Князь Андрей суперстар

Текст: Михаил Визель

Говоря об опере на сюжет, позаимствованный из "Войны и мира", трудно не начать с одноименной оперы Сергея Прокофьева (1942). Но лучше этого не делать. Величественный шедевр Прокофьева создавался не просто в конкретных обстоятельствах другой исторической эпохи, но и в другую технологическую эпоху. Небольшие радиомикрофоны обессмыслили специфическое оперное пение. Не поставленным по-оперному голосом не перекрыть оркестр, но это больше и не нужно. Зато естественным голосом проще передать оттенки эмоций. Герои то говорят, как драматические артисты, то, словно от избытка чувств, переходят на речитатив, а потом и прямо начинают во весь голос петь. И опера таким образом снова становится музыкальной драмой, что и отражено в авторском определении жанра – "опера-драма". Переписывать под микрофоны "Травиату" и "Евгения Онегина" (оперу), конечно, никто не предлагает, но и продолжать соблюдать ограничения и условности устаревшей традиции тоже особого смысла нет.

Алексей Рыбников, автор воистину культовых "Юноны и Авось", саундтреков к "Буратино", "Красной Шапочке" и "Мюнхгаузену", и не продолжает. Как и не пытается поставить на сцене "Войну и мир" целиком. Его "Le prince André" – далеко не первая попытка передать смысл великого романа средствами иного медиа. И автор находит свой способ уместить ее в один театральный вечер – он вычленяет из гигантской саги линию князя Андрея Болконского. Так что, можно сказать, его prince André – это "Князь Андрей на войне и в мире".

Фото с сайта operadrama.ru

Но если "в мире" камерные дуэты-диалоги с Наташей и с Пьером вполне убедительны (в рамках заданного жанра), то "на войне", то есть в батальных сценах, особенно хорошо заметно, что "Градский Холл", бывший сталинский кинотеатр, всё-таки был перестроен для эстрадных дивертисментов, а не для многолюдных сложных постановок: сцене элементарно не хватало глубины (не говоря уж про обычную в любом театре механизацию вроде поворотного круга), и актеры, изображающие солдат, только и могут, что выстраиваться в шеренгу лицом к залу и совершать с бутафорскими ружьями манипуляции, вызвавшие бы, наверно, приступ брани у Николая Ростова. И петь солдатские песни, которыми он, хочется думать, проникся бы.

Впрочем, бывший кинотеатр по-прежнему располагает пространством над сценой, позволяющим смонтировать большой современный мультиэкран; и для эстрадных шоу его оборудовали прекрасным сценическим светом, что, конечно, в совокупности работает на идею "синкретического действа". Которое называют порой "рок-оперой", порой "мюзиклом" – но мне лично ближе старинное определение "маска".

"Маской" (Masque) называли в XVI-XVII вв. в Англии пышные музыкальные представления, сочетающие пение, танцы, декламацию и элементы придворного бала. "Маски" писали Бен Джонсон и Дж. Мильтон, а в наше время прекрасный образчик жанра дал рок-музыкант, основатель Blur Дэймон Албарн, представивший в 2012 году альбом и спектакль "Dr. Dee" про личного алхимика Елизаветы I, где тоже поют то барочным фальцетом, то современным речитативом, а классический струнный оркестр дает грув с гитарой и этническими барабанами.

Трудно сказать, знаком ли Алексей Львович Рыбников с этим затейливым опусом. Но, возможно, он видел что поближе – такую же "оперу-драму" в театре "Современник" для поющих драматических актеров "Птица Феликс", про род Юсуповых. Хотя хронологически наоборот – создатель этой оперы Александр Маноцков, без сомнения, знаком с творчеством мэтра, включая, собственно, этот opus magnum, существующий в разных инкарнациях с 2011 года. Да и вообще – something's in the air.

Фото с сайта operadrama.ru

Но, говоря о "маске", необходимо держать в уме, что речь идет о "маске" всё-таки русской, а не английской. Тут все держится не на пышном, но строгом ритуале, а на безбрежных эмоциях нараспашку, как в классическом русском романе – и лирическое объяснение Андрея с Наташей (ведущееся, как заповедал классик, наполовину по-русски, наполовину по-французски: Je t’aime, Nataсha!), и трагическая смерть Андрея, и последующее семейное счастие Наташи с Пьером. А еще – блестящие светские сцены: монолог-камертон "Eh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte еtс" воспроизводится безоговорочно – и на сей Анна Павловна Шерер тараторит его едва ли не рэпом. На месте и балы с государем и иностранными посланниками. И саркастическая амбивалентная балетно-оперная вставка (как мы помним, именно эта сцена в романе, увиденная глазами недоумевающей Наташи, и породила знаменитое остранение). Словом, настоящее пышное шоу. Которое must go on. А ничего другого вам и не обещали.