Текст: Андрей Васянин
Организаторы дискуссии «Роман с историей» свели на одной сцене авторов книг, уносящих читателя в две разные истории. В условную из последнего романа Водолазкина «Чагин», современный герой которого не знает что делать с трагическим даром помнить все в своем прошлом – и в реальную в документальном романе Юзефовича о гражданской войне «Зимняя дорога», где друг другу противостоят две реальные фигуры той войны, белый генерал и красный командир-анархист. Но так ли уж разнятся подходы авторов «Чагина» и «Зимней дороги» к прошлому? К историческому роману как таковому?
- Те события, которые меня очень волнуют, которыми я живу много лет, всегда отливаются в форму документального романа, – говорил Леонид Юзефович. – В документальных книгах о бароне Унгерне («Самодержец пустыни». – Ред), генерале Пепеляеве я занимаюсь теми людьми и тем временем о которых пишу. Меня там нет, я только инструмент. И стараюсь соблюдать точность – в ней есть своя поэзия.
- Леня может исторические события так подать, чтоб они подтверждали поговорку, что правда чудеснее вымысла, – Евгений Водолазкин начал с комплимента. – Я же бессовестно ухожу в вымысел от правды времени, и, если честно, не слишком ей интересуюсь. Время мне важно для проявления каких-то особых качеств персонаже и тот же «Лавр» не имеет отношения к истории, а лишь к конкретной личности, которую я описываю.
Для начала участники дискуссии сходу отвергли современный исторический роман как жанр. «Это просто книжка-раскраска, тебе дают контур и цветные карандаши», «исторические романы – костюмны, слишком конкретны, чтобы точно отражать время», «их надо читать лет до 16, тогда они пробуждают интерес к истории». И дальше, через всю дискуссию, устно, в присутствии публики, почти полностью заполнившей Амфитеатр, подхватывая мысли друга и – при всей разнице во взглядах практически не расходясь в выводах – писатели исследовали пути продвижения литературы по историческому руслу.
Получалось примерно так.
Наука свидетельствует, что зрение – феномен не оптический, а физиологический и люди одно и то же видят по-разному. Поэтому история мифологична даже когда ее пишут современники, а у живущих после них это уже совершенно иная история. Но при этом стать историческим источником – это лучшая карьера, которую может сделать исторический текст. С реальностью писателю надо работать так же художественно и замечательно, как с чем-то вымышленным. Жизненный опыт историка и человека обязательно отражается в его исторических романах и потому один из лучших исторических романов 20 века (по мнению Леонида Юзефовича) – это «Чингисхан» Василия Яна, объехавшего в начале прошлого века всю среднюю Азию в качестве разведчика и чиновника, знавшего и фарси и тюркские языки.
Дискуссия до самого конца не снижала темпа и афористичности в высказываниях. «Политика – передний край истории», – это Водолазкин, размышляющий о существовании границ между настоящим и прошлым. «Настоящий поэт всегда точен в деталях. Он не придумывает детали, он их видит и воспроизводит», – говорил Юзефович, отвечающий на вопрос модератора о важности «правды факта».
Водолазкин излагал мысли мягко, не спеша, подбирал им красивые формулировки, иной раз непростые (Юзефовича он назвал «писателем, умеющим переконвертировать ритмы истории в ритмы прозы), украшая сказанное немецкими и английскими афоризмами. Юзефович был фирменно прям, бескомпромиссен, не приглашал зрителя – в отличие от Водолазкина – в свою творческую лабораторию, подтверждал сказанное цитатами из любимых книг, рекомендуя их зрителю. Например – «В поисках Константинополя» Сергея Иванова, вспоминающего, что нимфы-нереиды, считавшиеся сестрами Александра Македонского, топили суда, моряки которых утверждали, что Александр умер тысячу лет назад. И в этот миф люди верили и сообразовывали с ним жизнь.
- Да история это в принципе слоёный пирог, где не отличить правду от вымысла, не различить реальность и миф, и часто в том, что кажется мифом есть огромная правда, - подхватил мысль Евгений Водолазкин.
И подкрепил ее известным стихотворением Виктора Шнейдера о Шлимане, одном из героев романа «Чагин»: «Как говорят, фальсификатор Шлиман, так до скончанья дней и не узнавший, что все его поддельные находки, им выданные за останки Трои, и в самом деле были таковыми...»
