Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Иван Бунин, испытывавший к нашему герою и любовь, и отторжение, в своих воспоминаниях назвал его «Третий Толстой». Математически точно. Ведь Алексей Николаевич наследовал и Алексею Константиновичу, и Льву Николаевичу, хотя нисколько не подражал ни первому, ни второму. В ХХ веке в России было немало крупных, даже великих писателей. Но самым читаемым – от «Буратино» до «Сестёр» – конечно, оставался он, третий Толстой в русской словесности, граф Алексей Николаевич.
Впрочем, графство его – сомнительное. Мать (кстати, урожденная Тургенева) вскоре после рождения сына навсегда расстанется с графом Николаем Толстым и уйдет к самарскому дворянину Алексею Бострому. Алексею Толстому было 17 лет, когда суд установил, что он все-таки сиятельный граф и сын Николая Александровича Толстого, уездного предводителя дворянства и несусветного гуляки.
Ему не нравилась теперь уже легендарная атмосфера «Серебряного века», гниловатый дух декадентства. Но в художественном мире Толстой не пропал. Он умел выживать и становиться необходимым. И вскоре в Малом театре уже шла его пьеса «Насильники», а в 1912 году он написал роман «Хромой барин», с которым и вошел в литературу. Кроме знания барского быта и умения создавать панораму из классических «тургеневских» сюжетов, в этом романе он продемонстрировал главное – язык. Удивительно пластичный, подходящий и для лирической прозы, и для добротного детектива. Да, он нашел себя на стыке высокой и «массовой» литературы. И именно такого писателя русской литературе не хватало…
Писал он много. Свободно обжился в разных жанрах, всегда успевал и пировать, и много работать. Расскажем о семи примечательных вещицах Алексея Николаевича. Многое, несомненно, упустим – но что ж поделаешь?
Детство Никиты («Повесть о многих превосходных вещах») (1920)
Жаль, что эту повесть в основном мы читаем в школьные годы, а нередко и в младших классах. Но детям непросто оценить ее достоинства. Ведь там почти ничего не происходит, но всё – завораживает. Быть может, это самая отточенная повесть Толстого. Здесь интересны не только пейзажи и несравненная литературная интерпретация «времен года», но и мечты Никиты. «На возу, как в колыбели, Никита плыл под звездами, покойно глядел на далекие миры. «Все это — мое, — думал он, — когда-нибудь сяду на воздушный корабль и улечу...» И он стал представлять летучий корабль с крыльями, как у мыши, черную пустыню неба и приближающийся лазурный берег неведомой планеты, — серебристые горы, чудесные озера, очертания замков и летящие над водой фигуры и облака, какие бывают в закате». Какая картина! К тому же, возможно, Толстой никогда так тонко не писал о влюбленности, как в этой «детской» повести.
Похождения Невзорова, или Ибикус (1924)
Быть может, это первый советский плутовской роман. С ним Толстой вернулся из недолгой эмиграции. Он ведь, по большому счету, не покидал Россию, а, скорее, пережидал Гражданскую войну. Невзоров – авантюрист, волокита, мечтатель. Но вовсе не блестящий. Просто маленький человечек. Именно такие люди, выжившие и у батьки Ангела, и в белой контрразведке, и в эмиграции – бессмертны. Это, наверное, самая язвительная книга Толстого. «Он не придавал большого значения «Ибикусу» и пожимал плечами, когда я говорил ему, что это одна из лучших его повестей, что в ней чувствуешь на каждой странице силу его нутряного таланта», – сетовал Корней Чуковский. Действительно, у Толстого получилась лучшая из его язвительных вещиц. Немного пародии на бульварное чтение, немного личных впечатлений, тугой нерв интриги, путешествия с постоянными испытаниями, как в Одиссее… недруги Толстого (их всегда хватало) считали, что удачливый приспособленец Невзоров – альтер эго автора. Но уж слишком он блекловатый человек, этот Ибикус…
Гиперболоид инженера Гарина (1927)
Отменный, настоящий детектив. И – фантастика. Великое изобретение, преступный нрав инженера, тайные пружины, наполеоновские планы, почти сбывшиеся. Роман, задуманный в начале 1920-х, предсказывал Вторую мировую войну. Там есть дух великих потрясений. Существует много вариантов этого романа, поклонники любят их сравнивать. Петр Гарин – один из самых амбициозных литературных героев ХХ века. С помощью своего футуристического оружия он намерен стать богатейшим человеком в мире и властвовать так, что Муссолини покажется щенком. Никто не писал так подробно и реалистично о еще не существовавшем оружии массового уничтожения. Некоторые ученые утверждают, что толстовский принцип работы гиперболоида помог изобретателям лазера – в том числе советским нобелевским лауреатам Николаю Басову и Александру Прохорову. Все мальчишки, включая будущих академиков, читали эту книгу о противостоянии Гарина и сотрудника тов. Дзержинского Василия Шельги.
