Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
105 лет назад, 12 июня 1920 года, в Москве родился писатель Лазарь Карелин. Он был сыном предприимчивого нэпмана. После Великого перелома семейство Кацев (Карелин – это литературный псевдоним) сослали из Белокаменной в Соликамск. Лазарь на несколько лет стал лишенцем – казалось, все пути в жизни перекрыты. Приходилось пробивать себе дорогу подчас с помощью кулаков. Но отца реабилитировали. Вернувшись в Москву (как он любил и знал ее старинные переулки!), Карелин начал учиться в Институте связи. Но недолго штудировал там точные науки. Поступил на сценарный факультет ВГИКа – и это был выбор на всю жизнь.
Потом – война. Как и другие студенты, он воевал в ополчении, но недолго, до главных событий битвы за Москву вернулся в тыл. Много лет спустя он вспоминал: «Горстка студентов ВГИКа спаслась, потому что нас за три дня до окружения дивизии отозвали в Москву, чтобы мы пошли, доучившись, в военные школы. Сталин возжелал послать студентов доучиваться их профессии, профессуру же нашу полностью уничтожили, ну, тех, кто пошел с нами в Ополчение». Здесь интонация – из другого времени. Но по существу все точно. Карелину удалось доучиться, а потом он вернулся на фронт. Был связистом, командиром взвода и военкором в частях связи отдельной Приморской армии. Сидел, по карелинскому выражению, «за одним писательским столом» со вгиковским приятелем Юрием Нагибиным и Андреем Платоновым. У обоих учился. Его первая книга – «Письмо» – наполнена фронтовыми впечатлениями. Он написал ее в соавторстве с Леонидом Гурунцем, а вышел сборник в Баку вскоре после войны.
Туркменское солнце
Несколько лет Карелин работал в Ашхабаде, был главным редактором кинохроники на республиканской телестудии, заведовал сценарным отделом на киностудии. То есть – занимался публицистикой, которая по духу близка к его прозе. Там он стал свидетелем Ашхабадского землетрясения 1948 года, практически уничтожившего столицу Туркменской ССР.
Он посвятит этой трагедии роман «Землетрясение». Долгое время удавалось опубликовать только отрывки из него, а в 1990-е, когда книга вышла полностью, на нее не обратили должного внимания. А это и замечательное свидетельство, и глубокая, проницательная книга. Кстати, Карелин, вопреки сложившимся в России стереотипам, с уважением относился к первому президенту Туркмении (и «отцу всех туркмен») Сапармурату Ниязову, с которым встречался.
Писатель от юстиции
Наконец, в 1951 году в журнале «Знамя» опубликовали повесть «Младший советник юстиции». Очень скоро она вышла отдельным изданием – и не раз. Там нетрудно разглядеть то, чем интересны лучшие, главные книги Карелина. Москвич, фронтовик, отправляется прокурором в уральский город, в «трудный район». Судебные дела скуповато, без стилистических красот, показывают, чем живут люди, что их угнетает. Проза Карелина кинематографична – сказывается ВГИК.
Хотя экранизировали его повести нечасто. Да и написана книга в первые послевоенные годы, когда любое преступление – начиная с бытовых – официально воспринималось как покушение на государственный строй, не меньше. А прокурор – даже молодой и еще не выбившийся в большое начальство – есть «слуга государев», а в понятиях того времени – солдат партии.
«Стоило только прокурору уверовать в свою непогрешимость, как мгновенно притуплялось его зрение большевика и защитника государственных интересов», – рассуждает герой, которому явно симпатизирует автор. Карали в то время сурово. И Карелин, конечно, стеной стоит за то, чтобы наказание за любой проступок было неотвратимым. Но он показывает прокуроров «старой закалки», которые слишком прямолинейно ведут дела, не вдаются в сложности человеческих судеб – и ошибаются. В традициях советской литературы показывать, что новое всегда лучше старого, отжившего. Герои повести цитируют «всесоюзного старосту» Калинина: «От прокурора зависит направление каждого дела. Мы требуем и вправе требовать от прокурора, чтобы ни один невинный не был привлечен к суду».
В своей первой большой повести Карелин и сам, быть может, слишком прямолинейно набрасывает проблемы – социальные и нравственные. По учебнику. И явно выполняет установку того времени, сглаживая острые углы. Чуть больше оптимизма, чем в жизни. Провинциальная жизнь почти идиллична. Партийные секретари мудры, им под стать и почти все граждане. Наверное, после войны нельзя было писать иначе: раны еще кровоточили, следовало показывать жизнь такой, какой она должна быть. По Софоклу. Но свою тему Карелин нашел: детектив с социальной начинкой, в котором есть чем удивить читателя. В то же время он – как-никак опытный журналист, документалист – не только «знал жизнь», но и следовал правилам игры. В начале 1950-х они были жестковаты, но Карелину удалось пройти по этому канату и не потерять электрический ток интриги, которая, как ей и положено, держит читателя в напряжении. Получилась прагматичная драма с детективным потенциалом. Очень скоро Карелин станет мастером жанра. Надо ли пояснять, как это непросто и важно? В его прозе главное – основательная достоверность. Кажется, что автор работал в прокуратуре, учился на юриста.
Это одно из самых точных проявлений соцреализма. Стиль можно расшифровать и так – социологический реализм. К общественным движениям Карелин прислушивался всегда.
