Текст: Борис Кутенков
12 марта исполнилось бы 76 лет поэту и философу Андрею Таврову (1948 – 2023), чьё присутствие в литературе незаменимо. Журнал «Флаги» представляет мемориальную публикацию – стихотворные отклики нескольких молодых поэтов и поэтесс о Таврове. Участвуют Евгения Цориева, Евгения Либерман, Дмитрий Сабиров, Артём Соложенков, Евгений Гаврилин.
Из редакционного предисловия: «Поэтические тексты, составляющие подборку, были написаны практически сразу после новости о смерти Андрея Таврова, и поэтому они представляют особое временное измерение поэтического диалога. Это реплики, возникшие “вслед”: не только за особым художественным видением, но и за ощущением утраты, пустоты, внезапно возникшей на месте узла, связывающего несколько поколений. Прямо сейчас в издательстве SOYAPRESS можно оформить предзаказ книги “Гимназистка”, последнего романа Андрея Таврова…».
Дмитрий Сабиров:
- Нет, ещё не пора скатывать шарики
- из теста, из снега, потому что пора
- для этого не наступает. Обычно хор
- вторит на этом месте, поднимая фонарики,
- но сейчас и без них столько света,
- что хватит и на плач, и на слепоту
- и на то, чтобы просто не верить в это
- и выискивать комариную в воздухе норку.
- Как яблоко назовёшь, так и будешь жить,
- так и поплывёшь на ялике его хруста.
- Из надреза ногтём на дуновении выпала буква т
- и осталась с неразличимой границей ВЕРА.
- У караульных налегке сегодня душа,
- от чего, что ни спрошу вслух, улыбаются:
- «Человек держал крепко. Это сам шар
- улетел белой тарелкой с румяной каймой»
В новой «Волге» – переписка Андрея Таврова и Николая Болдырева. «Разумеется, миги святости случаются со многими людьми и даже не обязательно с поэтами. Но именно миги. Длить их, разрабатывать словно это рудники ‒ вот задача художника, заслуживающего дара трансценденции. Потому-то для меня всякий художник непременно должен однажды подойти к “теневой черте” и обнаружить рубеж, когда в нем умирает ветхий человек и рождается человек новый. Этот новый человек ‒ человек с чувством перехода, с живым его ощущением. Когда это с тобой происходит, начинаешь ориентироваться в море поэзии, отделяя зерна от плевел, и никакой океан красот эстетического уровня тебя уже не обманет, а красавицу ты разглядишь и под самым заурядным, блеклым одеянием» (Николай Болдырев). «Я сейчас читаю Ваше эссе к восьмой Элегии и чувствую, что дышу живым воздухом. Удивительно, что мало кто способен понять, что Вы сделали для <русского Рильке>, выведя его из области <поэзии> в область жизни. Вероятно потому, что тот уровень жизни, о котором идет речь у Рильке, просто недоступен, к сожалению, большинству авторов переводов да и их читателям (знакомым поэтам, в данном случае, с которыми я иногда поднимаю эту тему). Думаю, что Рильке жил и обитал большей частью в мире причин, о котором говорится в самом начале Дао Де Цзина, а общее восприятие загипнотизировано миром следствий. Смести этот акцент – и от Рильке ничего не останется ни в подлиннике, ни в переводе» (Андрей Тавров).
Ещё об одной недавней утрате. В мартовском книжном обзоре на «Горьком» – в том числе и о книге Льва Рубинштейна «Бегущая строка»: «Психологи советуют не читать лишний раз новости: говорят, действительно важные события вы и так узнаете. И это правда. Но если что-то можно прочитать, то человек, ценящий текст, обязательно это прочитает и осмыслит. Вот и Лев Рубинштейн не просто прочитал, а аккуратно переписал тысячи заголовков новостей, написанных по самым разным, значительным и совсем незначительным, поводам, справедливо заметив: никто не остров и никакое событие не бессмысленно…». Книга вышла в «Новом литературном обозрении» в начале этого года, спустя короткое время после трагической гибели Льва Рубинштейна.
