Текст: ГодЛитературы.РФ
Литературный институт долго думал и все же решился запустить свой альманах для абитуриентов, которые только планируют поступить в Лит, но уже имеют готовый для публикации текст. Условия просты: проза до 24 000 знаков, поэзия – не более 300 строк, драматургия – не больше 40 000, критические статьи и/или эссе – не более 10 000. Подробнее с условиями можно ознакомиться на сайте института.
Первый номер альманаха уже вышел, идет работа над вторым. С разрешения редакции публикуем текст одного из авторов, вошедших в первый сборник. Ольга – начинающий молодой автор из Екатеринбурга, получившая за свое портфолио для поступления в Лит 98 баллов. Несмотря на юный возраст, у нее уже хорошо развито чувство композиции и образность мышления. В ее текстах, полных грусти и радости одновременно, сквозит уникальное понимание жизни, проявившееся в ней как будто даже слишком рано.
Ольга Зырянова. Мистер фон Шатенн
В прихожей с серыми обоями мама собиралась на работу, а я, рыдая, стояла в коридоре и просила ее взять меня с собой. Мне было ужасно грустно, одиноко и скучно, когда она уходила, оставляя меня на весь день одну. Мне в третьем классе казалось, что это просто предательство, ведь неужели я хоть раз помешала ей там? Почему она не берет меня с собой, как делала это год назад? Она сказала, что ей нельзя… Но как это нельзя? Год назад можно было, а теперь нет? Да что я сделала-то?
Она уже привыкла к моим капризам и, не обращая на них внимания, поцеловав меня в лоб, ушла.
Дверь жалобно простонала и захлопнулась, а я опять осталась одна на пороге пустого, серого, пыльного коридора. День обещал быть бесконечно долгим, и единственное, что можно было от него ожидать, – шуршание старого радио и тиканье часов. Поговорить с кем-то даже возможности не представится, из-за чего время ожидания будет тянуться мучительно скучно. Казалось, меня предали, навсегда оставили, забыли, и плач сливался с монотонным, бесчувственным шипением радио.
Я всегда была очень глупым ребенком, а таким детям приходится особенно трудно, потому как мало того, что все взрослые считают своим долгом хотя бы вздохом или разочарованным взглядом сообщить им об этом, так к тому же другие дети, если не издеваются над их слабоумием, то уж точно дружить с ними не хотят. Но даже несмотря на это я не любила оставаться одна. Поэтому-то меня ничуть не радовали летние каникулы – эти три долгих, душных и скучных месяца.
Когда сил плакать и бить ручкой по двери совсем не осталось, я, рыдая, опустилась на пол и уснула на сером полосатом ковре в прихожей, он почему-то показался мне удобнее, чем кровать или диван, или табуретка… Но вскоре меня разбудило упавшее на глаза тонкое щупальце солнца, и я бы продолжала спать, если бы могла смириться с головной болью и взглядом янтарно-оранжевого глаза. Казалось, что из угла прихожей он внимательно, не моргая, наблюдает за мной. Конечно, ничего там не было, мне опять это показалось, но все-таки продолжать лежать я не смогла. Натянув на ноги два разных носка, лохматая и нечёсаная, прямо в рваной ночнушке отправилась на площадку во двор. И правда, зачем надевать платье, зачем заплетать косички, зачем вообще расчёсывать волосы, когда это так мучительно и долго? Для чего, если и в ночнушке очень даже хорошо и уютно?!
А если на улице особенно холодно, и хочется просто посидеть на качелях, можно завернуться в одеяло, ведь так куда веселее, и быстрее даже, чем натягивать серое и скучное, как этот ковер в прихожей, пальто. Его очень хорошо надеть только в одном случае: когда хочется в дождь и по лужам. Никогда не понимала, почему мама мне это запрещает и сама так не делает.
Летом лужи на асфальте бывают редко, и этим утром было совсем не холодно, так что одеяло мне не пригодилось.
Потирая заспанные глаза, я вышла во двор. Всё было как обычно – серо и тихо, как будто безжизненно. Дети здесь не гуляли, потому как недалеко недавно построили новую, хорошую площадку, а здесь были только качели. Возникало ощущение, что пока я спала, человечество прекратило свое существование.
Сколько же я спала? Почему меня никто не разбудил, и что случилось с людьми? Может, их съели огромные инопланетные крысы? Или они успели переселиться на Марс, а мама меня, как обычно, забыла?! Вот что мне теперь делать?!
Если бы прошёл хоть кто-нибудь, мне было бы спокойнее. Может, ничего бы и не случилось. Но сегодня проходить никто не собирался.
Мне нравились эти качели. Они всегда были свободны, а ещё они под деревом, которое в особенно жаркие дни защищало от жалящих щупалец солнца.
Я всё ждала кого-нибудь, но никто не хотел пройти, и мне опять становилось совсем тоскливо. Каждая минута оправдывала мои страшные ожидания. Когда в моих коленях завелась лёгкая дрожь, и намокли ладони, я почувствовала запах чеснока и розмарина. Мне казалось, что мою спину сверлит взгляд того самого янтарно-оранжевого глаза, но рядом никого не было. В голове пронеслось: «А если я закричу, меня услышат?» Я решила: «Я ничего не замечаю!»
