Текст: Екатерина Коновалова

Как часто мы задумываемся о том, сколько замечательных произведений мировой литературы все еще ждут своего переводчика? И можем ли мы быть уверены, что знакомы со всеми произведениями зарубежных классиков?

В год своего семидесятилетия кафедра художественного перевода Литературного института им. А. М. Горького выпустила первый номер альманаха «Иносказания», в котором впервые на русском языке были опубликованы произведения таких крупных зарубежных писателей, как Джеймс Барри, Фрэнсис Фицджеральд, Поль Гаден, Массимо Бонтемпелли, Лесли Хартли.

Отдельное место в альманахе заняли переводы произведений, написанных на языках народов России: документальный рассказ удмуртского писателя Алексея Денисова о бегстве из немецкого плена во время Первой мировой и лиро-эпическая поэма Игнатия Гаврилова «Санӥ», описывающая жизнь в дореволюционной Удмуртии, а также рассказ «Научный эксперимент» якутского писателя Бориса Павлова.

Современная литература в альманахе представлена двумя яркими произведениями: романом «Что смешного» итальянского писателя Федерико Баккомо и пьесой «Canto minor» немецкого драматурга Роланда Шиммельпфеннига и мексиканки Хустины дель Корте.

О работе над альманахом рассказал Святослав Игоревич Городецкий – главный редактор издания и заведующий кафедрой художественного перевода:

Альманах открывает пьеса «Честолюбивая улица» шотландского писателя Джеймса Барри, наиболее известного по циклу сказок о Питере Пэне. Ранее ГодЛитературы.РФ уже рассказывал о ней.

Теперь мы подготовили особую подборку — фрагменты из трех свежепереведенных произведений, которые помогут читателям открыть новых писателей и по-новому посмотреть на давно знакомых.

Иносказания. Студенческий альманах. Москва, Литературный институт имени А. М. Горького, 2025

Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Помада (1927)

• Перевод с английского Ксении Авраменко, Дарьи Алёхиной, Светланы Беломытцевой, Юлии Верник, Анастасии Головиной, Златы Дорофеевой, Евгении Железновой, Дарьи Игнатьевой, Анны Клявлиной, Софьи Кузнецовой, Надежды Локтионовой, Анастасии Меденцевой, Ксении Петиной, Марии Рыковой, Марии Хабаровой, Елизаветы Хадыевой и Ксении Щербининой.

Университетская комедия «Помада» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда представляет собой неосуществленный киносценарий, написанный в 1927 году для режиссера Джона Консидайна. В центре сюжета — Долли, которая, сохранив свою индивидуальность перед лицом враждебного мира, обретает счастье без помощи волшебных средств — в данном случае, волшебной помады. Впервые для русскоязычных читателей комедия была переведена выпускниками совместной программы Литературного института и Образовательного центра «Сириус». Переводчики комедии отмечают, что в работе «открыли для себя особый взгляд Фицджеральда на эпоху "ревущих двадцатых"».

Он видит Долли.

Все молодые люди видят Долли.

Она привыкла, что на нее смотрят как на подопытную мышь, и смело глядит в ответ. Группа останавливается — профессор собирает студентов вокруг себя и шепотом спрашивает, кто она, если не жертва бедного быта или плохого окружения в детстве. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы все в этом убедились.

Бен Мэнни, идущий чуть позади, подходит к Долли. Их взгляды встречаются. Ему неинтересно — он проходит мимо, догоняет группу, чтобы услышать заключение профессора…

Но с Долли что-то случилось. Она не в состоянии вызывающе и равнодушно смотреть на этого парня. Долли отворачивается, чтобы не столкнуться с ним взглядом, и возится в камере… затем смотрит ему вслед, взволнованная и недовольная. К счастью, до нее не доносятся его слова: «Кучка дегенератов, профессор. Разве мало на свете людей, заслуживающих жалости, чтобы тратить ее впустую на отбросы общества? Мы — нация сентименталистов. Всё верим, что милое личико никогда никому не навредит».

Профессор слушает, решив проявить широту взглядов. Но лицо девушки в камере, мимо которой он только что прошел, не дает ему покоя.

Один парень толкает Кьюпида Мэнни локтем.

— Видишь вон ту, Кьюпид? Она еще не помолвлена. Можешь пригласить ее на выпускной бал: уж она от тебя точно не сбежит.

Профессор Своуп раздражен шутливым замечанием.

— Как бы чего не вышло, — бормочет он.

