Текст и фото: Олег Платонов (РГ/Казань)
Время в России не движется
Захар Прилепин приехал в Казань в рамках культурно-просветительского форума «Культурный десант 45/25». Речь должна была пойти о Великой Отечественной, но в итоге пошла о совсем другой войне. Ведь какой писатель откажет себе в удовольствии рассказывать о своем новом романе! Прилепин не стал обманывать ожиданий и принялся объяснять, как в его творчестве, жгуче-современном в последние годы, появилось произведение «Тума» — о подвигах (в кавычках и без) Стеньки Разина. О том, что общего между современным конфликтом на Украине и событиями XVII века, когда Россия воевала против Речи Посполитой... занимавшей тогда территории современной Украины.
Осмысление пришло в момент, когда Прилепина подорвали. Когда он со своими 13 переломами лежал в больнице. Его осенило, что он может написать этот эпос не из дня сегодняшнего, а из XVII века.
— Есть утверждение, что время в России не движется. Это не я придумал, это у нас многие либералы говорили с негативной коннотацией. То, что мир движется вперед, а Россия стоит на месте. И глядя на историю XVII века и современность, понял, что так оно и есть.
Те же самые события, территория, человеческие типажи, противоречие между Западом и Востоком. Мы все переживаем заново, просто подетально. Никаких выводов из истории не делаем.
Я когда-то прочитал замечательного нашего филолога, литературоведа, большого ученого Дмитрия Лихачева. Он изучал древнерусскую литературу, и сделал уникальный вывод. Обратите внимание, что в IX-XI векax, когда уже существовала русская словесность, у нее, в отличие от европейской литературы, не было понятия прогресса. Синонимического какого-то слова, означающего то, что история движется куда-то вперед и человечество должно улучшаться. А у нас было понятие «быть как передние (первые. – Авт.) князья». Не куда-то идти вперёд, достигать высот, а быть достойным тех первых князей, которые когда-то собрали Русь.
Древнерусская литература отличалась удивительной особенностью. Авторы, которые остались без имен, были летописцы. И они писали одно и то же, текст в текст, друг за другом, из столетия в столетие, добавляя какие-то новые события, связанные с их князем или новым святым. У них было представление, что ничего никуда не развивается, а мы живем как первые князья на этой территории, и все идет по кругу. Возможно, это осталось и по сей день.
Прилепин уверяет: если есть прогресс, то он ведет обязательно в апокалипсис. Это неизбежно. Тогда как мы все время ходим по кругу, поэтому апокалипсис нам не грозит. Это ироническое замечание, но в нем есть что-то серьезное. По крайней мере, автор пытается это воспроизвести в своей книге.
Как религиозный раскол помог Октябрьской революции
И писатель действительно нашел массу аналогий. Тогда, в XVII веке, Малороссия, запорожское войско находились в составе Речи Посполитой. К XVII столетию недовольство местного населения национальным унижением, порядками достигло такой степени, что часть запорожского войска подняла восстание под руководством Богдана Хмельницкого, которое началось в 1648 году.
- Оно, по сути, вполне себе соприродно тому восстанию, которое подняли в 2014 году Александр Захарченко, Алексей Мозговой и все к этому причастные на Донбассе и Луганске.
Богдан Хмельницкий так же, как и лидеры ДНР и ЛНР, обращался к Москве и просил взять ополченцев под свое крыло. А в Москве тогда прошли всего 33 года после Великой Смуты, — так же как, в современной России после распада СССР.
И даже Степана Разина он сравнивает… с главой ЧВК «Вагнер» Евгением Пригожиным. У обоих были непонятные походы на Волгу и Москву, и оба умерли не своей смертью.
- История восстания Степана Разина тоже сама по себе интересна для исследования, – говорит Захар Прилепин. – В дореволюционное время ее трактовали как бессмысленное буйство черни, которая хотела все на своем пути уничтожить. А в советское время — как крестьянское освободительное восстание. Но на самом деле там была другая составляющая конфликта.
Какая? Религиозная!
— Людей, придерживающихся старого обряда крещения, вдруг объявили вне закона, вне государства. Мы в полной мере даже не осознали, какой крах потерпело тогда национальное самосознание, поскольку православная церковь значила очень многое. При этом нужно понимать, чтò преследовал патриарх Никон. Он пытался унифицировать наши православные обряды с восточным христианством славянских народов, потому что он, конечно, был нацелен на экспансию, хотел стать вселенским патриархом, который будет один и для словаков, для малороссов и для молдован. Он хотел, чтобы у нас была общая обрядовая система. И когда староверы и те, кто за экспансию страны, сталкиваются, рождаются совершенно неожиданные страшные результаты.
