Алиса-Наталия Логинова, г. Москва
Марье Петровне мешают страдать
— СОВСЕМ МЕНЯ ЗАБЫЛА, — припечатала Марья Петровна и старательно ткнула пальцем в кнопку «Отправить». Печатать по-человечески на этой штуке она так и не научилась: буквы выходили большими, как на транспарантах, запятые и прочие знаки препинания прятались в самых неожиданных местах, там же, наверное, где и буква «Ё» — а может, от неё и вовсе избавились, не угадаешь. Мир Марьи Петровны потерял понятность и предсказуемость в годы превращения союза республик в отдельные страны и превращения второго, куда более грустного — её самой из красивой боевой девицы через мать и жену в толстую и немыслимо старую бабку со скверным характером. Никто, конечно, в лоб ей этого не говорил, но Марья Петровна и в молодости отличалась понятливостью. Теперь она бы с удовольствием пояснила интересующимся, что попробуй не испорть характер, когда то спину прихватит, то цены поднимут, то родная дочь за человека не считает — но никто не интересовался. Некому больше было.
— МОГЛА БЫ И НАПИСАТЬ МАТЕРИ, — не сдержавшись, добавила Марья Петровна адресату «Оля дочь». Это Оля сама себя так написала, чтобы Марья Петровна не перепутала её с Олей-соседкой, хотя та была, во-первых, Ольга Геннадьевна, а, во-вторых, последняя в списке тех, кому Марье Петровне пришло бы в голову писать или звонить. Олю-соседку небеса послали ей в наказание за какие-то из многочисленных грехов и вроде как на время — где-то в светлом будущем соседей ждала большая квартира с ремонтом и видом на лесопарк, о чём Оля-соседка часто и с удовольствием сообщала, поскольку к прочим своим недостаткам обладала ещё и не слишком хорошей памятью. Переезд, впрочем, всё откладывался и откладывался, и Марья Петровна волей-неволей убедилась, что соседке небеса послали любящего и ещё живого мужа, троих детей, здоровых, красивых и обеспечивших седовласую Олечку внуками, внучками и кофточками из Италии, а также огромное количество каких-то других родственников, которые в голове Марьи Петровны рисовались такими же шумными, болтливыми и бесконечно перемещающимися между всякими Сингапурами и Лабытнангами.
Марье Петровне это крыть было нечем. От третьей смски она всё же воздержалась; попила чаю с баранками, глядя на начинающуюся метель, проверила, не идёт ли чего хорошего по телевизору, и, отмахнувшись от напомаженной и уложенной актрисы, призванной изображать собой типичную российскую пенсионерку, стала собираться на прогулку. В чём в чём, а в целебной силе прогулок Марья Петровна не сомневалась, потому основательно закуталась в тёплое и выдвинулась, осторожно передвигая левую, ненадёжную после перелома ногу со ступеньки на ступеньку.
— Здравствуйте! — неумолимо настигла её соседка на втором. — Как лифта-то не хватает, а? У сына недавно была, так…
Марья Петровна решила, что можно и передохнуть, и прилегла локтем на перила.
— Говорят, что в пятиэтажках тоже…
— Чушь! — отрезала Марья Петровна. — Не будут тут никогда проводить, снесут, да и все дела.
— Может, — охотно согласилась Оля-соседка, на голове у которой красовалась кокетливая красная шляпка. «Замёрзнет в ней», — мысленно осудила эту шляпку Марья Петровна. — «Не для нашего климата».
— …у вас из ящика… — донеслось от соседки, и она поняла, что выпустила кусок воркования.
— Что?
— Конверты, говорю, торчат, я вот и подымалась сказать, чтобы забрали, а то своруют…
— Своруют, — согласилась Марья Петровна, — народ такой пошёл… И я пойду.
Из давно уже забытого всеми, кроме счетов за свет и газ, тёмно-зелёного ящика с неотмывшимся куском надписи, отрицательно характеризующей некоего Коляна, действительно торчали белые конверты. Торчали даже несколько вызывающе.
— Реклама, небось, — сказала им Марья Петровна, нашаривая в сумке ключи. Подцепила свободной рукой один из конвертов, выудила из щели — имя её, адрес верный, от руки написано. Может, мошенники? Недавно вон рассказывали по телевизору, что ходят по квартирам…
На втором конверте тоже оказалось её имя, адрес. И ещё, зелёной ручкой, над индексом: «С НОВЫМ ГОДОМ!».
— С новым, с новым, — пробормотала Марья Петровна, разглядывая конверт. Был и обратный адрес, написанный латинскими буквами. Дочь что ли написала? Но зачем два?
Наконец, выудила ключи, открыла. Ну, понятно — сложенная рекламная газета, для таких у них в подъезде даже специальную коробку мусорную завели. Подошла, бросила туда, вернулась к ящику.
Под газетой затаились конверты. Целая стопка — длинные и квадратные, обычные и красные, зелёные, в рисунках каких-то, наклейках… Между ними торчали уголки открыток.
— Что за ерунда! — высказала почтовому ящику своё отношение к происходящему Марья Петровна, пряча нежданный улов. Выбралась на улицу, устроила себе очередной променад по району — правда, сокращённый в честь снегопада — и всё никак не могла отвлечься, думала, думала, на сумку поглядывала. Шутка чья-то? Нашла о чём переживать, надо вот к празднику готовиться, яиц дома нет, молоко кончается…
— Всё как обычно. У Миши сопли, сидит дома. Как здоровье? — ответила, наконец, дочь. Марья Петровна добралась с покупками домой и уже там напечатала:
— НОРМАЛЬНО НА ПРАЗДНИК БУДЕТЕ
В ответ Оля позвонила, чтобы подробно объяснить, почему нет, а не раньше конца января. Всё это Марья Петровна уже знала наизусть — и что билеты дорогие, и что отпуск, работа, детский сад…
— И зачем надо было в такую даль ехать? — риторически возмущалась она. — Что, осталась бы тут, как хорошо бы было. А то я тут совсем одна…
— Мам, ну мы же можем по скайпу общаться! Хоть каждый день.