Там же, на «Горьком», – о новом комментированном собрании сочинений Пушкина: «Подобные издания – отличный повод взглянуть на хорошо знакомые классические тексты по-новому: вряд ли многие, читая в детстве “Повести Белкина”, крепко задумываются о, мягко говоря, невысокой правдоподобности главной коллизии “Метели” (венчание в плохо освещенной церквушке со случайным незнакомцем), а также о ее же счастливой развязке…». О книге «Исчезающий Север. Непридуманные сюжеты из жизни русской глубинки» Александра Моисеева: «Получился классический продукт в жанре “русский Север-воршип”: деревянные церкви, залитые невечерним светом, потусторонние дали, шепотки камней и тонких трав, купола небес и бездны озер.
Почему-то обидно, что эту эстетику так легко тиражировать, но в лучшие моменты у Моисеева получается не простое копирование, а аутентичное воспроизведение духа пространства…». Об антологии «Именем любви. Английские поэты-кавалеры XVII века» (СПб.: Азбука, 2024. Перевод с английского, составление и комментарии Марины Бородицкой): «Это по-прежнему условная поэзия, ориентированная на античные образцы и “эпикурейств”», на петраркистское служение возлюбленной, но это поздний петраркизм, ему давно уже тесно в рамках своего условного сюжета, поэтому поэты-кавалеры все чаще обращают внимание на другие темы, связанные с многообразием окружающего мира. Если и можно видеть в них некую школу, то главная ее черта – поиск радости жизни в самых простых вещах…».
Там же – интервью с поэтом и издателем Иваном Ахметьевым. О постсоветской инерции: «Статья Станислава Рассадина “Голос из арьергарда” была как раз манифестацией постсоветской инерции, потому что пафос ее заключался в том, что у нас есть Слуцкий и Чухонцев и нам этого достаточно, а вы, ребята, идите в свою конуру обратно.
Приличный советский автор – вот это и должен был быть мейнстрим». О Пригове: «…его скоморошество облегчало восприятие. Когда хороший текст читается голосом кикиморы, это чуть-чуть легче переварить. Сложнее, когда человек предъявляет гениальные тексты, и ты вынужден либо с этим согласиться, либо обосновать свое отвержение». О Всеволоде Некрасове и о том, почему он не дошёл до «широкого» читателя в 90-е: «С массовым читателем должны работать средства массовой информации. Помимо них нет никакого способа, чтобы до него что-то дошло. При жизни Некрасова по телевизору не показывали, один раз только, и то под музыку. То есть тут разные факторы. Во-первых, эти авторы как бы опередили свое время. Во-вторых, не было филологического языка и правильного описания, то есть некому было на все это правильно отреагировать…» и о многом другом.
В Prosodia Павел Рыбкин пишет о стихотворении Юрия Олеши: «Олеша был обескуражен, но когда Толстой [Алексей] сказал, что и у себя тоже замечает ляпсусы, что и он ученик, а никакой не мэтр, а потом, извинившись, предложил читать дальше, автор воспрял и уверенно продолжил чтение. Однако лирические стихи Олеша после этого писать перестал…».
В «Лиterraтуре» – стихи Елены Кукиной с предисловием Родиона Мариничева («Стихи Кукиной – своего рода “калейдоскоп”: одной “кольцо” ложится на другое, сквозь капли дождя проступает картина глубиной едва ли не в целую жизнь. Лаконичность и ёмкость - пожалуй, их фундамент, “бетонирующая основа”. А материал – “расстояния, буквы, звуки”»):
- Осенью смерть ходит красивой,
- Наряжается в золотое,
- Рассыпает астры и звёзды
- Над её могилой,
- Шлёт паутинки туда, где мама.
- А зимой будет смерть тихой-тихой,
- Как Рождество, сладкой.
Вышел новый номер казахстанского «Дактиля» со стихами Влады Баронец , в которых, кажется, нашлось место и эстетически трансформированным копошащимся нам:
- михаил немцев снимает фильм про войну
- настоящие люди копают трубу
- на лавандовой грядке
- копошатся маленькие кутенки́
- всё записывается в тетрадке
- молоко в молоке
- военный звук на губе
- литературные вечера
- в алфавитном порядке
В «НГ Ex Libris» Сергей Надеев, главный редактор журнала «Дружба народов», вспоминает в беседе с Еленой Константиновой о встречах с Эммой Герштейн: «Наши отношения были рабочими и не предполагали выпячивания моего стихотворства. Я был в нашей паре не поэт – машинистка.