По мнению Прилепина, этот аспект мало кем осмыслен. Но если заняться изучением генеалогии советских большевиков, то выяснится, что огромная часть актива людей, которые вместе с Лениным совершили Октябрьскую революцию, вышли из старообрядческих семей. Они уже не были настолько верующими, но вот эта нелюбовь к царскому режиму тлела в людях уже давно.
Песни столько не живут
Прилепин сетует, что его часто спрашивают, зачем он написал книгу про Степана Разина. В головах обывателей он остался обычным бандитом. И писатель находит, что на это ответить:
- Вы знаете, что песне «Ой, то не вечер» уже 350 лет? И за последние 10 лет ее и Пелагея, и группа «Пикник» перепели! Каждый год по 5-10 новых исполнителей ее перепевает. Как правило, песни столько не живут. У нас есть что попеть с Великой Отечественной, песен 30 мы споем, можем вспомнить романсы XIX века. Народные песни тоже забываются. Но этой 350 лет, и она жива! И посвящена она Степану Разину. Есть еще «Есть на Волге утес», но она авторская.
А вообще этому народному герою посвящены не десятки, а сотни песен! Пушкин еще отмечал, что песни про Разина вспоминали и в Астрахани, в Мурманске, в Новгороде. Он написал, что Разин является главным поэтическим лицом России. Ни об одном национальном историческом персонаже так много песен не сложено. Ни о Екатерине, ни о Петре, ни о Владимире Красном Солнышке… Значит, что-то в этом персонаже есть, раз он так прочно вошел в наше национальное сознание.
До того как организовать восстание, он был дипломатом и полевым командиром. И настоящим полиглотом, знал восемь языков…
Роман на восьми языках
И тут Захар Прилепин применил новшество, которое в литературе, кажется, мало кто использовал. Он вообще считает себя новатором в этом. По сути, его роман сразу на восьми языках. И для этого были предпосылки. Причем из самого детства.
- Я был знаком со Станиславом Говорухиным. Мы с ним приятельствовали, насколько это было возможно в силу разного возраста. Я любил его фильмы, но когда в детстве смотрел «В поисках капитана Гранта», у меня всегда вызывало раздражение, что герои по всему миру едут, и везде со всеми по-русски разговаривают. Индия, Африка, Латинская Америка – никакого барьера, все племена, все народы, все аборигены, людоеды, все русским владеют прекрасно.
Есть манера у романистов. Идет повествование, и потом – «говорят по-французски». Так напиши ты, что они говорят по-французски! Понятно, что писатель не справляется с поставленной задачей и не может, как Лев Толстой, написать три страницы на французском. Он владел свободно языком, поэтому мог себе это позволить.
Многие поэтому перестают читать «Войну и мир», потому что на французском ничего не понятно, нужно глазами спускаться и искать мелкий шрифт перевода, и люди думают: «Лучше прочту Анну Каренину».
Захар Прилепин признается, что сделать книгу многоязычной его вдохновил… Мэл Гибсон. В «Храбром сердце» его герои там, где нужно, говорят на шотландском. Хотя до этого во всех американских и английских фильмах говорили всегда на английском.
- Потом он снял «Страсти Христовы» на арамейском. Хотя до этого у всех, кто снимал про Христа, он вполне нормально изъяснялся на английском, никого это не смущало. Затем был «Апокалипсис», где он актеров заставил говорить на юкатекском языке – древнейшем языке индейских племен. И писатель решил перенять этот опыт в свой роман.
Если Степан Разин говорил на разных языках, то ему на этих языках должны были и отвечать.
– Но для этого мне нужны были самые лучшие специалисты в лингвистике, – замечает Прилепин. – Чтобы меня никто не заподозрил в том, что я при помощи искусственного интеллекта все это перевожу.
И он их нашел. В Турции человек переводил не на современный, а на османский диалект, который существовал тогда. То же самое с сербским, греческим, крымско-татарским языками… Автор писал текст, какой ему нужно перевести, и дальше со специалистами он смотрел и подбирал синонимы, чтобы это еще и звучало красиво. В качестве консультанта ему помогал и полиглот Дмитрий Петров с редкими языками.
Чтобы люди не мучились при чтении, как со Львом Толстым, Прилепин решил речь на других языках вставить прямо в сам текст. Но набрана она мелким курсивом, и тут же идет перевод. То есть у читателя есть выбор. Прочитать слова на языке оригинала, но мелким шрифтом, или дальше получать информацию на своем родном языке.
Это любопытное ноу-хау, учитывая, что читателю не нужно бросать текст посередине, чтобы обратить внимание на сноску. А потом не нужно искать эту цифру, чтобы вновь вернуться к содержанию.
- Мне кажется, я впервые сделал подобное в книгоиздании. И как говорят читатели, получилась красивая многоголосица. Это создает определенную атмосферу. И понял, что выбор был правильный. Я и Мэл Гибсон делаем одно дело.