— Это все ерунда, — отмела Марья Петровна. — Не то.
— А ты помнишь, как его запускать? — пошла в опасную область дочь Оля, и Марья Петровна тут же начала жаловаться на соседку с её шляпкой и боль в ноге. Чёрный ноутбук лежал на выделенном ему месте и укоризненно поглядывал на Марью Петровну, и было стыдно признаваться даже себе в том, что попытки разобраться в этой суперсовременной и мудрёной технике всё чаще ни к чему не вели. Именно поэтому она бурно отнекивалась, когда дочь предложила заменить старенькую плиту — небось, и там тоже вместо нормальных конфорок окажутся кнопочки и режимы, и придётся остаток жизни питаться бутербродами.
Успешно уведя разговор от достижений технического прогресса и ещё раз напомнив о том, что Новый год — праздник семейный, Марья Петровна заварила себе чаю и тут вспомнила про конверты. Пришлось пить чай с конвертами: её впервые за бог знает сколько времени охватило непреодолимое любопытство.
«Уважаемая Марья Петровна! Поздравляем… Желаем здоровья… С Новым годом!!!».
Марья Петровна изучала письмо. Красивый, изящный женский почерк, совершенно при этом незнакомый; ничего не продаёт, никуда не зазывает, подпись — какая-то Катя. Какая Катя? Не вспоминалось никаких Кать, и уж точно никаких из… Она прищурилась, пытаясь разобрать почерк: Prenzlauer Allee. Berlin, Deutschland.
— Дойчленд, — озадаченно повторила Марья Петровна и разве что не понюхала конверт. — Берлин.
На втором конверте обратного адреса не было, но была надпись на марке:
— Эспана. Испания, что ли?
Открытка внутри со светящейся ёлкой в Барселоне подтвердила подозрения. Автор открытки всё так же поздравлял Марью Петровну. Здоровья желал и прочего, что желают. Призывал когда-нибудь эту самую Испанию посетить.
— Ну-ну, — ответила ему Марья Петровна, окончательно решив, что её с кем-то путают.
Но и дальше неутомимо поздравляли Минск, Москва, Краков, Санта-Клаус из США и неизвестное место в Китае.
— Наверное, ошиблись, — убедительно сказала себе Марья Петровна и, сложив сокровища в стопку, пошла вытаскивать из шкафа гирлянды. Приедут, не приедут, а как-никак — праздник.
На следующий день Оля-соседка поймала на третьем:
— Конверты-то что ж не забрали?
— Как не забрала? — встревожилась Марья Петровна, испугавшись за своё психическое здоровье. — Забрала вчера, сразу же!
— Так там торчат!
Опять торчали. Франция передавала привет, демонстрировала Эйфелеву башню. Таллин предлагал пить кофе с местным ликёром. Архангельск прислал портрет Лемешева. Нижний Новгород знал, что Марья Петровна любит кино с Пьером Ришаром. Финляндия прислала поздравление на три страницы так, словно они с Марьей Петровной были закадычными друзьями.
— Ну-ну, — окончательно растерялась Марья Петровна.
— ОЛЯ МНЕ ПИШУТ КАКИЕ ТО ЛЮДИ ЭТО ТЫ
— Мама, я — это я:) Радуйся!
— С УМА СОШЛА
— МНЕ НАДО ИМ ЧТО ТО ОТВЕТИТЬ
Хоть Оля и убеждала, что отвечать не обязательно, что это какие-то замечательные люди в этом её интернете, которым вовсе не сложно поздравить, а наоборот — тут мелькали фейсбук, вконтакт, репост и прочие иноязычные невнятности — Марья Петровна посчитала, что это уж совсем никуда не годится. Конечно, надо было поблагодарить! Значит, в новом году, когда толпа на почте станет поменьше, первым делом покупать марки, конверты, открытки… Или открытки в книжном? Ну и хлопот теперь от этой Оли: надо же было придумать, чтобы её, Марию Петровну, поздравляли, словно она знаменитость какая-то! Даже Оля-соседка начинала поглядывать на неё заинтригованно.
— Пишут, пишут, почтальон, поди, уже устал таскать, — отмахивалась Марья Петровна.
— А что это за марки такие интересные, с природой?..
— А, это из Канады, — скромно поясняла Марья Петровна, — а есть ещё с архитектурой…
В новогоднюю ночь открытки, письма и конверты перестали помещаться в небольшую коробочку из-под конфет и пришлось переложить их в обувную. Потом Марью Петровну поздравляли с Рождеством. Потом — со Старым Новым годом. Потом приехала Оля с мужем и внуком в вязаной шапке с забралом:
— Я лыцарь!
— Рыцарь, рыцарь, — согласилась Марья Петровна, всех обнимая и расцеловывая, — идите чай пить, замерли же.
— Мам, у тебя весь стол в открытках!
— А все ты! Нашла чего придумать. И пока не забыла: Оля, мне нужно через этот ноутбук попасть в интернет. Там, представляешь, есть какие-то такие места, где люди собираются и обмениваются открытками, письмами, разговаривают, фильмы обсуждают… Что ты смеёшься? Нет, ну никакого почтения к матери!
