«ЧуДетство! Истории». Е. Льюис «Сашка»

Елена Льюис, г. Плезантон, США

Сашка

— Ребенку летом в городе не место, — говорит мама кому-то по телефону.

Она уже двадцать минут разговаривает, а я топчусь рядом: мне не терпится узнать, взяла ли она билеты на поезд и если да, то когда мы едем. Школьные занятия закончатся через неделю, и это значит, что мы поедем в Чкаловск, на Волгу, где живут мамины родители — мои бабушка с дедушкой.

Бабушка обещала сводить меня на строчевышивальную фабрику и взять кусочки ткани, оставшиеся после кройки. Для девятилетней девочки, обожающей играть в куклы, эти разноцветные тряпочки причудливых форм — целое богатство. Мама наконец-то кладет трубку.

— Саша едет с нами, я завтра иду за билетами, — говорит она.

Саша — сын маминых друзей, ему одиннадцать, и он не ходит в школу. Учительница приходит к нему сама, и они занимаются по какой-то индивидуальной программе. Я не знаю, что такое индивидуальная программа, но мне кажется, что это, должно быть, что-то для очень умных детей. Когда мы с мамой приезжаем к ним в гости, Сашка обычно прячется в своей комнате. Весь подоконник, все полки заставлены картонными моделями парусников, фрегатов, которые он собирает из наборов, что приносит ему папа.

Он может часами что-то терпеливо вырезать, склеивать. Еще он коллекционирует марки. У него несколько пухлых альбомов, и марки — это единственное, про что Сашка любит рассказывать. Обычно он молчит и смотрит куда-то вбок, и я все никак не могу понять, какого же цвета у него глаза: зеленые или голубые? Сашка не любит, когда его кто-то трогает или стоит слишком близко, поэтому он никогда не садится за общий стол. Я рада, что Сашка едет с нами, когда мы в последний раз к ним приезжали, его мама плакала, рассказывая моей о какой-то вредной комиссии, которая говорит, что Сашка социально дезадаптирован и его надо отправить в специнтернат. Я не хочу, чтобы Сашку куда-то отправляли.

«Мы уедем к бабушке, — думаю я, — и никакая комиссия Сашку там не найдет».

Я бегу собираться: в круглую синюю сумочку через плечо, которую мне подарила тетя, нужно сложить ленточки для волос, в сумку побольше запихнуть кукол, любимую желтую собачку и книжку про Калинку — подарок папы на день рождения. Мне не терпится скорее сесть в поезд и ехать, ехать, туда, где можно бегать босиком, купаться до посинения и играть на улице, пока бабушка не выйдет на балкон звать домой.

Сашку на вокзал привозит папа. Он крепко держит сына за руку.

— Здесь его таблетки, по две утром и вечером, — рассказывает он моей маме.

— Олег, не волнуйся, все с ним будет нормально.

Мама может вселить спокойствие в кого угодно. Папа Сашки даже начинает улыбаться и пытается на прощание обнять сына.

В купе вагона мы с Сашкой забираемся на верхние полки и отдергиваем занавеску. Мимо нас проносятся подмосковные станции, деревеньки, речки, поля. Как в калейдоскопе картинки сменяют друг друга. Иногда пролетает встречный поезд, и мы торопимся прочитать, откуда и куда он едет. Очень скоро темнеет, и мы ложимся спать.

Ложечки позвякивают в железных подстаканниках на столике внизу, все уже спят, и только лампочка над моей головой отбрасывает маленький теплый круг света.

«Тук-тук — тук-тук, тук-тук — тук-тук», — мерно говорят колеса поезда, отбивая азбукой Морзе секретное сообщение.

«Спи-спи — спи-спи, спи-спи — спи-спи», — говорят они, и я закрываю глаза, убаюканная их ритмом.

В Горьком мы в шесть утра. Скорей, скорей бежим мы от вокзала до станции, чтобы успеть на первый автобус. Автобус полный, сегодня суббота. Мама пристраивает нам с Сашкой в ноги сумки, и мы трогаемся. В Заволжье мы переезжаем через дамбу, справа от нас Горьковское водохранилище. «Горьковское море», как называют его местные жители. Одинокие рыбаки тут и там виднеются в лодках — неподвижные вешки на гладкой поверхности воды.

Вода, сверкая оттенками синего, голубого, зеленого, переливается и искрится перед нами, как чешуя русалки. Вот легкое волнение пробежало по поверхности, поднимая русалочий хвост. Я оборачиваюсь к Сашке и вижу, что он тоже смотрит на Волгу.

— Как в сказке, да? — говорю я ему. Сашка молчит, но я знаю, что он тоже видит русалок.

Дамба кончается. Автобус набирает скорость, выезжая на шоссе. Справа и слева тянется лес. Еще совсем немного и начинают мелькать знакомые названия: Пестяки, Юг, Троца, Санахта.

— Сашка, мы почти дома! — говорю я.

Автобус заворачивает на станцию. Я нетерпеливо смотрю в окно, ища знакомые лица.

— Мама, вон, вон, бабушка с дедушкой!

