Фото:
Не отпускает меня крыжовник. Пальцы ай! в невидимых колючках. На запястьях царапины покрупнее, от шипов. Собирай-собирай, урожай кислый, холодного лета.
Если дождь в понедельник пошёл, то считай до четверга, не меньше. Трава в холодных каплях, сапоги резиновые, дорогу разнесло, обочины грязные, велик скучает, руки зябнут. Пусто под березой возле пруда. Пусто на тарзанке. Мостки скользкие покосились. Время ходить по домам, на чердаке сидеть, время секретов.
- Он хочет, ну это...
- Ты что, не надо!
- А Машка давно уже!
- Маша на два года же старше, а тебе, как Джульетте...
- Кому?
- Не важно, не надо, это вредно когда рано.
- С чего ты взяла?
- Нуу...
- Не нуди, я не решила ещё.
Пыль от сена лезет в нос, дождь барабанит по рубероиду. Спи, спи.
Вечером над лесом рыжая полоса в тонких обрывках отстающих облаков. Значит завтра хорошая погода.
К лесному ручью дорога недолгая, бесполезная: ни грибов, ни ягод нет. Да и сам ручей - ледяная змейка, пить можно, а воды не набрать в канистру, слишком мелко. Только камни разноцветные на дне, а вытащишь - обычный, серый.
- Больно было?
- Не очень.
- Вы теперь что? Поженитесь?
- Не знаю, ему же в армию скоро, а мне что, сидеть ждать?
- Но..
- И вообще, он слюнявый такой, язык как каша.
- Буэ…
- Ты видела, к Машке брат старший приехал. Костёр вечером будет.
- Меня бабушка надолго не отпустит.
- Я скажу, что мы тебя обратно проводим.
Костер трещит на куске земли между крутым скатом к пруду и началом старого кладбища. Там давно не хоронят, часть могил заросла горькой травой, часть ещё держится. Приходят из соседнего села старушки, кряхтят, расчищают могилки. Дедки их красят заборчики вонючей краской, прибивают новые доски на трухлявые столбики скамеек.
На этом кладбище даже ночью не страшно, хоть тысячу историй про мертвяков расскажи. Страшнее смотреть сквозь дым костра на машкиного брата, большие кисти рук, острый подбородок, глаза горючие, быстрые, а ну как в ответ глянет.
На костре, на палочках обугливается шкурка безвкусных сосисок из привокзального магазина, хлеб да соль на газете, да бутылка дешевого кетчупа, а в кустах бутылка водки уже пустая. Вторая как раз по кружкам алюминиевым разливается.
- Давай твою.
- Не, я не буду.
- Хорош кампанию обламывать.
- Не хочу.
- Отстань ты, она маленькая ещё, за ней бабушка придёт
- Так мы и бабушке нальём!
- Не надо!
- Да шучу я! Садись, не дёргайся, опрокинешь.
Трясущимися руками чаю налить. Зубы о бортик кружки стук. Даром что чай любимый, дымный, со смородиновым листом, кусочком сахара и к нему печенье «Овсяное» полу-каменное.
Санька вдруг как вскочит и прямо к кладбищу поломилась. Слышно как там её выворачивает.
- Чего это она? Может, сосиски?
- Не, я уже четыре съел, нормальные.
- Она ж не пила почти… Эй! Ты там как?
- Хренова что-то, пойду пройдусь, мелкую провожу.
Луна молодая, а лето уже состарилось. Пахнет дальним костром, пахнет мелкими подорожными цветами. Санька на минуту берет меня за руку. Ладонь влажная дрожит.
Конец августа. Деревня пустая, все разъехались, книжки прочитаны-перечитаны. Осталось только варенье варить. Бабушка погнала в дальний угол сада, там самый большой куст крыжовника. Собираю, ос отгоняю. Санька раньше времени уехала, обещала же до сентября быть. Собираю, кусаю кислые ягоды. Машкин брат от военкомата бегает, никто не знает, где он. Собираю, ладони царапаю. На чердак тошно лезть, там до сих пор санькина заколка валяется.
Не отпускает меня крыжовник - лета глаза прозрачные.
ПАРТНЕРЫ КОНКУРСА
