Фантастика: перезагрузка

Текст: Василий Владимирский

Фото обложек с сайтов издательств

Художественная литература в массе своей продукт скоропортящийся. Книги, увы, устаревают, а жанровая проза подвержена порче особенно. Будущее, которое описывают фантасты, уже через пару десятилетий начинает казаться старомодным, а их смелые новаторские идеи — тривиальными. Чтобы читать классику, не испытывая разочарования, приходится постоянно напоминать себе: это веха, поворотная точка в истории, и уже потому заслуживает снисхождения. Но есть книги, которые не подвержены такой коррозии. «Алмазный век» Нила Стивенсона и «Союз еврейских полисменов» Майкла Шейбона как раз из их числа. Переизданные в России после долгого перерыва, оба романа выглядят свежими, яркими, блестящими — словно вышли из принтеров авторов только вчера. Подарок для нового поколения читателей — и хороший повод обновить впечатления и может быть, найти в старых историях что-то новое.

Нил Стивенсон. «Алмазный век, или Букварь для благородных девиц»: Роман. / Neal Stephenson. The Diamond Age or, a Young Lady's Illustrated Primer, 1995. Пер. с англ. Екатерины Доброхотовой-Майковой. — М.: Эксмо. Fanzon, 2019. — 544 с. — (Большая фантастика). Тир. 2500 экз.

В конце 1980-х Уильям Гибсон и Брюс Стерлинг, главные звезды киберпанка, публично объявили о закрытии Движения: все, алес, проект себя исчерпал. Поступок красивый, хотя и бессмысленный — к этому моменту порожденное ими литературное направление уже давно жило собственной жизнью, и мнение отцов-основателей по большому счету ничего не меняло. Однако понадобилось четыре года, чтобы сами Гибсон со Стерлингом признали, что погорячились. Когда в свет вышла «Лавина», а за ней «Алмазный век» Нила Стивенсона, даже самым упертым скептикам стало ясно: киберпанк неплохо себя чувствует и благополучно переживет любых своих могильщиков.

Небольшой исторический экскурс. Киберпанк зародился в первой половине 1980-х как протестное движение в стане американских научных фантастов: рассерженные молодые люди грозились скинуть патриархов с корабля современности и показать, как надо писать настоящую, современную, остроактуальную science fiction. Нил Стивенсон ворвался в литературу десятилетием позже и бросил вызов уже самим слегка забронзовевшим гуру киберпанка, свернув на новую, непроторенную тропку. Для научно-фантастического романа в «Алмазном веке» слишком много иррационального, случайного, почти волшебного. Нелл, маленькая девочка из неблагополучного района Шанхая (и из такой семьи, откуда современные органы опеки изъяли бы ее в 24 часа под дружные аплодисменты соседей), благодаря маловероятному стечению обстоятельств получает уникальный гаджет, интерактивную обучающую книгу, созданную для настоящей принцессы, наследницы трона Новой Атлантиды и будущей предводительницы неовикторианцев. Пиратская копия «Букваря для благородных девиц» попадает в руки совершенно постороннему человеку — и меняет историю, а для начала судьбу главной героини. «Букварь...» бережно ведет Нелл по жизни, учит защищать себя, ценить знания, ловко управлять людьми и избегать чужих манипуляций. Иными словами, воспитывает и дает образование — то, чего при иных обстоятельствах девочка не получила бы ни за какие коврижки. Но чтобы впитать эту премудрость, нужны годы — Нелл получает фору благодаря внезапному совпадению интересов могущественных группировок, в остальном без устали строящих друг другу козни.

Целый оркестр роялей в кустах — однако Стивенсон и не претендует на натуралистичность: «Алмазный век» скорее литературоцентричен, пронизан отсылками к Чарльзу Диккенсу и неадаптированным братьям Гримм, «бондиане» и средневековым китайским «судебным повестям», Льюису Кэрроллу и Айн Рэнд. Нил Стивенсон проводит своих героев сквозь чреду опасных и поучительных приключений так же, как сверхсложный обучающий алгоритм, вшитый в «Букварь...», ведет принцессу Нелл по виртуальной волшебной стране — и о правдоподобии тут заботятся в последнюю очередь.

Стивенсон не разделяет убеждение ранних киберпанков, что мир меняют одиночки, гении, бунтари и вдохновенные проповедники. Да, в его книге хватает харизматичных лидеров: блестящий инженер-артифекс Хакворт; хитроумный доктор Икс; великий стратег генерал Мун; судья Ван, муж, исполненный конфуцианских добродетелей и обладающий острым аналитическим умом; лорд Финкель-Макгроу, один из основателей Новой Атлантиды и идеолог «нового викторианства» — и так далее. Одни появляются в паре эпизодов, чтобы исчезнуть без следа, отыграв свою роль, другие сопровождают читателя с первых страниц до самого финала. Но главным символом грядущих перемен, зримым воплощением будущего, готового вот-вот вломиться в двери, становятся не все эти достойные джентльмены, а маленькая плебейка Нелл — зародыш, куколка, семя нового миропорядка.