Группа проходит дальше. Выбросив из головы надменное лицо Бена Мэнни, Долли открывает письмо. Оно гласит:

Моя дорогая племянница,

Два года назад, когда компания обнаружила, что кто-то продает их химические формулы конкурентам, ты приняла весь удар на себя и спасла бесполезную жизнь своего старика-дяди, отправившись в тюрьму вместо него. Сегодня мое дело процветает в Нью-Йорке, и я не останусь в долгу.

Ты больше не будешь машинисткой.

Прими то, что будет ждать тебя за пределами тюрьмы, и наслаждайся молодостью и счастьем, которыми ты пожертвовала.

Твой любящий и благодарный дядя.

P. S. Много лет назад я наткнулся на старинную индийскую химическую формулу «Запах любви». Благодаря ей я приготовил тебе этот подарок.

Долли в замешательстве выпускает письмо из рук и открывает посылку, в которой лежит большой, необычного дизайна тюбик красной помады. Прежде чем она успевает рассмотреть его, к двери подходит охранник и бодро говорит:

— Хочешь ты того или нет, но — на выход.

Он сопровождает ее.

Массимо Бонтемпелли. Наша богиня (1925)

Перевод с итальянского Марии Трофимовой

Массимо Бонтемпелли (1878–1960) — выдающийся итальянский писатель, создатель направления «магический реализм», отличающегося от того, который позже появился в Латинской Америке. В центре его творчества — идея о том, что воображение является главным инструментом познания мира, а повседневная реальность тесно переплетается с магией, скрытой как в окружающем пространстве, так и в самом человеке.

Особое место в наследии писателя занимает пьеса «Наша богиня» (1925) — яркое произведение о масках и потере себя, где через смену костюмов раскрывается глубокая философская тема. В этом произведении автор мастерски использует театральные приемы, создавая многослойную историю, где каждый новый наряд главной героини символизирует её внутреннее преображение.

