Текст: ГодЛитературы.РФ
«...Перебирая фотографии и пересматривая старые записи, я пытаюсь понять: в чем заключалось величие Майи, в чем ее магия?
Она танцевала удивительно ясно и внятно, даря зрителю возможность насладиться каждым мгновением. Ее движениям верили безоговорочно. Когда Майя протягивала руку и взглядом следила за ней, казалось, что она видит гораздо дальше, чем позволял взмах. Каждый ее жест был внутренне оправдан. Это было больше, чем техника. Это было искусство, которое завораживало». А.М. Плисецкий
В издательстве СЛОВО/SLOVO к 100-летию со дня рождения Майи Плисецкой (20 ноября 1925, Москва — 2 мая 2015, Мюнхен) выходит книга «Век Майи», созданная её братом — выдающимся артистом балета Азарием Михайловичем Плисецким. Это не просто воспоминания — это признание в любви, история семьи, в которой искусство было дыханием, а сцена — судьбой.
Азарию Михайловичу удалось сделать невозможное: вернуть живое присутствие Майи. Он обращается к семейному архиву — старым письмам, фотографиям, вырезкам из газет, театральным программам — и каждую деталь превращает в повод для размышлений о таланте, силе характера и внутренней свободе сестры, поводом для воспоминаний о семье, творческой судьбе и характере Майи, людях, с которыми ее сводила жизнь. Азарий Михайлович, рассказывая истории о сестре, одновременно размышляет о том, какой Майю видел и воспринимал зритель, в чем же загадка ее редчайшего гения.
В книге собраны уникальные, ранее не опубликованные материалы из архива Плисецких. Послесловие написал Николай Цискаридзе, ученик и продолжатель традиции, в чьём тексте звучит трепетная благодарность Учителю и Вдохновению.
На страницах книги — 35 QR-кодов, ведущих к видеофрагментам из семейных съёмок и выступлений Майи. Многие кадры снимал сам Азарий Михайлович, увлечённый видеосъёмкой ещё с времён своей работы на Кубе. Это живая хроника эпохи, в которой Плисецкая была центром притяжения — магическим полюсом искусства.
Об авторе
Азарий Михайлович Плисецкий – выдающийся артист балета, хореограф, представитель династии Мессерер-Плисецких, брат легендарной балерины Майи Плисецкой. Окончил Московское хореографическое училище и театроведческий факультет ГИТИСа. Сыграл огромную роль в становлении Кубинского национального балета, обучал и работал с танцовщиками в США и Японии.
С разрешения издательства публикуем фрагмент книги.
«Век Майи» Азарий Плисецкий
- изд-во: СЛОВО/SLOVO, 2025
Предисловие
Впервые я увидел Майю танцующей в 1943 году, когда она оканчивала балетную школу. Мама повела меня, шестилетнего мальчика, в Большой театр на балет Пуни «Конек-горбунок». В одной из сцен действие происходило в царских покоях, стены которых были украшены изысканными фресками с изображениями дивных красавиц. Картинки быстро, одна за другой, поворачивались, и за ними появлялись живые балерины. Каждая исполняла свою вариацию.
Мама заранее предупредила меня, что первой выйдет Майя. В нетерпении увидеть сестру на сцене я все время повторял: «Первая Майя! Первая Майя!». Теперь, когда время все дальше отдаляет нас друг от друга, я все чаще ловлю себя на мысли: хочу постичь феномен Майи Плисецкой не глазами брата, а глазами зрителя. Время, словно линза, позволяет рассмотреть детали. Ведь большое, как известно, видится на расстоянии. Перебирая фотографии и пересматривая старые записи, я пытаюсь понять: в чем заключалось величие Майи, в чем ее магия?
Она танцевала удивительно ясно и внятно, даря зрителю возможность насладиться каждым мгновением. Ее движениям верили безоговорочно. Когда Майя протягивала руку и взглядом следила за ней, казалось, что она видит гораздо дальше, чем позволял взмах. Каждый ее жест был внутренне оправдан. Это было больше, чем техника. Это было искусство, которое завораживало.
«Умирающего лебедя» Майя исполняла сотни раз. И каждый раз зрители не отпускали ее со сцены, вновь и вновь вызывая на поклон. Она могла танцевать его дважды, а порой даже трижды за один вечер. И всегда — по-разному. Как художник, который не в силах создать две совершенно одинаковые картины, Майя импровизировала, но никогда не позволяла себе случайного движения. В каждом жесте был смысл, легко читаемый и надолго запоминающийся.
Кроме того, она обладала необыкновенной артистичностью: всегда излучала энергию — и у балетного станка, и в свете рампы. Эффект ее присутствия на сцене был таков, что от нее невозможно было отвести взгляд. Это было то самое состояние, которое называют «аз есмь».