Во многом этот роман построен на прямой полемике с Уильямом Гибсоном. Мир «Нейроманта» — мир информационных технологий и киберспейса, умирающих национальных государств и непрерывно мутирующих субкультур, бескрайних возможностей и бессчетных тупиков. Каждый шаг может привести к триумфу — или свести героев в могилу. Мир «Алмазного века» — мир нанотехнологий и гарантированного достатка, всеобщего экономического протокола и консервативного реванша. Можно сказать, что Стивенсон не угадал конкретные механизмы, зато точно почувствовал общее направление движения. Чем общедоступнее становятся технологии, чем больше может позволить себе отдельный человек, тем строже современное общество регламентирует все стороны его жизни — в том числе жизни частной. Одно неосторожное высказывание — и ты теряешь работу, состояние, а то и вовсе оказываешься на скамье подсудимых.

«Когда нанотехнология сделала доступным почти все, вопрос, что можно с ее помощью сделать, уступил место другому: что дóлжно?».

Неудивительно, что наибольшего успеха в этом мире добиваются транснациональные корпорации с самым строгим, самым консервативным внутренним кодексом: англосаксонская Новая Атлантида, конфуцианская Поднебесная, самурайский Ниппон. Но по большому счету и Гибсон, и Стерлинг описывают одно и то же общество на разных этапах развития: появятся новые технологии, возникнут новые вызовы, и закосневшая, погрязшая в викторианском лицемерии, утратившая способность изменяться система рухнет, мир снова погрузится в первозданный хаос, выбраться из которого сумеют только те, кто примкнет к Нелл и ее Мышиному воинству.

Отмеченный премиями «Хьюго-1996» и «Локус-1996», выдвигавшийся на «Небьюлу», Мемориальную премию Джона Кэмпбелла, Премию Артура Кларка и японскую премию Сэйун, роман Нила Стивенсона последний раз выходил в России 11 лет назад. За это время многое изменилось — технологии, политика, искусство. Но удивительное дело: сегодня «Алмазный век» выглядит куда актуальнее, свежее, чем в девяностых или даже в нулевых. Не только благодаря отредактированному переводу — правки, по словам переводчицы Екатерины Доброхотовой-Майковой, скромные, чисто косметические. Наша реальность стремительно догоняет мир Нила Стивенсона, вот в чем дело — как выясняется, можно обойтись без нанотехнологий, волшебных книг и коралловых островов, возносящихся из пены морской за несколько минут. Достаточно жесткого представления о подобающем и неподобающем — и эффективных инструментов влияния на тех, кто рискнул отступить от нормы.

Майкл Шейбон. «Союз еврейских полисменов»: Роман. / Michael Chabon. The Yiddish Policemen's Union, 2007. Пер. с англ. Елены Калявиной. — М.: Азбука-Аттикус. Иностранка, 2019. — 512 с. — (Большой роман). Тир. 4000 экз.

Бог умер. Его убили на краю света, в номере убогой гостиницы, выстрелом в затылок.

Ну ладно, не совсем бог. Машиах, мессия, в христианской традиции — Бог-сын, а в иудейской — идеальный царь из колена Давидова, помазанник Б-жий, который исправит тысячелетнюю несправедливость, примирит народы, вернет евреям Святую землю и отстроит Третий Храм. Да и Ситка не самое последнее захолустье — почти трехмиллионный город, столица еврейской Аляски, переданной правительством США в пятидесятилетнюю аренду эмигрантам, которые бежали от ужасов Второй мировой. Теперь срок аренды истекает, американцы не планируют продлевать договор, пол-Ситки сидит на чемоданах. Близится новый Исход — в такой, мягко говоря, нервозной атмосфере полицейский Мейер Ландсмар начинает расследование убийства своего соседа по гостинице «Заменгоф», героинового наркомана, снимавшего номер под вымышленным именем. И вцепляется в это дохлое дело как фокстерьер в крысу — несмотря на прозрачные намеки начальства: мужик, завязывай, не время проявлять настойчивость и принципиальность.

