Текст: Петр Моисеев
Обложка взята с сайта издательства
Коллаж: ГодЛитературы.РФ (использовано изображение с pixabay.com)
По сюжету к Каменской обращается молодой журналист, в руки которого попала неполная копия уголовного дела 1998 года. Журналист собирается написать об этом деле книгу — Каменская учит его читать документацию — учит жизни — вспоминает молодость. Ну и мы невольно вспоминаем, с чего начинала писательница, впопыхах прозванная поначалу критиками «королевой русского детектива», - и сравниваем с тем, к чему она пришла.
В 1992 году, когда вышел первый роман о Каменской, удивить русского читателя было несколько легче, чем сейчас.
Были и тогда у нас настоящие детективисты (Булгакова, Ролле, кое-что у Абдуллаева), но широкой публике они были мало известны. И на фоне советского милицейского романа, равно как и постсоветского боевика, Маринина, конечно, смотрелась очень выигрышно в силу запутанности сюжетов и отсутствия чернухи, хотя назвать ее романы детективами все-таки нельзя.
Однако в дальнейшем писательницу все меньше интересовало построение захватывающего сюжета, и, как следствие, она все больше уходила в дамский роман. В новой книге «Другая правда» Маринина стоит где-то на границе дамского и, пожалуй, полицейского романа — впрочем, опять-таки приближаясь и к детективу.
Роман разбит на два небольших томика, что для детектива не особо характерно — редкому детективисту удается написать хотя бы 400 страниц, не впадая в болтологию. Но «Другая правда» написана не ради интриги — поэтому в первом томике сюжет почти не движется с места. Более того: Каменская на все лады повторяет, что ей совершенно не хочется знать, что на самом деле произошло тогда, в 98-м. Видно, что автору гораздо интереснее высказывать свои взгляды на жизнь. Взгляды действительно довольно любопытные, хотя нельзя сказать, чтобы слишком оригинальные. Но, наверное,
главный недостаток Марининой в соответствующих главах — нежелание создать Каменской достойного оппонента;
предназначенный на эту роль молодой журналист Петр Кравченко — не столько идейный оппонент, сколько мальчик для битья, который, разумеется, обречен понять (частично) глубину мысли своей наставницы — и не более того. Мило, талантливо, но… после Толстого или Тургенева не захочешь читать идейные споры Каменской и Кравченко.
С другой стороны, во втором томе сюжет вдруг срывается с места, и Каменская быстро забывает свои недостойные литературного сыщика жалобы турка, снова становясь сыщиком, пусть и почти что поневоле. Все-таки не зря еще в начале книги есть заявка на сюжетную новизну: Петр собирается писать роман об ошибочно осужденном человеке, а Каменская мысленно называет этот сюжет скучным и избитым. И
когда Маринина наконец добирается до криминальной интриги, она действительно пытается выстроить сюжет по-новому.
И начинает она его практически по-детективному: в давнем деле об убийстве вроде бы все чисто, сомнений в виновности осужденного нет — но есть странности: преступник лишь со второй попытки смог найти место, где сам же закопал трупы своих жертв, да и с повинной явился непонятно зачем — убитых никто и не искал, мог бы жить себе спокойно… Когда Каменская начинает объяснять, что к чему, испытываешь удовольствие от того, как выстраивается итоговая картина происшедшего. И все-таки в детективе автор всегда выдает нам на руки все данные, излагая их так, что мы не можем понять их подлинного значения. Маринина предпочитает удивлять читателя сенсационными открытиями, догадаться о которых заранее невозможно: оказывается (а мы — ни сном ни духом), что персонаж, который, как нам казалось, совсем ни при чем, на самом деле при чем. Просто у него есть страшная тайна, которая объясняет его причастность к делу. Правда, в данном случае Маринина гораздо лучше маскирует главного злодея, чем, например, в «Иллюзии греха». Но все же конструкция достаточно проста: вместо того, чтобы воскликнуть: «Ну как же я сам не догадался?», мы скорее скажем: «Ну кто бы мог подумать?» Впрочем, неожиданным образом соединить две, по видимости, не связанные истории — тоже искусство, хотя скорее в духе сенсационного романа XIX века, чем Агаты Кристи.
Другое дело, что разговоры за жизнь или, скажем, история молодой женщины, работающей в хосписе, плохо стыкуются с сенсационной интригой. Впрочем, Маринина уже давно приучила своего читателя к такого рода жанровым гибридам, и,