Роман-событие
А Туркмения, которую Карелин изъездил вдоль и поперек, возникала в его повестях постоянно. Как талисман. «Скорый поезд из Ашхабада, неся на вагонах пыльную окалину пустыни, медленно завершал свой долгий путь у перрона Казанского вокзала. Еще не встал состав, а уже дохнуло откуда-то арбузом. И песочек этот, прильнувший к вагонам в Каракумах, уже вплелся в московский ветер, незнакомо-колко скользнув по лицам встречающих». Это его самый известный роман – «Змеелов». Он стал, если угодно, сигналом к «андроповскому» завинчиванию гаек и укрощению торговых правонарушителей – давних клиентов ОБХСС. Карелин показывает неприглядные стороны советской жизни. Но это был не бунт – напротив, восстановление «истинных основ». Так воспринималась его книга в 1982 году, так воспринимается и сегодня, если без предрассудков. В относительно спокойной и благополучной жизни начала 1980-х директор овощного, мясник, товаровед и другие исчадия блата и хозяева дефицита казались главными классовыми врагами, которые мешают нам идти вперед.
Эти идеи соответствовали общественным ожиданиям. Надеялись на «жесткую руку», которая все это прекратит. Больше всего нервировала «торговая мафия». Писали о ней – даже в детективах – туманно и сдержанно. А Карелин, казалось, раскрыл всю подноготную преступного сообщества, знающего тайны ананасов, апельсинов и колбас. Его герой – отсидевший и раскаявшийся торговый туз Шорохов – настоящий борец за справедливость. Почти одиночка. Сильный человек – к таким Карелина всегда влекло. Карелин, по обыкновению, вник в нюансы того мира, о котором писал. Сомнений нет, про мошенников от торговли он знал немало – явно изучал уголовные дела. Писатель срывает покровы тайны, открывает потаенное.
Ему, как и прежде, удались московские зарисовки: «Золотые фигуры главного фонтана, наново золотые, подновленные, все же были из прошлого, из недавней старины, из его молодости. Сюда приезжали институтскими компаниями, чаще всего после стипендии, чтобы побыть в этом празднике, в этих павильонах Грузии и Армении, где и зимой висели на ветках громадные лимоны, где пахло мускатным виноградом, где и зимой было тепло, как летом, еще теплее даже, чем в метро». Такие точные «фотоальбомы» украсили роман, в котором много социологии, многое почерпнуто из публицистики.
Что это – психологический детектив? Несомненно. Обличительный роман? Щемящая история разбитой судьбы? За привычной карелинской основательностью проступала мрачноватая и притягательная романтика. Сама профессия змеелова (о ней автор знал немало – по Туркмении) – это не просто место службы. Опасное дело, мужское – что дальше некуда. И в то же время – метафора, которую можно разгадывать. Словом, получилась книга-событие. Без сглаженного финала. Самое удивительное, что Карелин написал эту книгу, когда ему было за 60. Сумел совершить прорыв, которые чаще случаются в молодые годы.
Кинорежиссер Вадим Дербенев, снявший фильм по этой книге, рассказывал мне, с каким азартом, с редким подъемом играли в этой картине актеры. Многое совпало в этой книге. Напряжение человеческой драмы и сенсационное повествование о подпольном черном бизнесе.
Потом Карелин написал несколько схожих историй – не повторялся, но и не сумел повторить успеха «Змеелова». Быть может, потому, что началось время, когда привычные общественные устои перечеркивались, а он надеялся снова удивить читателя. Но слишком усложнились условия для социологических уравнений.
Он не был диссидентом, более того, всякий раз находил в генеральной линии то, что соответствовало его убеждениям. Это свойство многих умов, хотя мы не любим о нем говорить. Во многом благодаря этому качеству он много лет занимал солидные, а для кого-то – грозные должности в Союзе писателей. Это, конечно, не помогало творчеству. Но до поры до времени и не вредило. Ведь и аудитория колебалась примерно так – да и сегодня колеблется в схожем ритме.
Пережитки прошлого?
С годами криминальные истории у нас писали в куда более смелом стиле, но это – «разрешенная смелость», путешествие по проторенной дороге со страховкой в кармане. К тому же разоблачительные истории с годами звучали все суетливее и навязчивее. Не удавалось улавливать дух менявшейся жизни, ее подоплеку. Всё заменили эффекты. Мимо этого соблазна не прошел и Карелин. Его проза и публицистика девяностых спорит сама с собой – при внешней суховатой логичности. Он писал, что нужно «выдавливать из себя прошлое», но это звучало натужно. Хотя бы потому, что рядом просматривалась ностальгия по временам, когда было меньше болтовни и воровства. Да и трудно было недавнему адвокату коммунистической морали яростно опровергать «отжившие» ценности. Но здесь тоже работала логика мгновенного самовнушения. Есть такое слово: «надо». В конце 1980-х, как по команде, нужно было отказываться от «пережитков прошлого». Сегодня легко осуждать: конъюнктура. А вы загляните в себя – быть может, увидите картину еще непригляднее. «Первый каюсь я».
Думаю, лучшие книги Карелина будут читать и в будущем, хотя они приросли к своему времени, как и положено социальным детективам. А может быть – именно поэтому. Ведь это как документальный репортаж из прошлого. Такое всегда требуется. Он заслуживает внимания – без высокомерия.