ВУЛКАН (один). В самом деле. (Кланяется одежде). Дорогая Дея, синьора Дея, госпожа Дея! (Распахивает шкаф). Дея, Дея, Дея… Как много Дей! На выбор. На любой вкус. В изобилии. Держи только пару монет в кармане, чтобы расплатиться с портнихой Донной Фьорой, и всё. Ну, циник! Почему циник? Это вы сказали, циник… (Платью цвета голубки) Вы, что вчера… нет, позавчера, ох, неужели день, когда я вас увидел впервые на чаепитии у графини, был только позавчера? А теперь уже конец? По-видимому, так… Вы, в которую я чуть не влюбился позавчера. Вы, дорогая Дея, даже не вполне понимая, что имеете в виду, назвали меня «циником». Но вы… где вы? Вот! (Красному костюму) Вы, донна Дея, на следующее утро заставили меня отыскать свою потерянную голову. А что ещё мне было делать? Мне нравятся женщины нежные, благостные, покорные. Позволите совет? Вам лучше держаться рядом с мужчинами более чистосердечными, даже немного ребячливыми, как Маркольфо. Маркольфо… Ах, что вы говорите? (Платью цвета голубки) Маркольфо и вам позднее пел серенады, вечером, скажем так, во втором акте? Не то чтобы он под вас подстраивался. Ему милы не вы, дорогая Дея, он продолжает мечтать о госпоже Дее (кивает на костюм), которая – как я говорил – не назвала бы меня «циником», только потому что я сказал… Уже не помню, что я такого сказал, да и почему должен помнить? Зачем вы заставляете меня быть последовательным? Особенно когда голову кружит от аромата вашего парфюма. Парфюм, вот, где прячется суть Деи. Олимп. Олимп красивейших богинь, перед которыми так и хочется упасть на колени, правда, правда. Да, я знаю, кто такая вы (платью), и кто, госпожа, вы (костюму), и кто такая ты (жёлтому платью с пришитой к юбке виноградной лозой). О, тебе я смело буду говорить «ты», Дея, тебе, «сладострастное создание», как пишут сейчас в романах. Давай, давай, быстрее, главное, чтобы без скандалов… (Умолкает и кивает розовому платьицу). Ох, дорогая синьорина Дея, как же вы выросли! Как ваш папенька? До скорых встреч. (Снова поворачивается к жёлтому) Никаких скандалов, я же говорил. Веди себя осторожнее, Дея! И не рассказывай о своих проделках, например, синьоре Дее, вот, посмотри на неё. (Тёмному, очень серьёзному и трагичному костюму) О нет, синьора Дея, вы про ту, что только что здесь прошла? (Кивает жёлтому платью) Я её даже не знаю, нет, это просто какая-то Дея. Она спрашивала у меня дорогу, я подсказал, вот и всё. А как ваш достопочтенный супруг? И ваши четверо детей? Тётушка ваша больная так и лежит? Да, я понимаю, в наши дни уже нет той учтивости, того savoir faire , который… Но вы что-то самая любопытствующая из всех, да, именно вы. Только вы, например, синьора Дея, поинтересовались, чем всё закончилось – эта ночь, наша история. И почему же вам так нужно всё выведать? Может, вы знаете его, этого графа Орсо из Совета Двадцати? Нет. А графиню Орсу? Ну так. Тогда зачем вам? Вы ведь читаете криминальную хронику в газетах, что же вы сами не представите себе это неприятное происшествие? Если не можете, так слушайте меня, я сам всё сделаю. Хотите увидеть, как надо поступить? Слушайте: либо граф Орсо их не обнаружил и ушёл, осмеянный Вулканом – что? да, Вулкан – это я, когда что-то важное происходит, мне нравится говорить о себе в третьем лице, – тогда ничего не произошло, комедия подошла к счастливому концу. Или же граф передумал и вернулся, в таком случае опять, как прежде, получается два исхода. Либо он их убил – вы не можете себе такого представить? Да, как Паоло и Франческу в поэтической антологии, которую вы читали в школе. Тогда комедия становится трагедией. Другой вариант: он вернулся, да, но решил, что лучше закрыть на это глаза. Вот вам третий «жанр», «современная психологическая драма». Во всех трёх случаях, уверяю вас, и мне, и нам (кивает другой одежде), и им (неясный кивок в сторону зрителей), умным людям, совершенно всё равно, что там происходило. Важно то, что во всех трёх случаях из того выхода сейчас появятся Маркольфо и Дея – именно, Дея, – а знаете, зачем? Чтобы мы все могли отправиться спать (разговаривая, вешает одежду в шкаф, одну за другой, кроме жёлтого платья), все, кроме тебя. Ах, нет, ты по ночам не спишь. А значит, ты составишь мне компанию. Я обожаю его целиком, этот Олимп, но, честно говоря, только с тобой я чувствую спокойствие. Ты мне ближе всех, именно ты, и потому перед тобой я хочу преклонить колени, вот так (встаёт на колени), и воздеть руки (поднимает их). Не будь я во фраке, я расщедрился бы и на дифирамб, снял бы с тебя эту виноградную лозу, вот так (снимает), всё равно Донна Фьора, портниха, меня не видит, Донна Фьора, величайшая изготовительница божеств. Я водрузил бы эту лозу себе на голову, как венец (сворачивает лозу, словно венок, и кладёт себе на голову), поднялся бы (встаёт) и голосом звучным, как саксофон, спел бы тебе… но я во фраке. Фрак – это логика. Фрак – это бизнес. Фрак – это по-мужски. Фрак – это серьёзно. Иди прочь. (Бросает платье в шкаф и резко закрывает его двери. Потом вдруг замирает, словно поражённый этим закрытым шкафом. И внезапно кричит, но не громко). Нет! Нет. Как же я буду теперь? Без тебя? Тебя, тебя, тебя… (В разные стороны, обращаясь к шкафу). Открой мне! (Лихорадочно толкает двери шкафа, давит на них и дёргает за ручки, будто это закрытая дверь, которую нужно взломать). Иди ко мне. Вернись, вернись ко мне. Почему ты меня оставила? Это же я. Ну это же я, разве не так? Вернись, хочешь, я тебе дам поиграть с моими мыслями? С моим сердцем. Бери его, но только верни, чудесная невольница, Дея, верни, я не могу жить без тебя. (В отчаянии бросается на шкаф, падает на него грудью, подняв вверх руки и ладони, в таком положении стоит почти без движения. Пауза. Внезапно поднимает голову, услышав шум со стороны входа. Быстро встаёт, приходит в себя, поправляет одежду, примеряет улыбку и поворачивается лицом к выходу).

Маркольфо и Дея заглядывают в комнату и тут же входят.

ДЕЯ (в мехах, голова почти вся завёрнута в белый шарф. Сама она очень спокойна). Здесь хотя бы не холодно. (Расстёгивает верх меховой шубки). Мне просто необходимо отдохнуть!

МАРКОЛЬФО. Уже очень поздно.

ВУЛКАН (всё ещё оживлённый). Или же очень рано. Сейчас то самое время, когда непонятно, уже поздно или ещё рано. Вроде, поздно, да, но лишь покажется лучик солнца, как станет рано-ранёхонько. (Дея между тем полностью сняла с себя меха). Как и твой наряд, Дея, который, насколько мне удаётся разглядеть, находится в состоянии между самой жалкой насмешкой и самым триумфальным дионисийским восторгом. (Дея снимает с головы шарф). Но дай я тебе этот венок, вот, и ты сразу станешь идеальной вакханкой. (Кладёт венок ей на голову тогда же, когда она отбрасывает шубку).

