Текст: Михаил Визель
Перефразируя Гумилёва, назвавшего Иннокентия Анненского «последним из царскосельских лебедей» (и, конечно, сильно драматизируя), можно сказать, что доживший до XXI века Борис Владимирович Заходер был последним из «детгизовских лебедей» – блистательных советских переводчиков детской литературы. То есть переводчиков, работавших для читателей, у которых были очень призрачные шансы прочитать переводимые им книги в оригинале и никаких шансов – увидеть места, где их действие разворачивается. Чем и определялся его творческий метод.
Но не только этим. Родившийся в 1918 году Заходер был человеком своего поколения. А это значило, что если на его старших товарищей (и в большой мере – наставников) по «цеху задорному» детского художественного перевода, Чуковского и Маршака, выпало по вполне полноценному куску дореволюционной биографии, подразумевавшей, в том числе, длительные вояжи в страны переводимых литератур, то на Заходера пришелся кусок биографии совсем другой – военной. И кусок не такой уж малый – с 1939-го, с финской войны, на которую он ушел добровольцем, по 1946-й. Конечно, он, ушедший воевать в июне 1941 года тоже добровольцем после нескольких месяцев обучения в Литинституте, служил всё-таки не в окопе, а во фронтовой газете ««Огонь по врагу» – но именно во фронтовой. Медаль «За боевые заслуги» просто так не давали.
Что не уберегло его, как и многих других вчерашних светских воинов, от негласного запрета на профессию – профессию поэта. «Не надо нам еще евреев в литературе» – вслух этого в конце 40-х литературные начальники не произносили, но поступали в соответствии с этой директивой. Так что первый же его шедевр, «Буква Я», написанный еще в 1947 году – так сказать, в качестве литинститутской дипломной работы, был опубликован только в 1955 году. Хотя, конечно, дело было не только в космополитизме….
- Я ведь вам не просто буква,
- Я — местоимение.
- Вы
- В сравнении со мною —
- Недоразумение!
- Недоразумение —
- Не более не менее!
- Тут вся азбука пришла
- В страшное волнение.
Было от чего прийти в волнение!
Заходер, как и другие, перебивался анонимными-псевдонимными переводами, впрочем, отнюдь не восточными, от которых так болела голова у другого фронтовика, Арсения Тарковского; с успехом выращивал на продажу аквариумных рыбок («Я кормил рыбок, а рыбки кормили меня», – добродушно шутил он много позднее), писал эстрадные репризы и пародии для тогдашней жены, актрисы оригинального жанра – пока не нашёл свою, как сказали бы сейчас, «фишку» – переводы-пересказы классиков детской литературы.
И попал в точку.
Действительно, кому, как не ему, автору другого шедевра – «Кит и кот», который сейчас разбирали бы с точки зрения витгенштейновской «философии языка», было дано понимание: детская поэзия, вообще детская литература сплошь и рядом построена на каламбуре, на том, что улетучивается при буквальном переводе, на том, что заставляет переводчика выкидывать белый флаг – примечание «непереводимая игра слов».
- КОТ
- Плывет по океану,
- КИТ
- Из блюдца ест сметану.
Всё переводимо! Только надо найти подход, выработать приём.
И Борис Заходер его нашел и выработал. «Да, существует только один способ перевода, позволяющий переводить непереводимое, — это писать заново, – объяснял (оправдывался?) он сам в статье «История моих публикаций». – Переводчик становится практически соавтором … если созданное на иноязычной основе сочинение в новой языковой стихии становится живым фактом живой литературы».
Переводы-пересказы Заходера – стали. При этом, как всякий удачный прием, как здоровье живого человеческого тела (тела языка, можно сказать), этот приём незаметен. Но отсутствие его оказывается невыносимо.
В случае «Вини-Пуха» это правило проявилось с наглядностью анекдотической. Когда в 1999 году, еще при жизни Заходера, ЭКСМО затеяло переиздать книгу про медвежонка и всех-всех-всех, не платя Заходеру, оказалось, что у объявившихся новых переводчиков намертво связаны руки: в «альтернативном переводе» действовали какие-то Тигер, Хоботун и… Хрюка! Потому что привычные нам всем Тигра, Слонопотам и Пятачок – придуманы Заходером. Ведь если Owl – это просто Сова (хотя, как убедительно показала Мария Елифёрова в своей статье «Багира сказал», здесь скорее Филин), то Piglet – это поросёнок, подсвинок, но уж никак не Пятачок. Это имя и выросший за ним характер (как за той же Cовой выросла старая дева – «синий чулок», хотя в оригинале это полуграмотный зазнайка-подросток мужеска пола) – гениальная находка русского соавтора.
«Сорок лет Винни-Пух, Кристофер Робин, Пятачок и Все-все-все, открытые Борисом Владимировичем Заходером, были нашими кумирами, – неистовствовал известный тогда интеллектуал Лев Бруни в статье с красноречивым названием «Украли медведя». – Юные личики покрылись морщинками, волосы выпали, бороды поседели, а мы все еще нет-нет, да и наведываемся к друзьям с криком «кто ходит в гости по утрам – тот поступает мудро» и, усевшись за стол, лукаво спрашиваем: «Не пора ли нам подкрепиться?» Короче, «куда идем мы с Пятачком»… То есть теперь, по милости гг. Вебера, Рейн и «ЭКСМО-пресс», надо просопеть «куда идем мы с Хрюкой». Фу, какая гадость».
Заметим, что лично Льву Бруни гг. переводчики ничего не запрещали. Всякий новый перевод не отменяет старый и «имеет право быть». Но здесь этот новый перевод был вызван не концептуальными (как у Вадима Руднева, представившего своего Пуха-философа), а сугубо рваческими соображениями. И «ножницы» оказались слишком вопиющи – обманутые покупатели массово возвращали в магазины по неосторожности купленные книги – сами читайте своим детям эту хрюку!
Остаться в русской литературе даже одним словом – это очень много. Но всё-таки Борис Заходер несводим к «Винни-Пуху» – классическая иллюстрация из которого воспроизведена на его надгробье. И даже к «Винни-Пуху» с «Алисой» и «Питером Пэном». Осталось малоизвестным, что Заходер всю жизнь переводил Гёте, которого называл «моим тайным советником» (имея в виду, разумеется, не только высокий чин), и писал оригинальные, ничуть не детские стихи. Парой из них мы и закончим:
Диалог
- "Чужая ли ты, моя ли —
- А мне-то какое дело?
- На кого бы ты там ни глядела,
- Лишь бы глаза сияли!"
- Не на меня ты глядела,
- Но глаза сияли, сияли —
- И радости — нет предела.
- Не говоря о печали…
Памятник
Exegi monumentum...
Horac
- Сказать ли правду?
- Памятников — нет.
- Ни рукотворных, ни нерукотворных.
- Настанет срок — увы, сотрется след
- Всех наших дел — и славных, и позорных.
- Сотрется след побед и прочих бед,
- След вдохновений и трудов упорных,
- Черты царей на серебре монет
- И надписи в общественных уборных,
- След океанов и массивов горных,
- Самой Земли, её сестёр — планет…
- Ведь всякий срок — увы, всего лишь срок.
- И он пройдет.
- Сотрется след вселенной,
- Где мы с тобой сумели — между строк —
- Прочесть усмешку вечности.
- Мгновенной.
- Сотрется след…
- Но не горюй, поэт!
- Ты тоже усмехнулся — ей в ответ.
1965-1989
