Текст: Михаил Визель
Фотографии обложек с сайтов издательств
Илья Бояшов. «Бансу» СПб., Лимбус-Пресс, 2019
Небольшая историческая повесть, которая во времена толстых журналов считалась бы «большим рассказом», основана на реальном дурном анекдоте. Летом 1943 года во время перегона очередного лендлизовского «Дугласа» с Аляски в Сибирь летчик Вася, любуясь мощной послушной машиной, при обходе грозового фронта заложил крутой вираж. Мальчишество - но для боевого летчика простительное, кабы не одно «но» – при этом в оказавшийся почему-то открытым колпак кабины пулеметчика выпал его напарник, штурман Лёша. Причем выпал над Аляской, то есть над США!
Вася с ужасом вспоминает, что накануне дурак Лёха в открытую восхищался подаренными ему превосходными американскими ботинками и вообще преимуществами американского образа жизни. А потом, опомнившись, буркнул: «Что, сдашь теперь?» Так может, не случайно выпал, а сознательно сиганул? То есть, прямо сказать, переметнулся? Но почему ж тогда в одном ботинке, оставив второй – тот самый, американский – в кабине?!
ЧП предсказуемо вызывает панику на советском аэродроме. Но прикомандированный к нему особист паникует как-то особенно – и слышать не хочет о том, чтобы доложить, как требует устав, по инстанции, а приказывает немедленно организовать поиски пропавшего штурмана. Потому что на самом деле его интересует не столько сам Лёша, сколько содержимое его штурманской сумки.
Но это же содержимое очень интересует и ФБР. Которое так же интенсивно ведёт борьбу с внедряемыми СССР промышленными шпионами, как и подсаживает к лётчикам своих пропагандистов. И тоже немедленно организует поисковую экспедицию.
Так две команды начинают гонку на опережение. Одна, американская, отлично оснащена и может рассчитывать на поддержку местного населения. Другая держится в основном на непонятно откуда берущейся энергии особиста и, конечно, на том, что всё-таки свой. Обе команды делают, как в шахматах, неожиданные ходы по очереди – пока не сталкиваются лицом к лицу. И здесь ведут себя как истинные сэнсеи – лишь обменявшись взглядами, понимают, кто победил, а кто проиграл.
Илье Бояшову удаётся на очень малом объеме создать увлекательное и многоплановое произведение. Ведущиеся наперегонки поиски пропавшего Лёхи захватывают, как авантюрный роман. За ходом мысли особиста и фэбээровца, силящихся, каждый со своей стороны, на основе все добавляющихся жутковатых вводных, понять, что же произошло, следишь как за классическим детективом. Непростые отношения этих самых фэбээровцев с местными жителями, которые вроде как американцы и христиане, но на самом деле индейцы-алеуты (да еще и большей частью с русскими фамилиями, оставшимися от купцов XIX века) и злостные язычники, равно как и вживание русских героев в суровый и величественный аляскинский пейзаж, завораживают как настоящий вестерн. И, наконец, находится место для рассуждений на извечную русскую тему: почему Россия не Америка? И хорошо ли, если вдруг станет Америкой? (Впрочем, успокойтесь, никогда не станет.)
Да, а почему «Бансу»? Бансу – это местный злой дух. Который появляется как предложенный в своё время Олешей шахматный Дракон – стоящая вне доски фигура, переводящая игру на другой уровень. Но в формате маленькой повести ему явно тесновато, так что о нем нечего и толковать: сверкнул пестрым хвостом и улетучился.
Дэвид Бирн. «Как работает музыка»
Пер. с англ. Е. Искольского
М.: Альпина нон-фикшн, 2020
Книга знаменитого американского рок-музыканта со времени первого английского издания (2012) тоже успела стать знаменитой. Правда, как и в случае с нововолновой группой "Talking Heads", лицом и голосом которой был Бирн, знаменитость эта носит ограниченный, скорее гурманский характер. Что оправданно. Седовласый флегматичный джентльмен Бирн, интроверт, интеллектуал, любитель велосипедных прогулок, мало похож на рок-звезду. И его книга – это меньше всего разухабистые мемории рок-звезды, записанные и причесанные «литературным негром». Русское название, буквально воспроизводящее оригинальное (How Music Works), не очень уклюже, у нас до сих пор гораздо меньше, чем в английском языке, используются обороты типа «это не работает», если речь не идёт о тракторе, но предельно точно: Бирн не просто рассказывает свою музыкальную биографию (этому посвящена только одна отдельная глава, «моя жизнь на сцене») и обобщает накопленный за это время опыт работы на сцене («я понял, что сыгранность – это не когда все играют точно в такт, а когда все играют вместе»), в студии и в кабинетах боссов звукозаписывающих лейблов, но и делится своей философией музыки. Причем именно музыки ХХ века, которому он всё-таки принадлежит.
Если коротко, эта философия отталкивается от двух предпосылок:
1) восприятие музыки тотально зависит от контекста (так, средневековая музыка кажется нам сейчас простой не потому, что «не умели», а потому, что иначе в огромных каменных соборах с многослойным эхом всё сливалось бы в кашу);2) появление звукозаписи полностью перевернуло наше представление о музыке и, более того, переформатировало наше восприятие самих звуков. Заканчивается книга, в целом довольно спокойная и сухо-информативная, главой «Гармония мира», в которой прямо утверждается: «Музыка – это часть того, что делает нас людьми».
