Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Наверное, никому из наших писателей так не везло с кино – хотя, как правило, экранизации выходили не сразу после появления книг, нередко – посмертно. Но и кинематографии повезло с Пановой раз и навсегда.
Она появилась на свет на Дону, в ростовской торговой семье. Отец погиб на яхте, когда Вере было 5 лет. Всю жизнь была человеком своенравным. Это проявилось и в гимназии, откуда она ушла после двух лет обучения, чтобы «снова водворилась дома, чтобы вольно читать, что хочу, сочинять дурацкие девчоночьи стишата и заниматься то тем, то сем, всегда, в сущности, мало продуктивным – то побренчать гаммы на рояле, то почистить в кухне морковку, делая вид, что помогаю няне готовить, то полить цветы на подоконниках». Замечательное признание для писателя! Всему она училась по книгам и человеческим отношениям, к которым была внимательна. И уже тогда решила стать такой, как те, чьи имена печатают на корешках любимых книг.
И очень скоро она начала писать заметки для газеты «Трудовой Дон» – дело, как понятно из названия этого средства массовой информации, было уже после революции. Ее мужем стал Арсений Старосельский – поэт, настроенный весьма революционно. Для него в Пановой было многовато мещанского, старорежимного. Он перевоспитывал ее, как мог. Конечно, это закончилось разводом. Ханжой и прирожденной кухаркой Панова не была.
Первую известность она получила как драматург – после испытания с мужем Борисом Вахтиным, которого арестовали в 1935-м. Пьесы «Илья Косогор» и «Старая Москва» были достаточно известными, их ставили и награждали. Потом она чудом спаслась от немцев под Ленинградом… И в эвакуации, в городе Молотове (ныне Пермь) написала свою первую повесть, известную и любимую до сих пор – «Семья Пирожковых». О том, как рабочая семья воспитывает приемных детей – и сколько страстей вокруг этого возникает. Много лет спустя она напишет по этой книге сценарий «Евдокия», который снимет режиссер Татьяна Лиозонова. Это редкий дар для писателя – легко набрасывать живые характеры. Без нажима.
Потом ее отправили на военно-санитарный поезд – уже как писательницу, от которой ждали новых книг. Так появился роман «Спутники», кстати, экранизированный трижды – и всякий раз достаточно удачно. Тогда ее громко приветствовали самые известные писатели всея СССР. Особенно эмоционален был Всеволод Вишневский (спасибо ему, что нашел время на Веру Панову). «Свежий, чистый прозаик появился среди нас», – сказал он очень точно. За «Спутники» она получила Сталинскую премию 1-й степени – и заслуженно. Читать эту книгу можно и нужно и сегодня. Война в необычном ракурсе, без лозунгов. Многие персонажи – и не герои, и не мерзавцы. В мире уживаются благородство и эгоизм. В тесном кругу хирургов, сестер милосердия, военных, железнодорожников клубились военные страхи, человеческие симпатии, укреплялась профессиональная честь. На фронте верили: если попал в такой поезд – значит, выживешь. В «Спутниках» об это не сказано напрямую. Зато показано. Наверное, это лучшая книга, в которой война стала фоном. Важнейшим, определяющим, но фоном.
Потом была премия 2-й степени – за роман «Кружилиха». Уральский рабочий городок, оборонный завод. Она и писать его начала на Урале. В 1947-м было сложнее, чем прежде, писать без маневров, без триумфализма. Пановой почти удалось. Ну, а премию 3-й степени она получила за «совхозную» тему, за повесть «Ясный берег».
Три лауреатства подряд означали высокий статус. Женщины решительно завоевывали приоритет в важнейшем жанре производственного романа. Необходимость присутствовать на заседаниях, реагировать на политические события. Все это для Пановой было обременительным и третьестепенным.
В 1953 году Александр Твардовский опубликовал в «Новом мире» ее повесть «Времена года». И снова – удачная экранизация, «Високосный год». Художественный фильм, который снял молодой властитель театральных дум, режиссер Анатолий Эфрос. Там Панова представила странный, необычный мир, в котором и нашенская бюрократия не идеальна, и мошенники действуют почти как мафия, и дети больших начальников ощущают неприкаянность – хотя никакой стереотипной карикатуры на золотую молодежь у Пановой нет.
В 1955 году появилась детская повесть «Сережа». Скажу – не менее тонкая, чем «Детство Никиты» Алексея Толстого. Книга добрая, гуманистическая. Но как глубоко она пишет от имени ребенка. Ее уже считали классиком. И экранизация молодых Георгия Данелии и Игоря Таланкина снова не подвела: какой фильм получился, с какой детской ролью – одной из лучших в мировом киноискусстве, не иначе. И все лучшее в этом фильме – от Пановой, от ее коротенькой повести с совсем коротенькими главками, оторваться от которых невозможно, так интересен этот обыкновенный мальчик с его удочками, велосипедом и недомоганиями, которые мешают переехать вместе с родителями в далекие Холмогоры. С той самой пустой конфеткой, которую дарит ему глуповатый взрослый.