— Милая ты моя! — дедушка сжимает меня так крепко, что на миг мои красные новенькие сандалии отрываются от земли. Сашка стоит рядом и поглядывает на автобус.

— Бабушка, это Саша, — тащу я его поближе. Руки у него холодные и влажные.

— Здравствуй, Сашенька!

В уголках бабушкиных глаз собираются маленькие знакомые морщинки, и от этого все лицо у нее улыбается.

Дома пахнет пирогами, вареньем и геранью. Широкий подоконник уставлен цветами: красные, розовые, рыжие огонечки в коричневых глиняных горшках кивают и кланяются, здороваясь с нами.

— Аленушка, какую кашу варить? А варенье какое будете?

Под подоконником у бабушки целая сокровищница — в самодельном маленьком погребе стоят аккуратные трехлитровые банки. Вишневое, малиновое, яблочное, черносмородиновое — какого варенья там только нет, в этой пещере Али-Бабы.

Мы садимся за стол, и перед нами появляется блюдечко с малиновыми пенками. Бабушка, в своем любимом синем платье в белый горошек и сером клетчатом фартуке, легко и быстро движется по маленькой кухне. Волосы у нее заплетены в косу и уложены сзади в пучок, коричневые гребешки держат его с двух сторон. Волосы у нее длинные, и по вечерам, когда она, сидя на кровати, их расчесывает, они темными волнами струятся по ее плечам.

За окном уже слышны голоса ребят. Мальчики и девочки из соседних подъездов играют во дворе в прятки. На скамейке перед домом сидят бабульки: в платочках, завязанных на шее узлом, они похожи на подберезовики. Мы с Сашкой выходим на улицу.

— Здравствуйте! — громко говорю я. Бабушки улыбаются нам и провожают взглядами. Уже весь двор знает, что к Шуре приехала дочка с внучкой из Москвы.

— Саша, пойдем играть в прятки?

Мы идем к ребятам, многих из них я помню с прошлого лета.

— Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, — считает Таня из третьего подъезда. Мы торопимся с Сашкой за дом и прячемся у двери черного хода. Я слышу, как Таня бегает по двору и ищет нас. Сашка сидит напротив меня, весь съежившись. Вот уже ближе, ближе Танины шаги, и я вижу, как белеют костяшки пальцев у него на крепко сжатых руках.

— А, вот вы где! — радостно кричит Таня и хватает Сашу за плечи.

— Не трогай меня! — Сашка вскочил на ноги, он похож на испуганного, загнанного в угол зверька.

— Что это с ним? — смотрит удивленно вслед убегающему мальчику моя подруга.

— Хм! Ты тогда вода! — говорит Таня, и я закрываю глаза.

— Раз, два, три, — торопливо считаю я.

Я бегу через двор. Кусочек розового платья торчит из-за скамейки. Я осаливаю первую попавшуюся девочку и спешу домой.

Сашка сидит в спальне, поджав под себя ноги, и что-то рисует в тетрадке. Карандаш в его уверенных руках послушно ходит по бумаге, и линии получаются ровные, четкие.

— Это мост? — спрашиваю я.

— Это акведук Понткисиллте, — объясняет Сашка. — Я про него в энциклопедии читал.

— Акведук?

— Видишь, вот тут река, а над ней мост, по которому течет вода в города, — объясняет Сашка.

— А ты можешь такой построить?

Он качает головой.

— У меня же нет модели, я свои корабли собираю из готовых деталек.

— Так мы не из бумаги, мы настоящий построим! Во дворе огромная куча песка, мы пророем там речку, натаскаем воды, а сверху построим этот, как его, аведук! — Мне не терпится начать строить.

Сашка колеблется. Я знаю, что он боится выходить на улицу, где шумят ребята. Он не любит играть с детьми.

— Песок за домом, там никого нет, — говорю я.

Мы берем ведро для воды и бежим на улицу.

Все утро мы копаем, роем, сооружаем. Потихоньку вокруг нас собираются ребята.

— А можно мы тоже? — спрашивает Таня.

Я смотрю на Сашку. Он уже изрядно устал, бегая взад-вперед с ведрами воды, наполняя их в квартире. Он ничего не говорит и продолжает усердно копать.

— Я покажу, где есть кран! — говорит Таня, — тут рядом, в стене дома, мама из него шлангом клумбы поливает.

— А у меня есть черепички, — предлагает еще кто-то из ребят.

— И камешками можно выложить дно речки, чтобы вода не уходила! Я соберу! — пятилетний Танин брат тоже хочет играть с нами.

И вот уже целая стайка мальчиков и девочек зарылась в песок. Мы выкладываем камешками дно прорытого в песке канала, складываем из черепицы акведук и пускаем воду, подключив к крану шланг. Сашка стоит среди ребят, по колено в песке, весь мокрый и грязный. В его руках шланг, из которого бьет ледяная вода, наполняя наш акведук.

Он поднимает голову, и я впервые вижу, какого цвета у него глаза: точно два чисто промытых стеклышка, счастливо улыбаются мне ясные серые глаза моего друга.