В этот момент мне хотелось только, чтобы все происходящее сейчас же оказалось сном. Но вдруг кто-то подтолкнул качели…
На меня смотрел янтарно-оранжевый глаз высоченного человека в яркой и весёлой, как лоскутное одеяло, рубашке. Он поклонился и, сняв высокий цилиндр, ещё раз подтолкнул качели. Лицо его было украшено веснушками, но изуродовано отсутствием левого глаза. Это очень меня испугало и настолько, что я не могла пошевелиться.
– А вы кто?
– Меня зовут Мистер фон Шатенн, очень приятно!
– А что вы здесь делаете?
– Я просто гуляю, просто прохожу мимо, а потом буду просто гулять вон там.
Он снял цилиндр, подпрыгнул и оказался на крыше соседнего дома. Я засмеялась и захлопала в ладошки, а он вновь подпрыгнул и оказался на том же месте, где и появился. Он показался мне дружелюбным, когда достал из своего цилиндра букетик ромашек и протянул его мне, но в моих руках они тут же превратились в песок и рассыпались.
Мы разговорились, и оказалось, что Мистер фон Шатенн, несмотря на зловещий вид, очень добрый, дружелюбный и ни разу не инопланетная крыса. Он был похож на циркового фокусника или заядлого туриста, который, прожив в городе меньше недели, знает о нем больше, чем коренной житель. И правда, он так много мог рассказать!
Он рассказал, что в нашем колодце под дорогой живет огромная рыба, величиной с дом. Что в библиотеке, куда меня водила бабушка, жил паук, съедавший все непрочитанные за пять лет книги. Что многие деревья на улице Ленина, когда им надоедает стоять на одном месте, меняются местами. Что баба Зина на самом деле оборотень и может превращаться в голубя. Последнее не стало для меня открытием, потому что она даже в обличии человека напоминала голубя, как, впрочем, и все бабушки нашего города.
Мистер фон Шатенн своими историями, как цветными мелками, раскрасил наш бесцветный двор. Никогда это место не играло для меня такими яркими красками, а теперь оно стало напоминать его рубашку, похожую на лоскутное одеяло из разных обрезков цветной ткани. Теперь как будто все стало по-другому.
Мой новый знакомый знал много сказок, он носил их в своем цилиндре. Он доставал из него флейту и играл, а я радостно хлопала в такт мелодии. Мне никогда ещё не было так спокойно и весело, как в эту минуту. Впервые за долгое время у меня появился если не друг, то очень интересный знакомый…
Мистер фон Шатенн был актер, и раньше служил фокусником в цирковой труппе, но ушёл из нее, потому как поссорился с тигром. Тогда он и потерял свой левый глаз. Теперь он работает библиотекарем и дружит с уличными котами.
Как он сказал, его друзья порой бывают куда порядочнее некоторых людей, поэтому он живёт с ними вместе и иногда ест мышей на ужин.
Они часто большой компанией собираются на кухне и поют песенки, то на немецком, кто на кошачьем, а в это время на двух огромных сковородках потрескивает в оливковом масле и специях принесенная добыча, и этот треск такой же важный аккомпанемент, как флейта Мистера фон Шатенна. Он сказал, что если добавить побольше приправ и соли, то запах дичи почти не будет чувствоваться. И я ему поверила. Я тут же представила аромат гвоздики, розмарина, чеснока и обожжённого масла, эту уютную кухню с мигающей лампочкой над столом, довольное урчание котов и тепло, которое излучает вся эта компания.
Когда он рассказывал об этих вечерах, в моей душе разгорался огонек зависти или печали. Мой знакомый, заметив это, сразу все понял. Он погладил меня по голове и протянул жареную мышь в салфеточке. Конечно, я побоялась попробовать ее, но была очень тронута таким жестом и бережно спрятала жареную мышь в карман. Мне стало очень радостно и спокойно, и я бросилась ему на шею.
Неужели у меня наконец появился друг! Настоящий, такой замечательный! Радость и запах розмарина – первое что вспоминается мне об этом мгновении. Наверное, оно и было самым счастливым за все летние каникулы, а возможно и за всю мою жизнь.
Но тут меня окликнула мама. Она возвращалась домой с работы. За разговорами мы с моим новым другом не заметили, как пролетел целый день.
Счастью не было предела. Мама наконец вернулась! А я схватила за руку Мистера фон Шатенна и потащила к маме. Мне очень хотелось представить ей моего нового друга. Но как только я сказала: «Знакомься, это мой друг Мистер фон…», почувствовала на себе её сердитый, укоризненный и как будто презрительный взгляд.
Я обернулась, ожидая поддержки в глазах друга. Но его не было рядом, он как будто растворился в воздухе, как будто его и не было никогда. Но как же так? Я до сих пор чувствовала его запах, мне казалось, что недавно он держал меня за руку.
Как же? Ведь не может быть такого! Буквально минуту назад он стоял здесь, он был, как настоящий, как настоящий… неужели мне это показалось? Нет, я не выдумала его, у меня в кармане ночнушки есть неопровержимое доказательство того, что это не выдумка! Вот!
Но в кармане ничего не было....
