«Противоречия» Вячеслава Куприянова: говорение за всех

Текст: Александр Соловьев

Фото: из фейсбука Вячеслава Куприянова

Обложка предоставлена издательством

Вячеслав Куприянов. Противоречия: Опыты соединения слов посредством смысла. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2019

Подзаголовок сборника, изданного к восьмидесятилетию поэта Вячеслава Куприянова, звучит так: "Опыты соединения слов посредством смысла". Читать следует - "верлибр», ведь это как раз и есть парафраз самого прямого его стиховедческого определения - стихи, не урегулированные ни ритмом, ни рифмой, ни количеством слогов - собственно, ничем, кроме смысла и порядка самих слов.

---

Куприянова, как правило, называют в ряду важнейших послевоенных поэтов-верлибристов, наряду, например, с Владимиром Буричем, но, к сожалению, на этом осмысление его поэтики часто и заканчивается - все сводится к тому, что это верлибры.

---

Вот и в предисловии филолог Артем Скворцов явно спорит с другой линией современной русской поэзии, для которой верлибр давно стал не специальным жанром, а просто - формой, одной из многих, внутри которой могут реализовываться самые разные поэтические языки, в диапазоне от Станислава Львовского до Елены Костылевой и Лолиты Агамаловой. Замечание Скворцова о том, что верлибр вообще связан с юмором и сам по себе несколько смешон, сродни расхожей пушкинской глупости: "Поэзия должна быть глуповата". Вспоминается и полемика покойного Олега Юрьева с Алешей Прокопьевым о верлибре, и мысль Валерия Шубинского о том, что русский верлибр возник из дурных переводов европейской поэзии (напомню, что и Куприянов много занимался переводом). Все это, если честно, уже порядком надоело - пророчества Константина Комарова о скорой гибели русского верлибра, хорошо разбавленные шутками о его поэтическом статусе в паблике "Современная поэзия в мемах", уже стоят поперек горла. Тем более - в этом случае, когда разговор о самой поэзии сводится к разговору о ее формальной организации.

Сборник открывается циклом "На языке всех", повторяющим образную структуру пушкинского "Пророка". Для Куприянова говорение за всех и обо всех невероятно важно, вплоть до того, что предмет равен своему языку - и в физическом, и в лингвистическом смысле - идея, достойная метаметафористов:

на языке подорожников

мы

коренные дорожане

наш путь во вселенной

кровав и далек

за такие слова

подорожникам

вырывают

правдивый язык

Это радикально отличает поэзию Куприянова от, например, афористичной лирики Бурича: "Чего я жду от завтрашнего дня? // Газет". Куприянов почти что не говорит от своего имени, речь его обнимает масштабы истории, природы, политической катастрофы, которые имеют отношение не к частному миру поэта, но к земному шару вообще. По этой же причине стихи в книге объединены в крупные тематические циклы - например, "Чудеса истории", связанные вопросом устройства исторической динамики как таковой, от исследования исторической памяти в "Воззвании" до неутешительного пересказа русской истории в "Истории почты". Циклы эти, тем не менее, вовсе не однообразны - автор чередует как довольно прямые поэтические высказывания, так и изысканные метафорические конструкции, чем-то, может быть, напоминающие Сен-Сенькова. Куприянов часто строит собственные метафоры как своеобразные "двойчатки" - оппозиции (недаром сборник называется "Противоречия"), отражающие и дополняющие друг друга. Особенно это заметно, например, в цикле "Расширяющаяся вселенная", выстроенном вокруг противопоставления земли и неба или же земли и моря:

Земля — одно из толкований неба

заметка на полях Вселенной

утверждение

что небо может быть обжитым

что его жители видят разные звезды

ибо у них есть почва

для разных точек зрения

но есть и благоприятная атмосфера

в которой можно столковаться

так я полагаю

один из людей

из которых каждый

одно из толкований

Земли

("Толкование земли")

---

В конце концов, это, наверное, и есть главное "противоречие" книги - эпический масштаб, объединенный с тонкой метафорикой, легко находящей себе параллели в современной поэтической практике.

---

Пионеры советского верлибра вовсе не остались в прошлом, но вполне вписываются в современный контекст, и, будем надеяться, займут достойное место в ненаписанной пока истории русской литературы XX века.

Солнечная система

Солнечная система

это подшипник

утверждал один техник

Мы только смазка

между землей и небом

Скользкие мы люди

утверждал техник

Если бы мы стояли на своем

солнце

никогда бы

не заходило

Пластинка

начинается с одинокого плача

потом уже слово за словом

потом разделяются голоса

на мужской и женский

о это пение

смех

вмешиваются новые голоса

снова плач

пение

снова

смех

и звучат многоголосые хоры

так всё быстрее

по черному диску

чувствуя над собой

иглу

чувствуя над собой

вращение смутной вселенной

и в ясной собственной глубине

вращение темного омута

всё кончается плачем

или смехом

уже над тобой

чем ближе к стержню вселенной

тем стремительнее вращение

смех и плач отбрасываются на края

еще остается и держится твое слово

остается

немое

упорство стержня

ты уходишь всё глубже

и слышишь

голоса над собой

и переводишь дух

между сменой

иглы

или диска

История почты

Триста лет

русские утверждали

их угнетали монголы

но те как оказалось

просто приносили почту.

Триста лет

на Руси получали письма,

но не умели читать,

потому и приходилось Москву

сжигать неоднократно

чтобы избавлять от ть

мы

непрочитанных писем.

Наконец, Иван Грозный

пошел на восток

и взял Казань, а письма

стал слать на запад

беглецу князю Курбскому.

На эти грозные письма

отвечал уже Петр Великий

из Голландии, из-за моря,

затем Екатерина, тоже Великая,

наладила связь с лучшим из миров

господина Вольтера, и уже Наполеон,

он же Бонапарт, очередным сожжением

Москвы способствовал введению

элегантного французского как

эпистолярного стиля дворян, дабы

подлый народ не смущать

прежде времени

свободой равенством братством.

С улучшением доставки почты

декабристы слали свои письма

об обустройстве России

уже из Сибири, чтобы

в Лондоне разбудить Герцена.

Им отвечал уже сам

Владимир Ильич, щуря

дальновидный монгольский взор

из Женевы, из Цюриха.

Вот и свершился

Октябрьский переворот

как необходимое следствие

монгольской почты,

как восточный

ответ и вызов Западу.

Что-то нам принесет в ответ

в ближайшие 300 лет

с Запада

электронная почта?