в обдумывании чрезвычайно сложной комбинации…» Вы не ошиблись – «Дело о бархатных коготках». Черт как раз думал, что в старомодных чернильницах, купаясь в которых он сам себя иронично называл «чертила», было куда удобнее, сыровато, конечно, но ведь было этого жуткого металлического лязга и ударов по шее молотками с буквами! «Ах так?! – взревел чертяка. – Тогда сделаю я эти твои «коготки» бестселлером! Вот тогда уйду – и черта с два ты справишься без меня!» И, чертыхаясь, побежал устраиваться на карандаш к критику.
С чертовой ли помощью, без нее ли – но «Дело о бархатных коготках» стало бестселлером. Черт очень хотел испортить адвокату карьеру – и тот действительно бросил после этого романа свою практику, отдав все силы литературе. И добился успеха, причем без всякой чертовщины!
Когда Эрл Стенли был маленьким, он обожал детский журнальчик «Спутник юности» (The Youth’s Company). Журнал выходил в издательстве «Перри Мейсон & Co». Придумывая своего героя, писатель дал ему имя, связанное с любимым детским журналом. И этот герой стал адвокатом, который начал помогать людям в самых, казалось бы, безвыходных положениях. У этого адвоката появились хорошие и честные друзья – частный детектив Пол Дрейк и секретарь Делла Стрит. Черт страшно разозлился, но понадеялся, что у Гарднера ничего не выйдет – одному юристу не справиться с судебной машиной даже на бумаге! Но ведь Гарднер сам двадцать лет работал адвокатом, выступал в суде, и успешно. Он прекрасно знал полицейскую рутину, обыкновения обвинителей, шаблоны правовой практики. Многие знатоки причуд американской Фемиды утверждали, что Мейсон и в реальности мог выигрывать процессы. И с участием этого Мейсона у Гарднера выйдет восемьдесят два романа и три повести. Во многом благодаря Мейсону во всем мире станет популярен жанр судебной драмы, в котором будут снимать фильмы и сериалы.
Так ведь не ограничивался Гарднер одним Перри Мейсоном! Писал и романы о частном сыщике Дональде Лэме и его начальнице Берте Кул, посылая ироничный привет Рексу Стауту – Берта Кул была весьма полнотелой и не очень трудолюбивой дамой. И многие другие герои родились в его воображении, и всех читатель встречал с неизменной радостью.
А сам Гарднер в 1946 году основал и до 1960-х годов состоял в руководстве комитета «Суд последней надежды», – этот комитет содействовал пересмотру смертных судебных приговоров. За документальную книгу о работе комитета Гарднер удостоился премии Эдгара По Американской ассоциации детективных писателей 1962 года – в номинации Гранд-мастер.
У черта оставалась надежда отомстить – испортить писателю личную жизнь. Но в 1968 году в возрасте семидесяти восьми лет (!) Гарднер женился на Агнес Бетель – своей секретарше, той самой, с которой была написана Делла Стрит. И тогда черт со злости решил утопиться в химической лабораторной пробирке.
В 1951 году (и для черта время – вещь относительная) этот нечистый элемент обнаружил, что пробирку держит студент-химик – и тоже по фамилии Гарднер! Только по имени Джон. Черт обрадовался – открылась возможность напакостить этому Гарднеру за двоих, по-крупному. Он по-хозяйски расположился на лабораторном столе и начал подсовывать студенту книги вместо научных приборов. Причем решив действовать наверняка, стал подсовывать книги, а вместо химических справочников и учебников – литературоведческие тома.
Какова же была его радость, когда вместо того, чтобы защитить диплом химика, студент полностью переключился на литературу! Джон Гарднер даже бросил университет, но лишь для того, чтобы тут же поступить в другой. И вскоре получил степень магистра искусств в Сент-Луисе, а затем и следующую степень в Университете Айовы. Черт праздновал победу. Он мечтал, что из этого Гарднера он сделает скучного, занудного учителишку, писателя-неудачника.
Однако в 1961 году Джон Гарднер опубликовал работу «Формы художественной литературы» (Forms of Fiction) – ставшую весьма популярной. Затем пишет о Уэйкфилдском цикле мистерий (The Construction of the Wakefield Cycle), о поэзии Чосера (The Poetry of Chaucer). Проводит семинары по эпосу «Беовульф».
Черт все же был рад тому, что собственных литературных успехов у Джона не было – а мучений, трудов и попыток создать что-то свое было немало. Черт знает, как приятно радоваться чужим неудачам! Он даже стерпел переводы баллад о короле Артуре на современный английский, хотя и пользовался этот перевод популярностью и встречен был тепло.
Черт просто стонал от удовольствия, как в фильме «для взрослых», когда критики (он вовремя щекотал их пальцы, сжимавшие «паркеры») роман «Крушение Агатона» о Древней Спарте и противостоянии идей Ликурга и Солона, диктатуры и демократии назвали «истерическим в большей степени, чем историческим». Но в 1971 году роман Гарднера «Грендель» – написанный о Беовульфе от лица рефлексирующего дракона, приняли и критика, и публика.
И тогда этот дьявол решил действовать наверняка. Вскоре Гарднер тяжело заболел, врачи подтвердили рак, который тогда совсем не умели лечить…
И что же этот Гарднер? Заскулил, бросил писать, отчаялся?
Да ни черта подобного. Он пишет и романы, и литературоведческие работы – и успех его и в той, и в другой сфере огромен – премии, великолепные отзывы, а главное – популярность. Переводы на множество языков, поклонники во всех странах, где издают его книги.
А выйдя из-за письменного стола, он не перестает обращать внимание на женщин. Он женится раз, другой, затем – всего два года спустя – еще раз влюбляется!
Черт решил приготовить ему мучительную, унизительную, ужасную смерть. Он придумывал второму Гарднеру все новые и все более чудовищные пытки, – и все насмарку! Гарднер погиб в автокатастрофе, не дожив до дьявольской мести. А сразу после его смерти выходят две книги: «Искусство писательства» (The Art of Fiction) и «Как стать романистом» (On Becoming a Novelist). Без всяких чертей. Дети зачитываются его сборником «Дракон, дракон и другие сказки». Выходит перевод эпоса «Гильгамеш». И везде переводят, издают, переводят…
Черт плюнул и пошел искать следующего Гарднера. Фамилия не редкая. Актеры, музыканты, поэты… Может, и найдет. Но успеха ему мы никогда желать не будем. Ведь талант – это точно не от него.
