Текст: ГодЛитературы.РФ
Дебютный автофикшен-роман «Восьмидесятый градус» морского геолога Елены Поповой, проведшей много времени в полярных экспедициях, вышел в издательстве «Альпина.Проза».
"Думала про то, что раньше я не была такой чувствительной — могла спокойно долго обходиться без всякой связи с людьми. Конечно, всё дело в отношениях, про которые я не хочу писать, но этот сдвиг нельзя не заметить", — говорит автор.
Морской геолог Лида работает в НИИ в Санкт-Петербурге, и однажды отправляется в многомесячную экспедицию в Арктику изучать океаническое дно. Ей предстоит наладить быт в небольшой каюте на огромном судне, среди незнакомых и зачастую не самых близких по духу людей. Само пребывание здесь воспринимается как преодоление и испытание, а самые рутинные действия становятся ежедневным приключением. «Восьмидесятый градус» — история человеческих силы и слабости, умения оставаться собой и подстраиваться под обстоятельства: во время экспедиции читателю вместе с героиней предстоит осознать, что одно вовсе не исключает другого.
С разрешения издательства публикуем фрагмент книги.
«Восьмидесятый градус». Елена Попова
- Издательство: "Альпина.Проза", 2024
8 ДЕКАБРЯ
После вчерашнего собрания можно с чистой совестью расслабиться, ведь стало ясно, что пока никаких движений. К то-то эвакуирует площадку и домик метеорологов, но мне до этого нет дела (правда, уже в конце выглянула в окно и смотрела, прижавшись носом к стеклу, как люди садятся в корзину и едут вверх на тросе — сейчас за борт и обратно только таким способом) — я немного страдаю. Вчерашняя усталость не прошла, добавилась головная боль, не проходящая от таблеток, хоть я и спала долго. Утром удивилась, увидев на комнатном термометре +18 °C — обычно мне холодно при такой температуре. Я поняла, что время рисовать, на этом занятии я могу концентрироваться надолго, забыв обо всём. Так и вышло, правда, в полдник сходила всё-таки к врачу — всё нормально, температура и давление не отличаются от обычных… Но боль и слабость от этой информации не прошли. Про рисунок: местами получилось так себе, потому что не понимаю, как акварелью рисовать драпировки, складки на ткани. В своё время была удивлена тому, как легко их рисовать маслом. Объекты без складок выглядят прилично. Композицию я, кстати, изменила, там в итоге тряпка, пара бумаг, мандарин, перчатки и банка витамина Д без этикетки — белая пластмассовая банка. Как-то случайно цвета нарисовались красивые, сочетающиеся между собой — бежево- жёлтый, кирпично-красный, глухой фиолетовый, синий, оранжевый. Пришло в голову для истории перечислить всё, что лежит у меня на столе в каюте. Думаю, состояние стола может многое сказать о человеке — это в тему кают и людей. У кого-то стол вообще пустой! Итак, у меня на столе: список всех людей на корабле с номерами кают и телефонов, фотоаппарат, чайник, четыре книги одной стопкой, снизу вверх: С. Сонтаг «Сознание, прикованное к плоти», J. Franzen “Purity ”, Дж. Литэм «Сады диссидентов», W. Bredel “Unter Türmen und Masten ”, три распечатанных письма от одного адресата, ненужная бумажка, коробка из-под маркеров, упаковка каркаде, мандарин, варёное яйцо, таблетка обезболивающего, блистер с миорелаксантами, упаковка из-под йогурта, пустая бутылка из-под воды, старая зубная щётка, расчёска, салфетка со следами акварели, на ненужном листке из блокнота две зефирины и три сушки; две флешки, бальзам для губ, кисть для акварели (№ 5), пустая одноразовая тарелка, актуальный блокнот, на нём смартфон; пустая светло-розовая чашка, чужие наручные часы, ещё ненужная бумажка, открытка с рукой, в ней Земля; открытый пакетик с семенами кресс- салата, банка с витамином Д, банка с магнием и В6, горшок с ростками дыни, арбуза и кресс-салата, бутылка с водой (1,5 л), модель моего глазного яблока из полимерной глины, две ненужные бумажки, вырванные из блокнота, ноутбук, мышка на коврике. Здесь же по стенам: письмо от Полины, только что нарисованная картина, пакет из-под фильтр-кофе из Мурманска, термометр комнатный, рисунок тапки за 15.11.2022/ письмо от коллеги, тигр из набора пальчикового театра.
Конечно, пришла мысль в какой-то момент сделать выставку из всех моих акварелей. Но они плохие — стоит ли делать sыставку из заведомо плохого только ради выставки как таковой? Возможно, да, потому что мы на дрейфующем корабле посреди Арктики. Но опять боюсь, что напишу и не сделаю…
Только что первый раз нормально поговорила в каюте с самой молодой женщиной на борту. С одной стороны— прекрасно, вот же, с людьми можно говорить, и они не будут думать, что я их соблазняю! Да и вообще в каюте чувствовала себя нормально при разговоре, хоть и слышала кашель соседа, напоминающий о тонких стенах. Но предметом разговора как-то случайно стали сплетни, всякие жалобы на членов команды и экспедиции. Я в основном поддакивала, а она рассказывала всякое — правда, больше не из её личного опыта, а по рассказам молодого электрика, с которым она много общается (в начале экспедиции он пытался подружиться со мной, безуспешно). Поэтому ощущения были странными — вроде бы вот оно, общение, такое желанное и почему-то практически недоступное для меня здесь, но с другой стороны, это просто жалкие сплетни, и чувствуешь себя не очень в процессе и потом. Есть и позитивный результат — она училась в художественной школе и умеет рисовать акварелью! Вот я и нашла себе учителя здесь. Договорились завтра порисовать вместе в конференц-зале. Ещё помогаю ей делать ёлку из бутылок из-под воды (да-да) на Новый год. Ладно, пока я приму любую социализацию, в процессе сориентируюсь.