ДЕЯ (в живописно ободранном платье, как в конце третьего акта, и венком из виноградных листьев заливается смехом, будто пьяна). О, о, как смешно, всегда так смешно бывает, когда возвращаемся! (Пока говорит, пускается в вальс по кругу по всей комнате). Когда возвращаемся вовремя, вовремя оттуда, куда пошли вчетвером и откуда вернулись втроём. Ах, ах, видите, я всё знаю, а вы думали, что нет? Оооо, я могу повторить ещё раз, два, три. Два, три, четыре раза! (Останавливается) Только не поворачивайтесь, не смотрите на меня, не разевайте рты и не говорите с шофёром, нееееееееееет… (Продолжает ещё долго, пока идут следующие реплики).

МАРКОЛЬФО (в ужасе оборачивается к Вулкану). Но она и капли не выпила!

ВУЛКАН (отвечает равнодушным уклончивым жестом и бормотанием).

ДЕЯ (вальсирует ещё один круг по комнате, её «еее» превратилось в режущую уши трель, но она не прекращает).

Между тем входит Анна.

И. Г. Гаврилов. Санӥ.

Перевод Луизы Зариповой

Игнатий Гаврилович Гаврилов (1912–1973) – поэт, прозаик, драматург, переводчик, классик удмуртской советской литературы. Участник Великой Отечественной войны. Родился в д. Большие Сибы Можгинского района Удмуртии в крестьянской семье. В 1930–1932 гг. был студентом ГИТИСа. В историю удмуртской литературы вошел прежде всего как драматург. Его пьесой «Вало ӧр куашетэ» («Шумит река Вала») в 1931 г. был открыт Удмуртский драматический театр. Он стал его художественным руководителем, затем - режиссёром и заведующим литературной частью, всего им написано свыше 30 пьес. Наиболее значительным прозаическим произведением И. Гаврилова является трилогия «Вордӥськем палъёсын» («Корни твои» в переводе С. Никитина).

Поэма «Санӥ» (1935) – лиро-эпическое произведение о судьбе удмуртской женщины дореволюционной поры, сюжет во многом соткан из легенд и преданий. .

Санӥ́ — имя главной героини поэмы. Наиболее близкое русское звучание: Саны́.

• И отрасти-то не успели
• Волосья светлые мои;
• И нагуляться не сумели
• Со мной подруженьки мои.
• Ата́й¹ от бедного житья
• Совсем не пожалел меня —
• Сосватал дочь за богача.
• Сказал мне только напоследок:
• «Нылы́² , напрасно слёзы льёшь,
• Полюбишь мужа — заживёшь».
• На поле дивная сосна,
• А на хвоинке — по росинке.
• Вот дом покинула краса́,
• На каждой щёчке по слезинке.
• Была б жива моя ана́й³ ,
• Меня бы словом приласкала,
• «Не торопись! Не расцветай!» —
• Она бы, верно, мне сказала.
• Ата́й, родимый, да за что же
• Ты дочь единственну свою
• Отдал злодею-богачу?
• За что на век ты жизнь мою
• В златую посадил тюрьму?
• Ой, никогда я не роптала
• На незави́дную судьбу.
• И сердце так не изнывало,
• Как будто в пламени тону.
• Но видно уж пришла пора
• Поведать о своей печали.
• Я не привыкла к богачу
• И полюблю его едва ли.
• И день, и ночь живу без сна,
• Куда бежать? Где мне укрыться?
• Вся истерзалася сама,
• Как в клетке маленькая птица.
• Глаза поблёкли, щёки впали,
• Вся жизнь — мучение одно!
• Свекровка да кена́к ругают,
• Упрёком со свету сживают,
• Что им ни сделай — всё не то.
• Смеётся злобная кенак:
• «Дочь бедняка-то возгордилась,
• Вошла в наш дом, а всё никак
• Жить по уму не научилась!
• Ленивей девки не сыскать,
• Её хозяйство не заботит.
• Ни пол помыть, ни постирать,
• Зато от мужа нос воротит».
• Не знаю, как им угодить,
• Всё делаю, что ни прикажут,
• И так, и сяк стараюсь жить,
• А толку — всё равно накажут.
• Когда по улице иду,
• За мной клубами пыль взмывает —
• То, видно, на мою беду
• Век потихоньку улетает.
• Ах, молодость — она одна,
• Зачем её в силки поймали?
• Жизнь не воротишь никогда,
• Зачем её мне поломали?
• 1. Отец. (удм.)
• 2. Моя дочь. (удм.)
• 3. Мама. (удм.)