Петр Первый (1934)
Сначала был «День Петра» – рассказ, написанный в 1918-м, когда Толстой страдал от распада старого мира. Вот и Петр у него получился, прежде всего, самодуром, у которого все держится на насилии. «В темной и низкой комнате был слышен храп, густой, трудный, с присвистами, с клокотанием. Пахло табаком, винным перегаром и жарко натопленной печью» – так начинается повествование густыми мазками. Вечный вопрос – что заставило Толстого смягчить свое отношение к Петру? Неужели идеологические тенденции в СССР? Но он их скорее предвосхищал. Умело, ловко, но предвосхищал. В том числе – «реабилитацию» Ивана Грозного и Петра Великого, новое отношение к прошлому России, которое в гимне СССР 1943 года Сергей Михалков определил просто и ясно: «Сплотила навеки Великая Русь». Кстати, Толстой привечал молодого Михалкова, именно он посоветовал детскому поэту писать басни, разглядев в нем вкус к народному юмору.
Император стал для Толстого, как это ни банально, и счастьем, и мукой. Задумав роман, он глубоко и надолго уходил в петровскую эпоху. Сколько раз его бросало от любви до ненависти к этому неуемному человеку, который пытался «продрать глаза» России… Но в чем-то они были близки друг другу. Толстой не стремился к арифметической исторической точности. Его больше интересовали дух времени и высшая математика истории. Написать такую книгу до конца, воплотив все замыслы, оказалось делом неподъемным. Но Толстой и так написал не только увесистый, но и лучший русский исторический роман со счастливой судьбой. Ведь его читали и читают. Его не раз экранизировали – и с успехом. По нему во многом судят о Петре и его времени. И это не худший вариант. К тому же «Петр I» – пожалуй, самый многоплановый исторический роман. Фигура главного героя не заслоняет эпоху. Он показывает все пласты русской жизни. Конечно, многое Толстой придумывал, пользовался источниками вольно – и это единственно верная тактика для такого полотна.
Ну, а описания каждого движения истинно толстовские – полнокровные, легкие, точные, нередко натуралистичные. Его манера угадывается сразу. Толстой не любил дистиллированно благодетельных героев. Грешный человек, он любовался грешниками. Таких мастеров мало в русской литературе, во многом – проповеднической. А Толстой если и поучал, то – не с позиций святого.
Золотой ключик, или Приключения Буратино (1936)
В последнее время эту сказку, к сожалению, несколько подзабыли. Но еще 20 лет назад Буратино был главным героем нашего детства. Очень важно, чтобы были такие герои – объединяющие всех. Его сразу узнавали по колпаку, по ключику, по носу – везде. На конфетных обертках и в игрушечных магазинах.
История «Буратино» хорошо известна. Сначала Толстой взялся редактировать русский перевод сказки Карло Коллоди «Пиноккио». Это было в 1922 году. А в 1935-м в «Пионерской правде» уже публиковали «Буратино». Он далеко ушел от Коллоди. Итальянец – моралист, а Толстой прославлял авантюры… К тому же он добавил волшебную идею золотого ключика и тайной дверцы в каморке, за которое – новое измерение, театр. В этой сказке растворено ощущение тайны.
Уже давно появилась мода «расшифровывать» «Буратино» как некий фельетон на писателей-современников. Пьеро – Блок, Арлекин – Андрей Белый и так далее.
Такие ассоциации у Толстого были, они забавляли писателя, но не более. Преувеличивать их значение для «Буратино» не стоит. Главное там в другом. В жизнелюбии. В том, что шалун, даже хулиган оказывается самым находчивым, настоящим лидером, потому что любит жизнь. Это настоящий гимн внутренней эпикурейской свободе. После «Буратино» мы с недоверием относимся к слишком приторным героям… Есть там и ирония, постоянные насмешки. Для многих из нас «Золотой ключик» стал школой юмора. А жаль, что в последние годы свободолюбивый Буратино утратил свою роль главного детского героя страны.