Всё-таки рок-н-ролльный драйв, когда он есть, под благообразностью не спрячешь и интеллектуализмом не замаскируешь.
Елена Коровина. «У Лёки большие щёки» М.: Никея, 2020
Тоненькая книжка в тиснёной твёрдой обложке и с реалистическими полноцветными иллюстрациями – современный образчик семейного чтения в полном смысле слова. В основе ее – безыскусная история реального ленинградского мальчика Артёма (Лёки), которому на момент начала войны было пять лет. У Лёки сначала ушел на фронт папа, потом умерла от истощения соседка, потом его сверстница – дочка этой соседки, а потом и его 25-летняя мама, которая до последнего пыталась учить его грамоте и запрещала рисовать в книгах. А уже умирая, достала изо рта и положила ему в рот корку хлеба, принесённую ей соседкой. Но сам он выжил. И дождался папу. А потом вырос и стал священником, отцом Артемием.
Видимо, как раз по этой причине книжка вышла в православном издательстве «Никея», военной тематикой обычно не интересующемся. Так что мы не удивляемся, когда читаем, что Лёка выжил потому, что мама, умирая, поручила его Господу. Впрочем, автор не забывает внятно объяснить, что спасло его не только небесное заступничество, но и советский детский дом, куда он попал, оставшись один.
Книги о недавнем, но стремительно уходящем в историческое время ужасном прошлом – о II Мировой войне, о Холокосте, основанные на реальных историях не великих полководцев, но обычных людей, их переживших, давно составляют заметную часть издательских планов европейских и американских издательств. Но у нас пока что не так распространены – хотя нашим людям есть что рассказать. И полная мелких, но выразительных (а порой – просто душераздирающих) подробностей книга про Лёку и его исчезнувшие за время блокады щеки – прекрасный тому пример.
Александр Стесин. «Африканская книга» М.: НЛО, 2020
Если книга про Лёку – пример истории реальной, то «Африканская книга» – пример истории глобальной. Она написана хорошим русским языком, но в ней живущий и практикующий в Нью-Йорке врач-онколог описывает свой опыт пребывания в чёрной Африке, преимущественно в Гане. Куда он попадал не как охотник на львов, не как путешественник-этнограф, описывающий занятные местные обычаи, но как врач, видящий в местных жителях не аборигенов, но людей, нуждающихся в помощи. И это возвращает автора в традиции русской литературы: врач Чехов, врач Булгаков, врач Стесин – почему бы и нет? Тем более что это не первый литературный опыт врача-писателя: за предыдущую свою книгу – «Нью-йоркский обход» он получил недавно премию НОС.
Впрочем, «Африканская книга» – это не единое произведение, роман или травелог, а собрание разных произведений, охватывающих указанную тему – Африка – с разных сторон. Нашлось здесь место и для переложений ганской поэзии, и для подробного описания 14 разных африканских кухонь. А значительную часть увесистого 730-страничного тома представляют собой переводы и пересказы приведений эфиопских писателей, с которым Александр Стесин знаком лично. Поэтому – глобальная история.
Сергей Иванов. «Блаженные похабы. Культурная история юродства» М.: АСТ, Corpus, 2020
Не так уже редки случаи, когда какая-то историческая подробность, столетиями представлявшая интерес только для академических ученых – специалистов по конкретному периоду, вдруг по какому-то стечению обстоятельств становится притчей во языцех. Так, например, произошло в конце девяностых с античным словом «олигарх». Или, только что, с печенегами.
То же самое можно сказать про юродивых – героев обстоятельной и при этом популярной монографии византолога Сергея Иванова. Первый раз эта книга вышла в 2005 году в специализированном издательстве "Языки славянских культур". Но с того времени, как известно, много что произошло. В частности, «пуськи» сплясали в ХХС, а Петр Павленский продемонстрировал, как он прибивает известно что к брусчатке Красной площади – прямо напротив собора, в котором подвизался самый известный русский юродивый, Василий Блаженный.
Павленский, кстати, ничего себе не «прибивал», а аккуратно продел гвоздь сквозь заблаговременно сделанный пирсинг, но эффектно выглядящие акции предсказуемо всколыхнули вопросы: где кончается современное искусство и начинается обыкновенное хулиганство? Слово «юродство» кажется хорошим ответом, но что это такое – никто толком не может объяснить. Вроде понятно без объяснений. Как справедливо пишет Иванов, уже «самый факт, что при разговоре о древнем и весьма специфическом виде православной святости русские могут без кавычек и дополнительных пояснений употреблять слово своего современного языка, чрезвычайно показателен».
Так что нынешнее издание, доработанное и дополненное, уместно и своевременно. Подробно излагая историю византийских «безумцев Христа ради», автор все время протягивает ниточки к «восточной периферии юродства». Так, например, он замечает, что в России, в отличие от Византии, невозможно было укрепить репутацию юродивого, справляя нужду или бегая голым по улице, потому что вплоть до петровского времени нужду на улице справляли повсеместно, а беганье нагишом в нашем климате воспринимается скорее как подвиг страстотерпства, чем как сексуальная распущенность.
И, конечно, много внимания уделяется Ивану Грозному – убежденному, что «власть пойдет за ним куда угодно». И что даже в юродстве он выше любого из своих подданных. Впрочем, подытоживает автор, «безвредное бытовое юродство оставалось приметой повседневной жизни России весь XIX век». Как мы видим, не только XIX. И не всегда безвредное.
