Текст: ГодЛитературы.РФ
С утра чувствуете себя уставшим? Нет никакого желания идти на работу? И даже недавний отпуск не помог? Выходит, у вас выгорание — именно о нем пишет в своей книге Джонатан Малесик, который сумел построить успешную научную карьеру, но в какой-то момент тоже выгорел и вынужден был уволиться.
Автор рассматривает выгорание в первую очередь как культурную проблему, связанную с разрывом между нашими представлениями об идеальной работе и реальностью. А попутно рассказывает о поиске баланса между работой и, так сказать, душой, учит распознавать признаки эмоционального истощения и делится советами, которые помогут сохранить вдохновение и с удовольствием ходить на работу.
Предлагаем вам прочитать фрагмент этой душеспасительной книги.
Я всё! Почему мы выгораем на работе и как это изменить / Джонатан Малесик ; Пер. с англ. Дианы Максимовой — М. : Альпина Паблишер, 2024. — 320 с.
6. У нас будет все, чего мы захотим. Новый взгляд на хорошую жизнь
До того как стать профессором, я работал на парковке. К тому моменту я только окончил аспирантуру и пока не нашел работу в академической среде. Я был знаком с парнями, которые работали через дорогу от университета: они и представили меня своему начальнику. В скором времени я уже принимал платежи, сидя в крошечной хлипкой будке позади пиццерии. Каждый день я сидел за рулем Volvo и BMW, принадлежавших профессорам, на которых я мечтал походить, и осознавал, что занимаюсь далеко не тем, чем хотел бы.
Но работа мне нравилась. Было легко, даже весело. Босс заботился о нас и хорошо к нам относился: он знал, что к этой работе не сводится вся наша жизнь. Моими коллегами были смышленые бакалавры и магистры — некоторые были разрисованы татуировками, ездили на «фиксах»* и слушали отборный хардкор-панк. Кто-то из них и сам играл в группах. Я был старше, не имел татуировок, ездил на ярко-голубой Honda Civic и зачитывался Кьеркегором. Они прозвали меня Папой — из-за диссертации по теологии я был для них кем-то вроде представителя духовенства. За год работы на парковке The Corner я влюбился в девушку, которая, как и я, только начинала свою карьеру. Она приносила мне кофе и булочки во время ночных смен. Позже она стала моей женой.
Контраст между тем, как я был счастлив на непрестижной работе и как несчастен на должности штатного преподавателя, показывает нам путь выхода из культуры выгорания. Я был уверен, что работа в университете позволит мне реализоваться не только как работнику, но и как человеку. Думал, что она сформирует мою личность, будет моим призванием. Немногие профессии и впрямь способны на такое, но я был убежден, что работа в академической среде как раз одна из них. Само собой, мои ожидания не оправдались, и я проработал долгие годы, прежде чем уволился, поскольку был не в силах больше выносить разочарование и собственную бесполезность.
А вот по поводу работы на парковке я не питал никаких иллюзий. Для меня это был легкий способ подзаработать денег, чтобы платить за квартиру. Я не собирался «вовлекаться» в работу. Мало шансов войти в состояние потока, когда ты принимаешь платежи на парковке. В работе в будке за пиццерией не было никакого прогресса. В этом деле никто не совершенствовался со временем. Единственная доступная обратная связь поступала от раздраженных водителей, которые не хотели платить за парковку. Работая там, я никогда не доходил до того, чтобы забыть поесть. Наоборот — бóльшую часть времени я проводил в будке, обсуждая с коллегами, что нам заказать на обед. (Как правило, заказывали пиццу.) Работа не способствовала глубокому погружению, которое якобы делает труд продуктивным, а сотрудника — полноценным. Она была идеальной.
Как ни парадоксально, я убежден, что именно недостаток вовлеченности в работу на парковке позволял мне чувствовать себя счастливым. В этой деятельности не было нравственного или духовного смысла. Она не обещала мне почет, личностный рост или жизненную цель. Не прочила золотые горы. Из-за невозможности реализовать себя на работе я искал другие способы сделать это. И находил: в творчестве, в дружбе, в любви.