Хождение по мукам (1941)
Он не мог не написать «Хождение по мукам». И название получилось самое точное, в нем – судьба России в ХХ веке. «Сестры» он начал писать в 1918 году в Одессе, продолжил на чужбине. Вложил в этот роман все свое презрение к Серебряному веку, ко временам, когда звучало танго – предсмертный гимн страны. Но есть там и вера в Россию – несмотря ни на что. Любопытны и рассуждения героев о Великой войне, и зарождение любви, и разделение близких людей на красных и белых, которое часто оказывается условным, временным.
О Гражданской войне написано несколько великих книг. Назовем только две – «Тихий Дон» Михаила Шолохова и «Белую гвардию» Михаила Булгакова. Но каждый из них рассказал лишь об одном аспекте великой исторической драмы. Первый – о судьбах казачества, второй – о злоключениях бывших царских офицеров в Киеве. Замах Толстого шире. Он показал и белое офицерство, и красных, и крестьянство, и городскую интеллигенцию. Толстой внимательно читал воспоминания белых, в том числе Антона Деникина. Это заметно. Некоторые сцены боев воспроизведены на удивление точно, другие – с писательской фантазией. Но главное – своей книгой он подтвердил право на существование для новой России, советской России, показал, что система управления может ломаться, трагически меняться, но страна бессмертна. А что касается его героев. Мне кажется, наше поколение получило шанс вполне понять Вадима Рощина только в последние годы. И его патриотизм, и его метания, и разочарование в отжившем государстве… Ну а сестры Катя и Даша Булавины стали образцами для нескольких поколений советских девушек. Без преувеличений.
Писал он свою трилогию долго, менялось толстовское отношение к революции и Гражданской войне. Когда выходила третья часть – первые две уже считались классикой. И не только из конъюнктурных соображений. Нередко можно слышать, что к «Хмурому утру» и талант его ослабел. По-моему, это несправедливо. Да и правота Толстого по многим направлениям становится всё яснее. Как важно верить, что всё было не зря. Запоминается финальная реплика Рощина – сказанная шепотом в Большом театре, когда он слушал доклад Глеба Кржижановского об электрификации: «Ты понимаешь — какой смысл приобретают все наши усилия, пролитая кровь, все безвестные и молчаливые муки… Мир будет нами перестраиваться для добра… Все в этом зале готовы отдать за это жизнь… Это не вымысел, — они тебе покажут шрамы и синеватые пятна от пуль… И это — на моей родине, и это — Россия». В это можно не верить, но не получится презирать, хотя многие пытаются. Закончил он последнюю часть эпопеи 22 июня 1941 года. А потом собирался писать новые части «Петра». Помешали война и нездоровье, хотя передумано и подготовлено было немало.
Рассказы Ивана Сударева (1944)
В годы Великой Отечественной Толстой был одним из самых яростных и профессиональных публицистов. По эмоциональному накалу его статьи сравнимы только с выступлениями Ильи Эренбурга. Толстовский вклад в борьбу за умы в те годы вряд ли можно переоценить – учитывая широкую известность, даже славу писателя. Но в истории остались и его рассказы о войне. Они по сравнению с другими толстовскими вещицами выглядят несколько по-простецки, но именно это и требовалось! К тому же сила в этой простоте богатырская. В основе каждого из пяти рассказов – истории, которые Толстому рассказывали очевидцы. И очень важно, что написаны они не когда-нибудь, а во время войны, от имени рассказчика – одного из миллионов, которые вынесли эту войну на своем горбу. Сам писатель не дожил до победы, умер 23 февраля 1945 года.
Герой самого известного из фронтовых рассказов Толстого – Иван Дремов – горел в танке. Его спасли, но после операций он стал неузнаваем. Родная мать не узнала сына. Но оказалось, что и любимая девушка ему верна, и нужен он многим. Дремова не сломили. «Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а придет суровая беда, в большом или в малом, и поднимается в нем великая сила — человеческая красота».
Этот небольшой сборник стал для Толстого прощальным. Рассказ «Русский характер», который часто читали по радио и с эстрады, помог многим бывшим фронтовикам найти себя после войны. В прозе этот сборник сравним с «Василием Теркиным». Хотя он другой и послабее, но все-таки сравним.