Возможно, секрет заключался в ее пылком темпераменте и врожденной музыкальности. Но, как бы то ни было, факт оставался фактом: сколько бы артистов ни находилось на сцене, все взгляды зрителей неизменно были прикованы к Майе. Даже когда на сцене царила тишина, ее движения заменяли музыку. Достаточно вспомнить балет
«Aйседора», в котором каждое движение Майи, ее взгляд, следящий за воображаемым камушком, — это и была музыка, хореографическая музыка.
Самым преданным поклонником Майи, конечно же, была наша мама. Она боготворила ее, ласково называла «донюшка моя». Все в нашей семье было посвящено Майе: если Маечка отдыхает, нельзя шуметь, если у нее выступление, ей нужно помочь.
Не задумываясь о том, что однажды Майе будут посвящены книги и выставки, что в Москве появится музей, мама бережно хранила все, что было связано с дочерью. Детские башмачки с протертыми носками, письма и открытки, которые Майя отправляла своей дорогой и любимой мамуленьке из разных уголков мира, фотографии, газетные вырезки, театральные программки — все это мама собирала и сохраняла.
В мою долгую бытность в Гаване, где я танцевал и преподавал в Национальном балете Кубы, я регулярно получал от Майи письма из Москвы. На нескольких страницах подробно рассказывала она о том, что происходит вокруг: какие партии репетируются, как проходят гастроли, о зрителях, о событиях театральной жизни, о трудностях и испытаниях на пути к мечте станцевать свою «Кармен».
В один из трудных моментов она призналась: «Всю жизнь я занималась лишь повторением чужих ролей, но еще раз повторять уже нет охоты, да и бороться становится трудно. Вот так, Азарёк, обстоят дела. Видимо, не суждено мне что-то создать».
Теперь эти письма — настоящие документы эпохи. И то, что вся многолетняя переписка сохранилась, — заслуга мамы. С ужасом думаю о том, что в своих бесконечных переездах по миру я мог бы легко их утратить.
Перебирая в очередной раз архив, я вдруг осознал необходимость все это сохранить, создав книгу-альбом, в которой объединены воспоминания и мысли, возникающие во мне словно вспышки, когда я пересматриваю фотографии Майи и перечитываю ее письма.
[1926]
Про таких, как наш отец, говорят «душа компании». В студенческие годы он слыл весельчаком и заводилой, за что получил от друзей прозвище Веселовский. Добрый, легкий в общении папа, женившись на маме, сразу влился в большую мамину артистическую компанию.
Он обладал великолепным чувством юмора и очень любил розыгрыши. Однажды ему довелось подвозить на своей эмке актрису Рину Зелёную, с которой он был прекрасно знаком. Собираясь к Рине Васильевне, отец попросил позвонить ей и предупредить, что будет машина, но не говорить, кто за рулем. Натянув в целях сохранения инкогнито какую-то фуражку и подняв воротник пальто, отец отправился к Зелёной.
Когда актриса неспешно вышла из подъезда, он, опустив стекло машины, вдруг гаркнул на нее зычным, не своим голосом:
— Садитесь скорее! Сколько вас ждать можно?!
Рина Васильевна от неожиданности шарахнулась в сторону. А потом обескураженно спрашивала:
— Кого вы за мной прислали? Что за грубиян меня вез?!
Когда узнала, что в роли грубияна выступил Миша Плисецкий, хохотала громче всех.
1927, 1928
На обложке одного из первых номеров журнала «Советский экран» изображена наша мама Рахиль Мессерер, взявшая творческий псевдоним Ра.
В девятнадцать лет она поступила в Институт кинематографии на курс Льва Кулешова. Это был самый первый набор ВГИКа.
Мамина карьера в кино началась более чем успешно. Яков Протазанов считал, что ее библейская красота принадлежит восточному типу: печальные глаза, черные волосы, расчесанные на прямой пробор, смуглая кожа. Поэтому он предложил маме сниматься в главных ролях на новой киностудии «Узбекфильм» в фильмах, главная тема которых — освобождение женщин Востока от ига шариата.
Эти картины имели в свое время большой успех и демонстрировались во многих кинотеатрах страны. Я помню мамин рассказ, как четырехлетняя Майя на просмотре фильма «Прокаженная» расплакалась на весь зал, увидев, что басмачи бросили несчастную героиню под копыта лошадей. Мама долго успокаивала ее, повторяя, что это кино, все не по-настоящему и с ней все хорошо. Но заплаканная Майя упорно повторяла: «Они же тебя убили!»