Работа на парковке не просто не мешала моему личностному развитию. Мои идеалы не были высоки, при этом у меня были довольно хорошие условия труда. Платили неплохо. Я подружился с коллегами. Босс доверял нам, мы доверяли друг другу. Мы все следовали негласному правилу: проходя мимо парковки, заглядывали в будку, чтобы проверить, не хочет ли коллега на смене выпить кофе, сделать перерыв или просто поболтать. Порой случались конфликты из-за срока действия парковочных талонов или стоимости парковки на ночь, но чаще мы дружески перекидывались словами с постоянными клиентами в течение тех 30 секунд, пока их окошки были приоткрыты, и так продолжалось месяцами. В документальном фильме о парковке The Parking Lot Movie больше внимания уделяется конфликтам и возможным факторам выгорания, но мой опыт был куда приятнее, чем то, что показывает на экране Меган Экман.
Я лишь один из множества работников, поэтому не хочу делать выводы о самой работе из собственного опыта, который может отличаться от опыта других. Однако мои впечатления от работы в качестве профессора и парковщика вписываются в парадигму, к которой я пришел при помощи исследований: идеалы, которые мы привносим в работу, оказывают большое влияние на наше выгорание.
Многие рискуют выгореть именно потому, что ухудшившиеся с 1970-х гг. условия работы сталкиваются с чрезмерно высокими ожиданиями. Эта пропасть слишком широка, чтобы ее преодолеть. Таким образом, если мы хотим остановить эпидемию выгорания, пропасть нужно сузить, улучшив условия труда и в то же время скорректировав идеалы. В главах 7 и 8 я познакомлю вас с людьми, которые работают в более благоприятных для человека условиях. Поскольку культура выгорания основана как на идеалах, так и на конкретных фактах, нам придется сформировать новые этические и духовные ожидания от работы, а также обеспечить более высокие зарплаты, удобные графики и социальные гарантии. В сущности, нам нужно создать новый набор идеалов, которыми мы будем руководствоваться при внедрении новых условий.
Протестантская этика, которая перешла в постиндустриальную эпоху, помогла обеспечить огромное богатство стран, жители которых теперь больше всего страдают от выгорания. Помимо этого, она также возвела в культ разрушительный идеал работника-мученика. Чтобы победить выгорание, мы должны избавиться от этого идеала и создать новый общий взгляд на роль работы в благополучной жизни. Он заменит старые ложные обещания, которыми нас наполняла рабочая этика. Достоинство станет универсальным и не будет зависеть от оплачиваемого труда. Важнее продуктивности станет сострадание к себе и окружающим. Новый взгляд закрепит представление о том, что наше высшее предназначение состоит в отдыхе, а не в работе. Мы воплотим его в обществе и будем поддерживать, соблюдая правила, которые будут держать работу в обозначенных рамках. Взгляд, в основу которого лягут как новые, так и старые идеалы, станет фундаментом для новой культуры, где нет места выгоранию.
Нам нужно поторопиться: в ближайшие десятилетия автоматизация и искусственный интеллект сильно повлияют на человеческий труд. Как только люди будут принимать участие лишь в некоторых сферах деятельности, они перестанут выгорать, но сама система смыслов, которая зиждется на работе, утратит значение.
***
Чтобы создать новую модель благополучной жизни, придется создать более прочную основу, чем благородная ложь, заставляющая нас работать, чтобы доказать собственную ценность. Первым делом придется оспорить саму идею о том, что работа — источник достоинства.
Достоинство — непростое понятие. Все согласны с необходимостью защищать достоинство труда, но, как и в случае с выгоранием, нет общего мнения о том, что оно означает. С точки зрения социологии это право голоса, право быть услышанным в обществе. Порой достоинство означает и нечто большое — не только способность высказать свое мнение, но и держаться уверенно, чтобы заслужить уважение окружающих. В США политики как левого, так и правого крыла ссылаются на достоинство труда, чтобы оправдать политику в области трудовых отношений и социального обеспечения. У них есть свои на то причины: идея находит отклик у граждан, считающих себя трудолюбивыми. Однако, если отбросить приятное чувство, которое испытывают американцы, когда слышат слова «достоинство труда», политики зачастую предлагают противоречивые меры. Отсылка к достоинству труда нередко используется, чтобы оправдать нечеловеческие условия работы, которые приводят к выгоранию.