На собрании узнала, что мы уже совершили этот манёвр — пришвартовались боком. Почему я этого не понимала днём? На фоне всего этого вспомнила свою первую экспедицию — в ней, международной, была пара русских, с которыми я недолго думая подружилась. Один из них оказался прекрасным человеком, добрым, терпеливым и тактичным, эрудированным, с которым мы вели исключительно содержательные разговоры—и этого общения мне хватало. Это я к тому, что одного человека, с которым можешь искренне разговаривать, достаточно, чтобы иметь норму общения в рейсе. Здесь, в самой длинной моей экспедиции, я такого человека не нашла, и это грустно.
9 ДЕКАБРЯ
Сегодня день идёт так, что писать ничего не хочется, и это хорошо. Утро было обычным, а в десять мы встретились на этюде в конференц-зале. Биолог составила композицию по всем правилам, и мы начали рисовать. Занятие это затягивает, концентрируешься на нём легко и забываешь обо всём. Пока мы рисовали ( где-то до часа с перерывом на обед), успели опять оторваться швартовочные канаты и появилась трещина по левому борту. Вообще ледовая ситуация всё время меняется, и уже нет сил за ней следить. Для меня всё сводится к тому, можно ли работать на корме или нет. Рисунки получились на удивление хорошие — я была удивлена, потому что не была уверена в том, что нарисую что-либо приличное в компании профессионала, да ещё и за ограниченный промежуток времени, а она — потому что давно не практиковала. Решили продолжать. Днём я немного поработала, потом—любимая сауна, а дальше ужин (тут убегала звонить, почти забыла — договорилась на 21:15, а было уже 22:20! ) и собрание.
Другой биолог оказался театральным актёром-любителем, изредка практикующим. Опять почувствовала единение, как и в случае с айтишником-бадминтонистом, — я же сама хожу иногда на всякие театральные кружки. Узнала я это на собрании — с работой всё пока не очень, так давайте же займёмся подготовкой к празднованию Нового года! Условную молодёжь назначили ответственными за это дело — я тоже попадаю в эту группу. Пока не знаю, удастся ли нам собраться вместе и что-то сделать ( почему-то кажется, что это очень сложно), но, наверное, и без моего ведома организация будет вестись, а я помогу, чем смогу. Но сама атмосфера мне нравится: давно же я не была в подобных обстоятельствах, когда нужно самим сделать праздник, и вообще, когда будет коллективное празднование Нового года. Сумасшествие
Ещё на собрании узнала немного про ледовую обстановку — нас прилично сжало. Но, учитывая динамику льда здесь, даже за одну ночь всё может измениться. В любом случае я уже прекрасно приспособилась к «безделью»—всё-таки камеральные работы мне нравятся независимостью от всего и всех, и сейчас я сама управляю своим временем.
Весь день жду письмо от Полины, периодически хожу проверять почту.
10 ДЕКАБРЯ
Давно хочу написать, что собрания на самом деле нужны, чтобы научные группы передали начальнику данные для отчёта, который он каждый день отправляет телеграммой в институт! Я, конечно, недовольна тем, как это выглядит, но приятно знать, что у этого есть причина.
Опять рисовали в конференц-зале — сначала получалось хорошо, очень нежные цвета, потом что-то пошло не так. Дурацкое рисование — в одну минуту ты мастер, в другую — ничтожество, и ничего тут не поделать. Но это тренирует терпение и resilience * — нужно дорисовывать, переделывать, когда хочется просто всё выкинуть. К слову, и коллега взяла паузу, сказала, дорисует потом по фотографии. Достаточно сложную выбрали композицию. В конце обсуждали ёлку, пошли смотреть на неё в недоделанном состоянии. Она оказалась в каюте у электрика, с которым близко дружит коллега. Позже я осмыслила: ведь она, видимо, часто ходит к нему в гости, он к ней, наверное, тоже — почему они так могут, а я нет? Если бы ко мне ходили мужчины, мне было бы странно, я бы боялась воображаемого осуждения людей. Как странно, видимо, всё это у меня в голове…
Пока резала бутылки для ёлки, слушала предварительно скачанный подкаст «Только наш», четвёртый выпуск. Не то чтобы я в теме, но как же неожиданно приятно было послушать его! Голос ведущего напомнил летнюю жару, когда я ходила гулять или загорать в Муринское поле, по дороге слушая этот подкаст. Опять сцены из абсолютно другой жизни, кажется, что теперь это невозможно, что я никогда больше там не побываю. Очень странно, что существует театр, подкасты, актрисы… Захотелось и правда поставить тут что-то классическое, драматическое на Новый год
* стойкость (англ.).
