Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
С юности он разбирался в технике, которая стала почти религией того времени. Успел поработать шофером, потом учился в Ленинградском электротехническом, оттуда перевелся в Ленинградский индустриальный. Учился в аспирантуре, работал инженером электросилового цеха на Кировском заводе, стал там комсомольским секретарем и часто выступал со статьями в многотиражке. Все, что он видел в аспирантуре и на заводе, надолго стало основой гранинской прозы.
Войну он закончил в звании капитана, с ранениями и орденами. Был политруком. Много лет спустя писатель вспоминал: «В этой войне для меня было два самых важных события. Первое – ленинградская блокада, второе – Сталинград. Блокада была как бы Сталинградом духа, а Сталинград был образцом блокадной стойкости. Я был из 900 дней примерно 600 на Ленинградском фронте, потом уехал в танковое училище. Ленинградский фронт с блокадой был связан не почтой, а трамваем».
Рассказы он писал и публиковал еще в студенческие годы. Первые повествовали об истории Парижской Коммуны. Он называл себя универсальным дилетантом – человеком, который занимается тем, что приносит ему удовольствие. Это и есть настоящее, долгое счастье. Тогда о писательстве мечтали многие, но Гранин сразу оказался востребованным. Уже в 1954 году, незадолго до выхода в свет его первого романа «Искатели», сам Александр Фадеев предложил включить молодого Гранина в правление Союза советских писателей. Он мог стать преуспевающим литературным начальником, вершителем судеб.
Гранин даже был «выездным», в том числе в капиталистические страны. В одном из интервью он рассказывал: «Я помню, как впервые оказался с товарищами за границей году в 1956-м. Мы шли по Парижу, в широких штанах, в пиджаках с огромными плечами, в кепках. Шли с чувством превосходства». Вполне объяснимое чувство: мало кому удается уцелеть в великой войне, а потом еще воплотить юношескую мечту о творчестве.
Славу ему принесли книги о молодых инженерах, изобретателях, которые были одновременно и физиками, и лириками. Это были живые, а не мраморные герои. Они ошибались, предавали свои идеалы и своих учителей, раскаивались, все бросали, делали карьеру и совершали открытия, влюблялись и расставались. Но главное – шли «на грозу», шли к своей цели.
Ну, а роман «Искатели» (он вышел в 1954 году) превратил его в писателя, которого читают – их во все времена было немного, особенно среди «начинающих». Именно такого героя к тому времени не хватало – преданного науке, молодого, демократичного. Не уверен, что стоит намертво связывать выход этой книги со смертью Сталина – молодая литература в любом случае пробивала лед.
Но Гранин в своем первом романе пропел настоящий гимн свободному научному творчеству, смелому эксперименту. Хотя – многие конфликты традиционны для производственного романа, процветавшего в первые послевоенные годы. Зазнавшиеся светила науки и их приспешники, молодые карьеристы. Всё это было и до Гранина. Но он привнес в этот стиль что-то свое. Быть может, нотку интеллектуализма. Гранин и сам был неординарным человеком, и мысли его, даже близкие к канонам, звучали оригинально. Общаться с умным и дельным человеком всегда интересно. Таким общением для многих стало чтение Гранина.
Молодой ученый Лобанов, который старается не замечать рутинных правил, сложившихся в науке и производстве, готов горы сдвигать. Он исступленно работает над созданием аппарата, помогающего искать места разрывов телефонной связи. Ему мешают, писатель не забывает усложнять жизнь героя личными драмами, которые, впрочем, для Лобанова – дело второстепенное. Ему ставят палки в колеса и ученые, и управленцы.
Но этот богатырь непробиваем. Даже когда он проигрывает и отчаивается, нет сомнений, что этот человек победит. У него и фамилия говорящая – Лобанов действует напрямую. Это в науке он хитроумен, а в жизни действует без маневров, в лоб. Слишком маневренные дельцы, которые умело подстраиваются к изменениям конъюнктуры, к тому времени чертовски надоели. Да и когда их уважали?
Неожиданным скандалом обернулась публикация в августе 1956-го гранинского рассказа с красноречивым названием «Собственное мнение». Молодой ученый сделал изобретение, которое обещает стране колоссальную экономию горючего. Но при этом теряет смысл признанная классической работа маститого академика, и потому «бюрократы от науки» не дают ход изобретению. Гранин цепко уловил скрытую механику карьеризма, страхи и комплексы столоначальников. «Молчание – самая удобная форма лжи. Оно умеет ладить с совестью, оно оставляет лукавое право хранить собственное мнение и, возможно, когда-то сказать его. Только не сейчас», – рассуждал писатель. Оказалось, что критиковать начальство даже после ХХ съезда партии не рекомендуется. Вскоре в ЦК поступила записка «О серьезных идеологических недостатках в современной советской литературе», в которой автора рассказа журили и «прорабатывали». Впрочем, преувеличивать масштабы этой кампании не стоит. Литературная судьба Гранина чаще вызывала зависть коллег, чем сочувствие, а его писательская стратегия оставалась неизменной: не лезть на рожон, но от собственного мнения не отказываться.