Роман Майкла Шейбона «Союз еврейских полисменов» родился как провокация, своеобразный вызов — прежде всего истории, в которой для говорящих на идише (в оригинальном названии книги, как нетрудно заметить, речь идет именно о таких полицейских) к концу ХХ века почти не осталось места. «Каково это — брать начало из земли, из мира, из культуры, которой больше не существует, из языка, который должен умереть уже в этом поколении? Что за фраза мне понадобилась бы, чтобы обратиться к миллионам нерожденных призраков, к которым принадлежу и я?» — вопрошал Шейбон в рецензии на разговорник «Скажите это на идише». В романе он попытался дать ответ на эти риторические вопросы, нарисовав фантастическую Страну идиша — далеко не идеальную, совсем не утопическую, зато вполне убедительно описанную в мельчайших деталях.

В этом мире государство Израиль так и не возникло, в Иерусалиме выясняют отношения шиитские и суннитские радикалы, зато не случилось и Холокоста, миллионы евреев избежали нацистских газовых камер и братской могилы с негашеной известью, сохранив — пусть и на Аляске — язык и нравы героев Башевиса Зингера и Шолом-Алейхема.

В то же время «Союз...» — вызов литературному истеблишменту, сознательное «оскорбление чувств», как выражается сам писатель. Красивый жест: 2001 году Шейбон получает за роман «Потрясающие приключения Кавалера & Клея» Пулитцеровскую премию, одну из самых престижных литературных наград мира (не Нобелевка, конечно, но тоже повод впасть в грех гордыни). А уже в 2007-м выпускает книгу, где отдает должное сразу двум «низким» жанрам: нуару и альтернативно-исторической фантастике. Причем шарахает сразу из всех орудий: не только переселяет евреев на Аляску, но и заменяет на карте мира Ленинград Петербургом, СССР — Третьей Российской Республикой (сохранив в неприкосновенности сталинистов и троцкистов), а атомную бомбу вместо Хиросимы и Нагасаки сбрасывает на Берлин. Любители фантастики оценили иронию: «Союз...» удостоился сразу трех главных жанровых премий, «Хьюго», «Небьюлы» и «Локуса», что случается хорошо если раз в десятилетие.

С нуаром сложнее. Герой-полицейский, по признанию Шейбона, понадобился ему как персонаж, имеющий доступ в самые разные сферы, способный пинком открыть двери и в подозрительную забегаловку, и в городской шахматный клуб, и в тщательно охраняемую крепость хасидов-мафиози. Кроме того, автор «Союза...» просто любит детективы Чандлера (и, что удивительно для русскоязычного читателя, видит в них некое сходство с рассказами Исаака Бабеля). Однако переводчица Елена Калявина пишет в предисловии: «Не раз прозвучавшее в адрес “Союза еврейских полисменов” словцо “нуар”, на мой взгляд, не имеет отношения к роману», — и отчасти она права. Одна из сквозных тем классического нуара — отчужденность, потерянность, непреодолимое чувство одиночества. Детектив Ландсмар недавно развелся, он слишком много пьет, живет черт знает где и черт знает как, ест себя поедом за реальные и вымышленные прегрешения и не слишком уверенно гонит прочь навязчивые мысли о самоубийстве. Как и большинство евреев Аляски накануне нового Исхода, он переживает хрестоматийный экзистенциальный кризис, и печальные личные обстоятельства — развод, гибель младшей сестры, чувство вины перед покончившим с собой отцом — только углубляют эту яму. Однако в то же время Мейер окружен любовью, и когда ситуация становится совсем уж невыносимой, ему на выручку спешит целая толпа друзей и соратников, от увальня-напарника до коротышки-шерифа из индейской резервации. Какая уж тут отчужденность. Но и нуар со времен «Мальтийского сокола» и «Леди в озере» заметно изменился. Многие принципы, на которых строились классические книги и фильмы в 1940—1950-х, нынче вывернуты наизнанку — недаром именно после «Союза...» Шейбоном заинтересовались братья Коэны, режиссеры «Фарго» и «Большого Лебовски», создатели формулы неонуара.

Впрочем, что бы ни говорила Елена Калявина, к ней стоит прислушаться хотя бы из уважения — по сути, она стала полноценным соавтором русской версии «Союза еврейских полисменов». Речь не только об исправлении смысловых ошибок и неточностей предыдущего перевода — Калявина фактически создала новый язык, сотканный из американизмов, заимствований из идиша, профессионального сленга, неологизмов и окказионализмов. Благодаря ее усилиям механизм, пробуксовывавший все эти годы, наконец заработал. Длинные, утомительные, совсем не чандлеровские диалоги, внутренние монологи и столь же пространные отступления, прежде вызывавшие лишь тоску, оказывается, переполнены иронией, двусмысленностями, изобретательной игрой слов. Калявина подарила книге Майкла Шейбона новую жизнь — редкий случай, когда пере-перевод меняет восприятие текста настолько радикально.