Текст: Алексей Михеев *
Фото: Świat Czytników
В отсутствие в этом году литературного Нобеля де-факто функцию самой престижной международной награды в области литературы взял на себя Международный Букер. В этом году его получил роман польской писательницы Ольги Токарчук "Бегуны". На языке оригинала он вышел еще в 2007 году, но до английского читателя - и до английского жюри Международного Букера - смог добраться только десятилетием позже. Между тем на русском языке роман "Бегуны" вышел почти сразу, в 2010 году, но тогда прошел незамеченным. Вероятно, престижная английская награда способна выправить положение. И мы попросили рассказать об этой книге Алексея Михеева - члена Литературной академии, в бытность свою главным редактором журнала "Иностранная литература" принимавшего пани Токарчук в Москве.
Это решение кажется мне правильным и вполне адекватным — в отличие от не всегда понятных в последние годы вердиктов Нобелевского комитета. И дело здесь даже не в том, что Ольга — одна из самых ярких авторов того поколения, которое по некоторой инерции называют «молодым», хотя его представителям перевалило уже за полвека. Радует прежде всего, что премия присуждена за роман актуальный, глубокий и незаурядный.
Вынесенные в название «бегуны» — это раскольническая секта старообрядцев, идеологи которой в конце XIX века провозгласили, что
путь к спасению лежит через разрыв с обыденной житейской логикой и бегство от упорядоченного и рационального мира.
Но Токарчук пишет не о них, а о тех, кого можно (конечно, метафорически) считать последователями этой концепции бытия и кто реализует ее уже в условиях, предоставляемых современной цивилизацией. Если первые «бегуны» действительно бежали, то нынешние пользуются авиацией, автостопом, ночными спальными поездами, отелями и хостелами, обретая ощущение полноценности существования именно в постоянном передвижении. В романе множество метких (и слегка ироничных) описаний такой формы существования, при которой главные центры жизни — это похожие друг на друга аэропорты, а окружающие местности становятся по отношению к ним лишь локальными этнографическими приложениями. (Впрочем, следование этой модели есть по сути не что иное, как капитуляция перед еще одной стандартной и тоже, в общем-то, вполне рациональной жизненной парадигмой).
Токарчук размышляет по поводу представлений о времени, которое у традиционно оседлых народов всегда было закольцовано, а у кочевых — линейно: жизнь представляется как продвижение по оси времени из пункта А в пункт Б и предполагает наличие некоей цели, которая, впрочем, всегда остается недостижимой, — так же, как линия горизонта остается недостижимой при передвижении в пространстве.
Впрочем, «время — пространство» — далеко не единственное (хотя и базовое) «измерение» романа. В более общем виде его тему можно сформулировать как поиск связей между психологией, анатомией и теологией. И Токарчук делает это на самом разном материале — от личных рефлексий до подробных экскурсов в историю исследования человеческого тела: значительная часть повествования посвящена описанию первых опытов (голландских медиков) по консервации человеческих органов и зародышей с различными патологиями — именно эту коллекцию Петр I в начале XVIII века купил и разместил в петербургской Кунсткамере.
Мотив метафорического подобия, изоморфизма мира внешнего и мира внутреннего (в буквальном смысле — внутренностей человеческого тела) — в тексте один из ключевых.
Важно, что роман автобиографичен. Токарчук описывает собственный опыт — опять же в смысле и внешнем, и внутреннем. Внешне она и сама, по сути, практиковала «бегство» — часто меняя место жительства, зарабатывая простыми занятиями (горничная, официантка) и накапливая материал для будущих текстов. А внутренне — окончила психологический факультет, чтобы найти «научные» (как ей казалось) ответы на свои вопросы, попытаться рационально исследовать связь между телом и душой. Иными словами, само понятие «опыта» тут можно понимать двояко: не только просто «жизненный опыт», но и опыт в смысле «научный эксперимент» — когда жизнь сознательно выстраивается как опыт, спланированный по определенным правилам и с определенной целью.
И в этом отношении роман отражает некий новый тренд в современной литературе, где налицо размывание границ между «фикшн» и «нон-фикшн», где автобиография становится непосредственным поводом для экзистенциальных и метафизических размышлений, а интроспекция совмещена с многомерным видением мира.
Многомерность присутствует в романе и на уровне формы. Это не линейное повествование (хотя отдельные сюжетные истории здесь есть), а коллаж из разнообразных (иногда — сверхкоротких) фрагментов, непосредственно друг с другом не связанных, — то есть обнаружить неочевидные глубинные связи так или иначе получает возможность сам читатель. Впрочем, подобный формат в последнее время стал уже привычным — и в этом отношении «Бегуны» тоже вполне в тренде.
Некоторую проблему представляет собой поиск адекватного перевода названия романа. В русском варианте (издательство «Новое литературное обозрение», 2010) оно переведено Ириной Адельгейм буквально — хотя то, что слово «Бегуны» представляет собой имя секты, становится ясно не сразу и читатель может даже не понять, что название отсылает к этой конкретной секте. А вот в английском подобная отсылка вообще отсутствует: название переведено как Flights («Полеты»), что, конечно, представляет собой сильно упрощенный вариант, отражающий только поверхностный смысл.
В оригинале же наоборот: biegun по-польски это «полюс» (в то время как «бегун» - biegacz), и поэтому название можно прочесть и как «Полюса». То есть здесь отражен смысл как раз глубинный: противопоставление разных полюсов в координатной сетке мировосприятия: время и пространство, статика и динамика, внутреннее и внешнее, тело и душа, человек и Бог.
И еще одно соображение (точнее, даже гипотеза) по поводу романа, из своего личного опыта. Ольга Токарчук за пару лет до выхода «Бегунов» в свет (2007) приезжала в Москву и побывала в редакции «Иностранной литературы» (которая ее неоднократно до этого публиковала). Теперь понятно, что в тот момент Ольга работала именно над этим романом, и поэтому наверняка один из ключевых сюжетов, в котором москвичка Аннушка «бежит» от обыденности, кружась в лабиринте московского метро, родился именно во время этого визита. А основные принципы секты бегунов не случайно изложены в романе от имени «закутанной бегуньи», бомжихи, с которой Аннушка познакомилась у Киевского вокзала и которая приютила ее на ночлег в какой-то котельной, — где собираются те «бегуны», которые и не подозревают о своем «сектанстве»; просто живут они так.
Жаль, что чего-то похожего на этот роман пока нет в нашей литературе; будем надеяться, что появится.
1 Алексей Михеев - ведущий портала "Словари XXI века", бывший главный редактор журнала "Иностранная литература".