Консервативные политики и писатели США говорят о достоинстве труда, когда выступают за более гибкое трудовое законодательство и сокращение социальной помощи для тех, кто не работает. По их мнению, если в работе содержится достоинство, необходимо устранить все искусственные препятствия на пути к занятости, включая законы о минимальной заработной плате. В 2019 г. администрация Трампа ужесточила правила и обязала работать взрослых граждан, получавших продовольственную помощь. Министр сельского хозяйства Сонни Пердью, чье ведомство курировало эту программу, заявил, что более строгие требования «вернут достоинство труда значительной части населения».
С похожими заявлениями выступали и более либеральные политики. Подписывая в 1996 г. закон «О персональной ответственности и возможностях трудоустройства», Билл Клинтон заявил, что безусловная поддержка государства «изгоняет» ее получателей «из мира труда». Работа, по мнению Клинтона, «привносит в жизнь структурированность, смысл и достоинство». Разумеется, люди гордятся тем, что работают и обеспечивают семью, однако реформы Клинтона и Пердью также подразумевали снижение зарплат и ограничение права работников требовать лучших условий труда. Как будто достоинство само по себе является лучшей наградой.
Такой рыночный подход к достоинству труда изолирует работников, превращая их в отдельных индивидов, а потом заставляет упорным трудом добиваться усиления чувства собственного достоинства, которое не дается даром. Он поощряет высмеивание тех, кто не может найти работу, не работает из-за преклонного возраста, болезни или инвалидности. Этот подход лишь усиливает давление на тех, кто в поисках общественного одобрения не могут положиться на принадлежность к белой расе, мужскому гендеру или статус гражданина страны. Как показывает история Букера Вашингтона, изложенная в главе 5, люди начинают нервничать, если их достоинство оспаривается. Они цепляются за работу не только потому, что она обеспечивает их финансовую состоятельность, но еще и потому, что на кону их социальное положение. В обществе, где ценность человека доказывается работой, они стремятся трудиться усерднее, жертвуя собой физически и психологически и рискуя выгореть. Это выгодно руководству и владельцам капитала — по крайней мере, до момента, пока работник не выгорит настолько, что его производительность упадет. Даже в этом случае затраты не слишком велики: выгоревшего сотрудника можно заменить тем, у кого еще есть силы что-то доказывать.
Американские политики-лейбористы, большую часть из которых составляют демократы, воспринимают достоинство труда иначе. Это не люди обретают его благодаря работе, это работа обретает его, когда удовлетворяет потребности работников. Таким образом, достоинство труда — это не постоянная величина, а политическая цель, за которую стоит бороться. Согласно этой точке зрения, труд становится достойным, когда люди работают в достойных условиях за достойную зарплату. К примеру, сенатор от штата Огайо Шеррод Браун построил на идее о достоинстве труда целый перечень политических инициатив, включая повышение минимальной зарплаты, финансирование образования и оплачиваемые больничные. «Достоинство труда подразумевает, что усердная работа окупается для каждого, и неважно, кто вы и кем работаете, — говорится на сайте, посвященном туру Брауна «Достоинство труда». — Когда оно есть, каждый может позволить себе медицинскую страховку и жилье… Достойный труд создает в стране крепкий средний класс».
Чтобы устранить разрыв между идеалами и реальностью, который провоцирует выгорание, первым делом нужно сделать востребованной работу, а не работника. Это уменьшает давление на сотрудников, которые вынуждены постоянно доказывать собственную ценность и держаться за свои идеалы, даже если условия труда в постиндустриальную эпоху им не соответствуют. Работодатели при поддержке государства способны сделать работу более достойной — именно на них лежит ответственность по сокращению разрыва со стороны условий труда. За сокращение разрыва с другой стороны — стороны идеалов — отвечает культура в целом.
- * «Фикс» — велосипед с фиксированной передачей, у которого отсутствует свободный ход и постоянно крутятся педали, если крутится заднее колесо.
