Текст: Павел Басинский/РГ
Фото: Сергей Куксин/РГ
Поэтому и пишу о нем заранее, потому что сентябрь — время горячее. Не до того нам будет.
Между тем, ровно пятьдесят лет назад в мировой литературе случилось рождение нового жанра. Сам-то жанр, собственно, уже существовал несколько веков, но пятьдесят лет назад он получил свое название, что для жанра, по существу, является его рождением.
В сентябре 1965 года в американском журнале The New Yorker начал публиковаться роман сорокалетнего писателя Трумена Капоте "In Cold Blood" ("Хладнокровное убийство"). Он стал бестселлером и до сих пор переиздается на многих языках мира, в том числе на русском, как одно из самых заметных произведений ХХ века. У этого романа был подзаголовок: non fiction novel. На русский язык это переводят как документальный роман, что на самом деле путает все карты и является одной из причин множества недоразумений в отечественном восприятии замечательного и совершенно самостоятельного жанра. Это тот самый случай, когда иностранный термин нельзя в точности перевести на русский язык. Как, извините, слово shopping. Понятно, что шопинг - не просто покупка товаров. Это времяпровождение или род удовольствия, или сумасшествия, если угодно... На русском языке эквивалента этому слову нет. Так и с non fiction. Как ни переведи - все будет не в ту степь.
Между прочим, это правильно почувствовали устроители, наверное, самой престижной московской книжной ярмарки non/fiction, которая проходит ежегодно в ноябре в ЦДХ. Ее иногда называют ярмаркой интеллектуальной литературы, но это имеет к термину "non fiction" лишь косвенное отношение. Non fiction - это совсем необязательно интеллектуальная литература, а интеллектуальная литература - это не всегда non fiction.
"Документальная проза" - неудачное название жанра. Нон-фикшн не всегда делается из документов. То же "Хладнокровное убийство" было сделано в основном из опросов людей, так или иначе связанных с убийством семьи фермера-методиста. Но опрос в строгом смысле не является документом. Буквальный перевод: "проза без вымысла" тоже неудачен, потому что, скажем, исповедь - это проза без вымысла, но не нон-фикшн.
Что такое нон-фикшн? Это один из самых парадоксальных жанров в литературе. Это художественная проза без вымысла. Это как если бы с одной стороны поставили стену, а с другой - дали полную свободу для полета вашего воображения. Можете воображать сколько угодно, но... без вымысла. И лично я сразу перестаю читать книгу в жанре нон-фикшн, когда встречаю в ней фразу "Пушкин подошел к окну и подумал..." (дальше - что подумал Пушкин).
Роман Капоте "Хладнокровное убийство" породил в американской литературе целое направление романа-репортажа, затем - нового журнализма (Томас Вулф, Норман Мейлер и другие). Но это только одна из ветвей жанра нон-фикшн, который многолик и неисчерпаем в своих возможностях. С другой стороны, к нон-фикшн часто относят все что угодно, все, что без вымысла: от книг о детском воспитании до учебников и справочников. В широком смысле это, конечно, можно считать литературой нон-фикшн. Тем более что иные кулинарные книги или, например, словарь В. И. Даля - куда более увлекательное чтение, чем большинство художественных романов. Но все-таки не следует забывать, что нон-фикшн - это художественная литература. Только без вымысла.
Мы, русские, к сожалению, инертны в освоении новых форматов и любим изобретать велосипеды. В какой-то степени это является даже нашим преимуществом. Мы долго привыкали к такому иноземному "фрукту", как роман, который в Европе употребляли уже семь веков, начиная с рыцарского романа XII века. Но когда к нему привыкли, то породили Достоевского и Толстого, которые положили на лопатки всех романистов мира.
Так что полвека нашей неразберихи с жанром нон-фикшн - сущие пустяки. У нас еще лет шестьсот впереди. Зато мы потом напишем что-нибудь такое, что все изумятся и снимут шляпы.
В мировом книгоиздании нон-фикшн давно уже является вполне себе законным литературным жанром. В США, например, за него дают Пулитцеровские премии. Практичным американцам не приходит в голову считать "не литературой" книгу, которую по какой-то причине все читают. Мы в этом смысле строго блюдем свою литературную девственность и всякую претензию нон-фикшн стать уважаемым литературным жанром принимаем если не в штыки, то со скрипом, как это происходит с премией "Большая книга", которая осмелилась поставить нон-фикшн в один ряд с художественной прозой. "А чего он сделал-то? Взял факты, материалы, соединил их вместе... За что ему премию-то давать?" Тут имеется в виду, что писатель - это тот, кто, много в жизни пострадав, просыпается утром, надевает халат, садится за чистый стол и, наморщив лоб, "воображает". Но пишет при этом "кровью сердца". А тот, кто торчит в библиотеке или носится по миру с диктофоном, - это кто-то другой, но не писатель. Как, впрочем, не писатель и тот, кто пишет жанровые вещи: фэнтези, детективы и любовные романы. Писатель - тот, кто-то что-то придумывает, но кровью сердца.
На том стоим...
Но время идет вперед, и читатель меняется. Ему почему-то нравятся не только детективы и любовные романы, но и биографии, и книги по искусству Паолы Волковой, и трогательные истории про реальных монахов Тихона (Шевкунова), и мемуары какого-то, извините, совсем "не писателя" Уинстона Черчилля, что никак не втискивается в наше представление о "настоящей литературе", но все увереннее занимает первые места в рейтингах книгопродаж.
И что с этим поделать, я даже не знаю.
Ссылка по теме:
«Сочинять без вымысла» - «Российская газета», 12.07.2015