В дневниках Корнея Чуковского есть немало рассуждений о Пановой. Приведу одно: «Сейчас уехала от меня Вера Фёдоровна Панова – первая вне всякого сравнения писательница Советского Союза – простая, без всякого чванства. Рассказывала о том, как в 1944 году везла троих детей и больную мать в Пермь из Полтавы и как за две бутылки самогону и мешок сухарей её пустили в вагон, на который она имела полное право, т.к. у неё были билеты. Показала в лицах ту бабу-железнодорожницу, с к-рой она вела переговоры. Как баба и кондуктор пробовали самогон, хорош ли и т.д. Очень умна, необыкновенно деятельна, сейчас от меня поехала в Мосфильм, там по её сценарию готовится кино-картина. За два года изготовила шесть сценариев. Ярко талантлива и очень естественна в каждом движении – держит себя как самая обыкновенная женщина». Но она для этого преданного литературе рыцаря была необыкновенной.
Считается, что Чуковский был щедр на литературную любовь. Это совсем не так. Он загорался, увлекался, но, будучи взыскательным критиком, прочных привязанностей на много лет сохранил совсем немного. Панова стала одной из его вечных симпатий.
В 1958 году она написала программный «Сентиментальный роман» – несколько ироническое повествование о временах НЭПа, когда лучшие из комсомольцев были отчаянными утопистами – во всем. «Будет ли семья при коммунизме?» – их любимый вопрос. В 1958-м вспоминать об этом было не слишком принято, углы сглаживались. Герои Пановой существуют в своем времени. Любовь, сентиментальность – все это они отрицали. А жизнь подчас отрицала их. Люди резко разделились на старых и новых, на идейных и эгоистичных… Но иногда это становилось только внешним фоном, все перемешивалось. Роман получился терпкий, не сентиментальный, во многом – с торжеством цинизма. Хотя свою ростовскую журналистскую одиссею она вспоминала с теплом: «И разные люди были там: сотрудники местной жизни звонили по телефону, собирая хронику, миловидные машинистки стучали на машинках, приходили рабкоры и присаживались написать заметку. И казалось Севастьянову, что в редакции не прекращается блестящий разговор: рассказывали новости, анекдоты, всевозможные интересные случаи; смеялись, спорили. Работа здесь была словно бы не обязанностью, а удовольствием, — прекрасным жизненным процессом была здесь работа, естественным, как дыхание».
Прожила Вера Федоровна недолго – 67 лет. Да еще и последние несколько лет страдала после инсульта, хотя и научилась диктовать, то есть – по-прежнему сочинять. Кстати, врачи советовали ей ежедневно работать. Одним из ее литературных секретарей был Сергей Довлатов. Конечно, он написал о ней несколько литературных анекдотов в своем стиле.
На склоне лет и, когда силы истончались, она стала все больше писать об истории. Вместе с сыном создала книгу о жизни пророка Мухаммеда, которую удалось опубликовать только после смерти Веры Федоровны. Ее заинтересовали и княгиня Ольга, и Василий Шуйский, и министр Артемий Волынский, боровшийся за правду и конфликтовавший с поэтом Василием Тредиаковским. Получались не приключенческие истории из прошлого, а, скорее, рассуждения. Может быть, так было легче при диктовке. А, может быть, Панова считала эту форму разговора с читателем более важной. Одним из важных для нее героев стал великий князь Московский Василий III, отец Ивана Грозного. «Кто умер?» – так называется ее зарисовка о нем. Кажется, что и о себе. А ценила она князя Василия Ивановича, потому что видела в нем не кровопийцу на троне:
«Несмотря на смоленскую удачу (он отвоевал у поляков этот город. – Прим. А.З.) и на то, что на знамени его был изображен Иисус Навин, останавливающий солнце, и войска он имел четыреста тысяч, — войну Василий Иванович не любил, воевал осторожно и нехотя. Война — это много убитых и раненых, и потом калеками кишат базары и паперти, а пленные гибнут в рабстве на чужбине, а главное — никогда не знаешь, выступая в поход: найдешь или потеряешь. Как человек умный, где возможно уходил от брани, терпеливым говореньем добивался выгодных мирных договоров с соседями».
В кино ее сюжеты приходили в основном из театра. Панова много работала для сцены. Так случилось с «Проводами белых ночей», с пьесой «Сколько лет, сколько зим», которая громко шла в товстоноговском БДТ, а в 1975 году (надо ли повторять – после смерти автора) превратилась в кинофильм «Вылет задерживается», во многом точно передающий стиль диалогов Пановой, думающих, чутких, несколько нервных людей, которых она показывала. Кстати, ей удавались молодые герои – со времен «Сентиментального романа». Получались не ходульные, влюбленные, со вспышками коварства. Они вернулись на экран и в 1975 году (хотя фильм как раз по большей части не о молодых, а о встрече фронтовых возлюбленных много лет спустя, в аэропорту). И до конца непонятно, когда люди рисуются и привирают, а когда исповедуются. В этом тоже мудрость Пановой. Кстати, многосерийный фильм по «Спутникам» «На всю оставшуюся жизнь» она тоже уже не увидела. Как и экранизацию «Сентиментального романа».
Что же осталось сегодня от Веры Пановой? Все-таки не исторические мистерии и рассуждения. И не автобиографическая книга, столь откровенная, что ее невозможно было опубликовать в советское время. Самое существенное – это ее сюжеты о любви и о человеческих поисках в житейских дебрях. Там почти нет лишних слов и поучительной демагогии. Эти герои принадлежат ХХ веку, но не только.