А чуть позже – более или менее квалифицированный собеседник. Эмма Григорьевна спешила записать недосказанное, недодуманное, важное для нее – времени-то оставалось немного… И даже семейные и биографические истории шли глухо, вторым планом – во время передышки в работе: “Потом, потом…” В последние наши встречи она диктовала уже из постели, слабым голосом, отчаянно не понимая, было ли это на самом деле или ей приснилось в полузабытье... “Заметы сердца”, опубликованные в журнале “Знамя”. Это была ее последняя прижизненная публикация». О «встречах с великими»: «Общение с великими – это всегда запоздалые сокрушения: не спросил, не уточнил, не выведал, не разглядел, не записал… Пример тому – поэт и талантливый литературовед-текстолог, по слову Юрия Тынянова, Сергей Рудаков, близкий знакомый Осипа Мандельштама в воронежской ссылке. В письмах своей жене Рудаков сообщал, что “Мандельштам теперь пишет вяло”, а вот он, Рудаков, поэт куда сильнее и “объяснил Мандельштаму, как надо писать стихи”. Сергею Борисовичу было тогда 25 лет…».
Продолжим копошиться – и перейдём к номеру, вышедшему чуть ранее, пропущенному нами в предыдущих обзорах. В журнале «Нате» (редактор отдела поэзии – Илья Склярский) – много стихотворных подборок молодых авторов. Матвей Цапко («вьём паутинки городов / между комьями свежевспаханной / трактором ли / плугом ли / Рукой ли // ловим в них / себя же // обнимаем телефоны / после каждого сообщения»); Павел Остапенко («расскажи, зачем в окнах свет /заплывшим глазом да в мозг обращённым/ висит в паутине осве(я)щенный (фона)(слова)рем поэт / родившийся и сразу же запрещённый»); Евгения Карасёва («где душа палый плод / раскуроченный / с пуповиной земли разлучённый // но моя пуповина с землёй связана / но моя пуповина к земле приурочена»); Матвей Будяков («вот так знать / вот это видеть / и ничего кругом / другого // всё виденное / вновь увидеть / обо всём увиденном / скромно промолчать»); Ерог Зайцве («в жизни / я обнаружил / мягкость / но и смерть / но и смерть»); Даша Сотникова («я не знаю, где мы окажемся через петь лет (мне страшно быть фальшивой и поэтому я молчу). / я не знаю, где мы окажемся через четыре лет (ты моя самая большая любовь и поэтому я молчу). / я не знаю, где мы окажемся через три лет (твои лёгкие похожи на крупные папоротники после дождя / я трогала их / а теперь я просто молчу»). Там же – Илья Склярский об истории создания поэтического проекта «Литреформа», Мария Ежова о Чемпионате поэзии имени Маяковского, Елена Нещерет о поэзии Лены Элтанг и многое другое.
Также из пропущенных ранее публикаций – в «Звезде» переписка Ромена Роллана и Стефана Цвейга (перевод с немецкого и французского, вступительная заметка и примечания Герберта Ноткина). Стефан Цвейг – Ромену Роллану (Цюрих, 4 января 1918 года): «<…> Я живу мгновением, в совершенной неопределенности. Уже который день без единой строчки <…>. <…> Меня сжигает жажда работы, концентрации – они невозможны при нынешнем положении дел. <…> В отдельные моменты прояснения я вновь обретаю свободу, и тогда я спокоен и уверен. Но мне не хватает накаленной, непрерывной страсти работы. Она была у меня во время «Иеремии», правда меня гнали плохие силы – ярость, ненависть, отчаяние. Сейчас я поостыл, эти демоны исчезли, но умиротворение работы все еще не вернулось…»
До встречи на следующей лавандовой – апрельской – обзорной грядке! И яркого цветения нашей горной лаванде литературной периодики.