Было у Гранина мудрое правило: «Самую важную информацию мы получаем из того, что нам недоговаривают». В то время выходило немало добротных производственных романов. Во многих из них героями были молодые ученые. Жанр поставили на поток – и его разъедали штампы. Но Гранину удавалось писать конфликтно, с неожиданными поворотами, с подтекстом. Например, при всем оптимизме финала романа «Иду на грозу» (1962) подлец и убийца Агатов там так и остался безнаказанным. Редчайший случай для советской литературы! Там Гранин прошелся и по ученым лысенковского образца – язвительно, без снисхождения. Вспомнил годы спустя и о последствиях сталинского времени – «культа нет, но служители остались». Это самый громкий и, скорее всего, лучший роман Гранина. И самый переиздаваемый.
Код нового времени писатель сформулировал в небесспорной реплике одного из героев того же романа: «Гении устарели. Гении в науке – все равно что парусники во флоте. Романтика прошлого! Сейчас навалятся скопом и решают любую проблему. Коллективное творчество, вот тебе и есть гений! Мой шеф – почти гений, а что он без нас – единица. Пусть я ноль. Я согласен. По сравнению с ним я ноль. Но я тот ноль, который делает единицу десяткой». Этот задиристый девиз соответствовал духу середины ХХ века. Вера в науку, вера в коллективизм. Казалось, еще один рывок – и человек подчинит своему разуму все, вплоть до земного притяжения.
Наука в СССР была не просто важной и престижной профессией. В нее верили. И, думаю, правильно делали. Кроме того, в науке и вокруг нее трудились сначала тысячи, потом сотни тысяч, а потом и миллионы людей. Целый мир! И у них был свой писатель – Гранин. Который, правда, в последние десятилетия жизни утратил интерес к этой сфере жизни. Дескать, наука больше не дает ни великих открытий, ни новых человеческих типов. Возможно, он не ошибался, но свои лучшие вещи посвятил именно научным сотрудникам, их подвигам и «мелким злодействам».
Он умел превращаться в максималиста – и это тоже было в духе того времени. Гранин говорил о своих героях: «Наука требовала максимальных усилий, жесточайшего самоограничения. Либо — либо. Обычная крайность. Либо — святой, герой, либо — обыватель, мироед, личность по всем статьям недостойная. У нас середины не бывает. Если не можешь служить примером, идеалом, тогда уж все равно — быть ли обманщиком или честным ученым, интересоваться искусством или быть невеждой, хамом…» Думаю, сегодня так думать может только очень наивный или очень несчастный человек. А Гранин не был ни тем, ни другим. А что до мальчишей-плохишей, действительно, бюрократы или невежды от науки получались у него одноцветными негодяями. Правда, один из главных героев «Иду на грозу» Тулин – личность более сложная. Приспособленец, но и талант. Человек во многом безнравственный, даже жестокий, но и настоящий ученый, и, быть может, так и остался самым интересным из его героев. «В этом мире хорошо только подлецам: им не в чем разочаровываться, они живут без иллюзий, они считают всех подлецами и редко ошибаются», – это одно из гранинских рассуждений, выдающих в нем истинного политика.
Одна из последних его повестей о науке – «Однофамилец». Интриги там расцветают и, как прежде, разбиваются о скалистый характер любимых героев Гранина. Но в этом повествовании сквозит разочарование не только от научного бомонда. Он, кажется, больше не верил во всесилие науки, которая способна перевернуть и преобразовать мир. И герой повести – способный математик, когда-то ушедший из науки на производство, так и остался в своем суетном мире планов и строек. Вернуться к теоретическим разработкам он уже не может, да и не хочет. По существу – отказывается от творчества.
Успех гранинских книг подкрепили удачные и популярные экранизации. Писатель не только вживался в своих героев, но и, как инженер по специальности, старался изучать сферы их деятельности, вникать в научные споры. Среди его киноработ – сценарий к фильму «Выбор цели». Это жизнеописание Игоря Курчатова, а по существу – рассказ о советском атомном проекте. Правда, с одной важной фигурой умолчания: там нет Лаврентия Берии.
Потом Гранин еще много написал и опубликовал – и о блокаде, и о родном Ленинграде, и о политике, и о своей судьбе, и о Петре Великом. Получил Государственные премии. Его опровергали и ниспровергали. В городе Петра и Ленина он слыл самым могущественным писателем – и Гранина откровенно демонизировали. Даже его фронтовую биографию, приукрашенную писателем, вывели на свет божий во всей ее неприглядности. Скандалов местного масштаба хватало. И жил Даниил Александрович целый век – больше 98 лет. Он говорил: «Умереть не трудно, умирать очень тяжело». А остались от него, прежде всего, повести и романы об ученых. Их немало, и никто их не отменит.
