О премьере «Войны и мира» на Первом

Текст: Фёдор Косичкин

Коллаж: ГодЛитературы.РФ

Цитаты из Ильфа и Петрова в последние годы вышли из моды. Но недавно слова о том, что «газеты надо читать. Иногда они сеют разумное, доброе, вечное» живо вспыли у меня в памяти. Потому что только из бумажной «Российской газеты» я с удивлением узнал, что Первый канал 10 мая начинает премьерный (!) показ спродюсированного BBC cepиала «Война и Мир».

Удивление моё, разумеется, было связано не с тем, что я считаю этот сериал неподобающим для трансляции по главному каналу российского телевидения. Очень даже подобающим! Это профессиональная работа высочайшего класса. А с тем, что до сей поры я следил за этой пышной костюмной игрой в Mother Russia исключительно по социальным сетям и связанными с ними интернет-СМИ. Которые уже давно, начиная с января, обсудили и, да простится мне выражение, едва ли уместное в салоне Анны Шерер, обсосали это порождение британской продюсерской хватки во всех деталях, вплоть до последнего ментика, и во всех тонкостях кастинга. И у меня было полное ощущение, что показывают его, так сказать, «официально» - по «традиционному» ТВ. А оказывается, вот только сейчас - премьера! А все смотревшие и обсуждавшие… «находили способ». И это было настолько само собой разумеющимся, что никто из обсуждавших даже об этом не считал нужным упоминать.

Но я сейчас не намерен обсуждать феномен «цифрового неравенства». В 2016 году здесь и обсуждать-то особо нечего. Есть люди телевизора и люди интернета. Это такая же данность, как то, что есть люди толстые и тонкие, низкие и высокие.

Меня больше интересует - почему вообще этот сериал вызывал такой страстный, прямо-таки болезненный интерес?

В том числе у людей умственных профессий, неумением отличать главное от второстепенного вроде бы не страдающих.

Чтобы понять, насколько это удивительно, давайте представим, скажем, Мишеля Фуко и Жиля Делёза, в 1978 году страстно обсуждающих в парижском pecтopaнe La Coupole (тогдашний аналог "Фейсбука"), насколько месье Мишель Боярски соответствует образу д’Артаньяна, и насколько удачно Львов выполняет роль Парижа XVII века?

Ну хорошо, в 78-м году медийная среда еще не была столь глобализованной; но 2009 год, когда Юнгвальд-Хинквич предъявил изумлённой публике последнюю, самую разудалую часть своей «дартаньянианы», «Возвращение мушкетёров или Сокровища кардинала Мазарини» - это уже современность; и что, заметил ли кто-нибудь во Франции эту феерию? Хотя бы в качестве курьеза? Я не имею обыкновения просматривать Le Monde за завтраком, но судя по отсутствию во французской Википедии странички, посвященной этой фильме, - вряд ли. (При том, что маленькая страничка, посвящённая «Трем мушкетерам» 78-го года, в ней всё-таки присутствует).

И не потому, что французы «ленивы и нелюбопытны». А потому, что как раз со времен д’Артаньяна привыкли быть законодателями мод, вкусов, суждений. Им просто неинтересно, когда кто-то чужой в очередной раз пережёвывает их старое. Им интересно свое новое.

Что ж говорить про англичан, перенявших в ХIХ веке эту эстафету «культурного первородства».

И развивших ее многократно.

М. Л. Гаспаров в своих «Записях и выписках» приводит наблюдение культуролога первой волны русской эмиграции Владимира Вейдле: «Французская литература была для Пушкина родителями, которых не выбирают, а женой, которую выбирают по любви, была английская».

Пушкин здесь не одинок. В XIX веке вся образованная Европа совершала скачок от философического Просвещения к техническому Прогрессу. То есть, можно сказать, переселялась из Франции в Англию. Именно тогда, а не во времена Набокова или «Битлз», и образовалась лютая российская англомания. Принявшая, впрочем, свой законченный вид уже в советское время, с «огоньковскими» массовыми собраниями сочинений Конан-Дойля и Герберта Уэллса и с телепостановками, изображающими «добрую старую Англию» для людей, в глаза ее не видевших.

Потому что бешеный успех и условных телемюзиклов про донну Розу из Бразилии и про Мэри Поппинс, и не менее условного «Шерлока Холмса» с Лондоном-Ригой — это заслуга не прекрасных режиссеров и актеров

(и авторов премилых песенок, разумеется), а именно — проявление тоски советских интеллигентов о стране, где все живут в собственных домах с каминами, а не в тесных неудобных квартирах, говорят друг другу врастяжку «сэ-э-эр», а не глотают «мжчна» (потому что кто ж в семидесятые и тем более восьмидесятые годы обратился бы в неофициальной обстановке к незнакомцу «товарищ») и вообще жизнь упорядочена строгими, но разумными правилами, а не разваливается ежедневно на кафкианский абсурд добычи туалетной бумаги.

Помнит ли сейчас кто-нибудь такую же чепуховую и милую, как «Ваша тётя», киноопереттку «Соломенная шляпка» — несмотря на прекрасные песни Окуджавы-Шварца и участие тех же знаменитых актеров? Нет, потому что у нас не было культа Франции Третьей республики.

Зато был культ викторианской Англии.

Весь мир обожает «Алису в стране чудес» за ее абсурдность (и тщательно выдрессированных, но явно свирепых тараканов в голове Кэрролла), и лишь в СССР она была воплощением английской упорядоченности и размеренности. Советских читателей викторианский мир, из которого Алиса убежала, интересовал едва ли не больше, чем абсурдистский мир, в который она прибежала.

Вспомнив всё это, уже не удивляешься радости, охватывающей российских зрителей, даже самых продвинутых, когда они обнаруживают, что знакомые с отрочества герои тоже вдруг оказались настоящими англичанами!

Не хуже Шерлока Холмса и Мэри Поппинс. Это ли не счастье? Ах да, они по-прежнему носят русские имена. Ну, nobody’s perfect.

Ссылки по теме:

Тест: выбери лучших актеров для «Войны и мира»

Болконский, сэр! - ГодЛитературы.РФ, 22.01.2016

Первые кадры с Наташей Ростовой - ГодЛитературы.РФ, 13.08.2015

BBC экранизирует «Войну и мир» - ГодЛитературы.РФ, 26.01.2015