Текст: Роман Богословский
Платон Беседин. Как исчезает дым. — М.: Издательский Дом «Зебра Е», КТК «Галактика», 2024. — 302 с.
На книги о военных конфликтах традиционно большой спрос. Читающая публика как бы вовлекается в происходящее на страницах, болеет за ту или иную сторону, примеряет на себя поступки персонажей. Но бывает и так, что человек желает ассоциировать себя только с победителем, причём моральная сторона вопроса его совершенно не интересует — тот, кто обошёл остальных и выиграл схватку, априори прав. По этому случаю вспоминается басня Льва Толстого «Летучая мышь». Вот она целиком.
В давнишние времена была сильная война между зверями и птицами. Летучая мышь не пристала ни к тем, ни к другим и всё выжидала, чья возьмёт. Сначала птицы стали побивать зверей, и тогда летучая мышь пристала к птицам, летала с ними и называла себя птицей, но потом, когда звери стали одолевать, летучая мышь передалась зверям. Она показала им свои зубы, и лапы, и соски и уверяла, что она зверь и зверей любит. Под конец всё-таки птицы победили, и тогда летучая мышь опять передалась птицам, но птицы прогнали её. И к зверям ей уже пристать нельзя было, и с тех пор летучая мышь живёт по погребам, по дуплам, и летает только сумерками, и не пристаёт ни к зверям, ни к птицам.
Эта мудрая басня как нельзя лучше иллюстрирует управляющую идею заглавной повести новой книги Платона Беседина «Как исчезает дым», которая вышла в издательстве «Зебра Е». Повесть называется «Человек, у которого было все», и рассказывает она о некоем циничном кураторе «Донбасского проекта». Вещь эта написана настолько натуралистично и живо, что поневоле начинаешь перебирать в голове реальных военно-политических и медийных деятелей последних десяти лет, с которых автор мог срисовать главного персонажа. Но важно тут другое. Понятно, что вокруг нас полно людей, для которых ничего не значат слёзы матерей, которым плевать на подъезды домов, что рушатся от взрывов, равно как и на ежедневные сообщения о сбитых над Россией беспилотниках. Для них всё, что происходит — это просто «Донбасский проект», то есть деньги.
Главный герой повести как раз и «сидит» на распределении крупных средств, которые, в основном, заливаются в медийную поддержку всей этой истории. И вот тут мы возвращаемся к летучей мыши Льва Толстого. Она хотя бы просто металась от зверей к птицам. Подавляющая же часть персонажей повести не делает даже этого. В них нет и минимума человечности, есть только тупая всесокрущающая жажда наживы. И такие в повести все — журналисты, рекламщики, артисты, консультанты, политологи.
Беседин написал неудобную вещь о развращённых лёгкими деньгами ублюдках, остановить которых способна только смерть. Вспомнили Толстого, вспомним и Достоевского, тем более что с упоминания классика писатель начинает повесть: «Ну да, я злой человек, как у Достоевского». Я, прочитав это, сел и задумался: а почему сразу Достоевский, зачем Фёдор Михайлович нужен прямо в начале? Ответ мне видится таким: Беседин слишком много знает о том, как устроена современная медийная машина, на каких парах она мчится и какими рычагами управляется. Вот потому и призывает он призрак классика, он зовёт его словно Господа Бога. Помоги нам, сделай что-нибудь. Но молчит Фёдор Михайлович, опустив могучий лоб долу. И нам снова придётся разбираться самим.
Надежда лишь на одно: злые и жадные летучие мыши, которые сегодня преступно кормятся на людской трагедии, будут выявлены в момент Большого Разбора Полётов и поставлены мордой куда надо. И ещё. Вот такими, на мой скромный взгляд, и должны быть произведения, препарирующие действительность, которая «базируется» на военных действиях: это должно быть, жёстко, резко, прямо и без компромиссов. А главное – важно, чтобы оборотни и летучие мыши-вампиры узнали себя.
