Текст: Сергей Сиротин
Путешествие на кровати. Кобо Абэ. Тетрадь кенгуру. Пер. С. Логачева. М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2017
В России Кобо Абэ — один из любимейших японских писателей. Среди ценителей интеллектуальной прозы как минимум. Старшее поколение хорошо помнит, как в конце 1960-х выходили по-русски «Женщина в песках» и «Чужое лицо». Но, несмотря на популярность Абэ, не все переведено на русский. Например, некоторые ранние тексты, многие рассказы и пьесы. И вот недавно, спустя более 25 лет после первой публикации по-японски, в России наконец появился последний законченный роман писателя «Тетрадь кенгуру». В нем сохраняется фирменный стиль автора, но есть и кое-что новое.
Роман невелик — всего 240 страниц очень крупным шрифтом.
Повествуется, как всегда у Кобо Абэ, о человеке, про которого ничего нельзя сказать определенного, кроме того, что он самый что ни на есть обычный представитель рода человеческого.
Работает он в некой конторе, которая торгует канцелярскими принадлежностями. Однажды отдел развития решил провести среди сотрудников конкурс на лучшую идею, и наш герой, как и все жадный до премии, предложил «тетрадь кенгуру». Что это значит, он, правда, и сам не знает. Возможно, тетрадь с кармашком, как у сумчатого зверя, куда можно положить другую тетрадь. В общем, на этом тема тетради кенгуру кончается. Читателю следует заранее подготовиться к таким шизофреническим обрывам мысли — в романе их будет еще немало.
Мы не знаем, как идут дела у нашего героя на работе, но знаем другое — неожиданно у него на ногах начинают прорастать странные луковицы, напоминающие японский редис дайкон. Герой в ужасе обращается в дерматологическую клинику. Там его кладут на кровать, изучают под светом ламп и дают заключение: что делать, не знаем, но можете отправиться на серные источники, авось поможет. Для нашего страдальца начинается одна сплошная галлюцинация. Кровать с колёсиками вывозит его на улицу, он едет по шоссе, сквозь туннель, путешествует на баркасе, добирается до берегов буддийского чистилища, вступает в дискуссии с неожиданно появляющейся медсестрой из клиники, помогает в убийстве больного старика. В общем, пребывает в калейдоскопически меняющейся реальности, причем непонятно, подлинный это мир или иллюзия.
Густая плотная фантазия сойдёт за историю болезни пациента психоневрологического диспансера.
Тема психического расстройства и «нормальности» для Кобо Абэ не новая. В повести «Совсем как человек» один из героев выдавал себя за марсианина, причем до конца так и непонятно, с Марса он прилетел или сбежал из больницы. В исследовании закоулков человеческой души писатель иногда заходил очень далеко, вплоть до того, что превращал свои романы в развернутые, затянутые и почти нудные эссе с минимумом динамики, как в «Чужом лице». Однако даже такие, скажем прямо, скучноватые, тексты всегда отличала острая и глубокая рефлексия. В «Тетради кенгуру» герой почти не размышляет. Он озирается, на мгновение спрашивает себя о чем-то, словно удостоверяя окружающую реальность, но не способен пуститься в подлинную одиссею философского исследования. Кажется, что впервые для Абэ краски безумия и детали фантазии интереснее, чем то, что стоит за ними. В прежних работах писатель всегда был концептуален и делал выводы. Здесь концепций нет, только вспышки ощущений и не всегда органичная игра бессознательного. Например, выдумка, что, если соединить внутренности каракатиц разных полов произойдет мощный взрыв, вряд ли кого-то впечатлит.
Герой книги ипохондрически фиксирует свои ощущения. Поэтому роман можно назвать феноменологическим. Героя можно понять — трудно сохранять спокойствие, когда на ногах растет дайкон. И если бы только тело — весь мир покрылся какой-то порослью галлюцинации. События лишены связи и логики, да и само путешествие на кровати несколько затягивается. Пора бы, наверное, проснуться, да только не получается.
«Тетрадь кенгуру» будет приятно читать тем, что уже знаком с Японией и ее культурой. Например, когда наш заросший герой попадает в буддийское чистилище в надежде на серные источники, звучит реплика: «В Японии есть сто шестьдесят четыре места с названием Сай-но Кавара». Сай-но Кавара — это одно из имен собственных для чистилища, где, согласно японским представлениям, обитают души умерших детей. Число сто шестьдесят четыре отлично описывает систему японского мироощущения, когда каждая захудалая деревенька в стране имеет право на собственную интерпретацию синтоистских и буддийских священных событий. Никакой централизации и монополии на географию мифических событий в Японии нет. И Кобо Абэ это отлично показал, даже не придав числу чистилищ какого-то особенного значения.
Если пытаться защищать «старого Кобо Абэ», то, пожалуй, какую-то минимальную концептуальность в романе все же можно найти. В самом начале герой говорит, что сумчатые животные — это параллельная ветвь эволюции обычным млекопитающим. Может быть, тогда все эти приключения на кровати — это тоже как бы параллельная ветвь человеческой жизни? Может, такой и должна быть жизнь человека, придумавшего тетрадь кенгуру? Также можно обратиться к самому концу романа, где герой, давно пройдя через чистилище, говорит:
«Я хотел бы, чтобы мне объяснили, кто я такой».
Все это действительно хорошо укладывается в парадигму более раннего творчества писателя. И все же «Тетрадь» производит сырое впечатление, и писателя можно обвинить в нехватке идей, слишком сильном увлечении бессознательными образами и даже нежелании писать концептуально связный текст. Ибо слишком уж часто скачет его мысль.