Вторая повесть книги, «Шелестом берёзовых листьев», отличается от первой интонационно и стилистически: это уже больше классический Платон Беседин времён «Учителя», «Детей декабря» и своих ранних рассказов. И это хорошо: после остро-болезненной «Как исчезает дым» хочется немного расслабиться. Это позволяет язык и темп, но, увы, не позволяет тема. Поэтому продолжаем напрягаться.
Повествование ведётся от лица донецкого подростка. В многоэтажку, где он много лет живёт с матерью, угодил снаряд. Отныне семья вынуждена скитаться по разным ночлежкам и пунктам для беженцев. Всё это мучение длится пока парень вместе с матерью не попадает в Крым. И тут ненадолго появляется тень его отца, который давно ушел из семьи и исчез. Почему тень? Просто и тут его не удаётся найти, он куда-то сгинул в алкогольном бреду, об этом рассказали матери героя какие-то случайные люди. И тогда на помощь невестке и внуку приходит старая бабушка, мать отца, которая приглашает их поселиться у неё.
В общем, хорошие и выверенные сюжетные ходы, но больше всего важны тут не они, а вот эта щемящая боль. Что будет с этими детьми после всего, как они будут жить? Сегодня их отправляют в соседние области, их быт и пребывание в гостях стараются сделать максимально комфортным, но рвущиеся снаряды в любом случае разрывают их жизни на до и после, на тогда и сейчас. Герой Беседина теряет родной дом, но обретает второй — и тоже родной. Пусть отца в нем нет, а старая бабушка вскоре умирает, они с мамой остаются жить в Крыму. И это действительно выход для обоих, но выход книжный, литературный. Очень хочется, чтобы и в реальности семьи находили себя, свою идентичность и смыслы, а «до» не казалось им лучше, чем «после».
И последняя повесть книги – «Предчувствие февраля». Это вещь глубоко личная, оттого и получилась такая, я бы сказал, пульсирующая, нервная. Когда детей разлучают с отцом, это трагедия. Но когда подлая мать выбрасывает отца за дверь по надуманным причинам — это трагедия вдвойне. Герой повести Даниил через упадок и слом ориентиров пытается понять, как же так, почему? Две дочки растут без него, но это его девочки. Сколько мужчин во всем мире задавались этим вопросом? Хорошо, что среди них есть и писатели, ведь у семей, которые находятся на грани развода, существует возможность прочитать книгу, ознакомиться с чужим опытом. Хотя… кого это и когда останавливало?
В последнее время принято рассуждать о «литературе травмы». Но, к сожалению, в подавляющем большинстве случаев о ней можно сказать так: «В вашей травме литературы не обнаружено». Всё-таки больное и уязвлённое эго лучше оставлять за пределами письменного стола.
Дадим слово Беседину:
«Первое время Даниил пробовал сохранить нормальные отношения с Машей. Однажды купил на всех билеты в цирк. Они пошли туда вчетвером, напоминающие семью. И когда девочки ели сладкую вату, похожую на сиропное облако, а Маша ковырялась в телефоне, Даниил понял, что дочки так и не осознали, не приняли развод родителей. Они думали, что папа и мама до сих пор вместе, просто случились некоторые изменения. Родители ведь и раньше ругались. Даже жили порознь – не потому, что разъезжались в ссоре, а из-за обстоятельств, но этого дети, впрочем, не знали. Даниилу так хотелось защитить их, но вместе с тем внутри, жужжа и свирепея, нарастало желание бежать – спасаться, жить своей жизнью. Он хотел пересобрать её, раздолбанную, расшатанную разводом».
Травма здесь не преобладает над литературой, потому что автор очень точно настроил оптику, он понимает, что читатель — не психоаналитик, а в лучшем случае собеседник. Понимание этого говорит о зрелости. Кстати, это, пожалуй, и есть основной маркер всего сборника: «Как исчезает дым» — это зрелая проза. В ней уже нет места позёрству и фиглярству, литературным игрищам и подмигиваниям. Это настоящая русская литература, пришедшая к нам в настоящее русское время.
