Текст: Сергей Шулаков
Обложки предоставлены "Редакцией Елены Шубиной"
Крупные российские издательства, выпуская серии, посвященные 70-летию Победы в Великой Отечественной войне, предпочитают освежать в нашей памяти литературу авторов ушедших поколений. Можно предположить, что современные писатели утратили особое качество письма, свойственное фронтовикам или автором послевоенного периода, — а можно подумать о не слишком благоприятной экономической ситуации в отрасли. Если вспомнить серию издательства «РИПОЛ классик», в которой вышли, например, произведения Веры Инбер, военного корреспондента Петра Сажина, можно убедиться, что подборка «На краю войны» "Редакции Елены Шубиной" издательства "АСТ" сложившейся тенденции не опровергает. Елена Даниловна Шубина со своими коллегами подобрала книги, созданные участниками событий - и отражающие при этом непарадную сторону войны.
Дневник Шуры Михалёвой
А. Михалёва. Где вы, мои родные? Дневник остарбайтера. - М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015. - 477 с. (п) 2000 экз. /На краю войны.
Александра, для подруг - Шура Михалёва узнала о начале войны в здании Педагогического института в Курске, куда собиралась поступать по окончании школы. Девушка взволнована, записывает в дневнике: «Бабушка успокаивает нас всех. Она очень умная, рассудительная. "Война
будет страшная, но Россия никогда не будет покорена", - говорит она спокойным голосом».
Дневник прерывается - никаких сведений о боях, отступлении Красной армии, приходе немцев. «То ли дневник не велся, то ли утерян, то ли намеренно уничтожен (может быть и под угрозой вездесущего НКВД), - говорится в статье «От редакции». Александра Ивановна Михалева вернулась с принудительных работ домой в 1945 году, прошла проверку органов госбезопасности, работала в региональной прессе, никто из ее родственников не пострадал (это к вопросу о тотальных репрессиях пленных и угнанных в Германию). Часть дневника, охватывающая время оккупации, действительно могла быть уничтожена во избежание лишних подозрений, однако хранение «германской» части в этой логике представляется необычным. Дневник Александры Михалёвой был обнаружен в 2011 году в Курске журналистом радио «Свобода», и через редакцию передан издателям, которые благодарят коллег в предисловии.
Еще одно общее место - об отсталости провинциальной молодежи при большевиках. Дневник юной Александры демонстрирует развитие личности, умение излагать свои мысли уровня, скорее, дореволюционной гимназистки, чем выпускницы современной столичной ГБУО СОШ № такой-то. Вот впечатления от концерта самодеятельности - в Доме пионеров пели арию Ленского из «Евгения Онегина» (!): «Голос мягкий, звучный, но не вполне развитый и гибкий. Но не забудем - поет все-таки не артист, которого можно критиковать со всех сторон», - пишет выпускница 1941 года.
Миф о добровольном и массовом отправлении молодежи оккупированных областей на работу в Германию разрабатывался основательно. Даже немцы, как замечает Александра, смотрели на русских, как на нахлебников, желающих вкусить благ немецкой цивилизации. Добровольцы действительно были, но только в одном эшелоне из шести, о которых знала Александра Михалёва. Примерно такие пропорции подтверждают современные российские исследования по колаборационизму.
Александра работала на оружейном заводе. Не могла не подмечать настроений в бараках: «Украинки, ругаясь с русскими, часто упрекали нас за то, что русские не хотят сдаваться и продолжают воевать с немцами, а они, украинцы, сами сдались немцам. Они обзывали нас "большевиками", и грозились доказать полицаю, что мы будто бы устраиваем большевистские собрания, что мы не хотим работать». Ежедневная фиксация тяжелой работы, скудной пищи - и удивительные, светлые романтические отношения с молодым поляком, которые, верно, придавали сил; и опасные лазания через окно в барак после отбоя, что грозило суровым наказанием, но кого в юности останавливали такие угрозы? Энергия витальности заключена в этих страницах, словно электричество в аккумуляторе. Лагерь при немецкой фабрике был освобожден американцами, и девушкам довелось пережить несколько счастливых, поистине свободных дней.
Публикации дневника подобраны так, что захватывают довоенную мирную жизнь, жизнь после освобождения, возвращения на родину, в семью. 36 месяцев работы в Германии смотрятся в такой последовательности эпизодом, приключением. Ставили ли перед собой составители такую цель, сказать трудно. Но ясно, что ранние и поздние фрагменты дневников относятся к войне лишь косвенно.
Вдали от фронтов, в шаге от смерти
В. Сёмин. Нагрудный знак «OST». - М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015. - 631 с. (п) 2000 экз. /На краю войны.
Пятнадцатилетним школьником Виталий Сергеевич Сёмин (1927–1978) был отправлен на работу в Германию. Совершил мальчишескую попытку побега, побывал в немецкой тюрьме, репатриирован в 1945-м. В 1949 году поступил на Литературный факультет Ростовского
Педагогического института, но умолчал о своем прошлом, обстоятельства вскрылись перед выпуском и аспирантурой, из института со скандалом выгнали. «Сёминым заинтересовалось КГБ, пробуя завербовать в банальные стукачи, но, записавшись вольнонаемным и уехав на строительство Куйбышевской ГЭС, Сёмин сорвался с этого крючка», - утверждает в предисловии географ, историк, литературовед и писатель Павел Полян. Продолжал образование заочно, работал учителем в ростовской глубинке, журналистом в местной прессе и на телевидении. В 60-е Виталий Сёмин публиковал повести в литературных журналах. Автобиографический роман «Нагрудный знак "OST"» вышел через десять лет после создания, в 1978 году. Его вторая, неоконченная часть, «Плотина», - лишь в 1982-м. В одной книге романы публикуются впервые.
Нескончаемые дни тяжелейшей работы описаны автором с наблюдательностью мужественного, только и ждущего возможности постоять за себя, хоть и очень юного человека. Он вовсе не трус, может довольно долго терпеть лишения - но беспомощность, безысходность сводят его с ума, и это видно в каждой строке, написанной через многие годы. Порой кажется, что Сергей — так назван герой этой мемуарной прозы — нарочно дерзостью, пренебрежением к работе на чужую военную машину, неосознанно провоцирует смерть, которая обходит его лишь по какой-то случайности. Освободили Сергея американцы, довезли на поезде до демаркационной линии с Красной армией. И там его встретил отец, который долго наводил справки в штабах и тыловых учреждениях.
Физически условия, в которых оказался главный герой после освобождения, будучи призванным в рабочий батальон, мало чем отличались от тех, что были до того. Только теперь он был свободен. Напыщенный тыловик, в подчинении которого находились освобожденные, после долгих проволочек должен был отпустить юношу с отцом, однако напоследок решил употребить власть. «Справку, в которой было сказано, что я "показал себя инициативным рабочим, за что дважды командованием части была объявлена благодарность", вернул писарю. "Незачем выдавать такие авансы", - и ушел, не взглянув на меня. Писарь проводил его глазами, вздохнул, поставил на справке "за нач. штаба", расписался, и вернул справку мне». Так в нашей системе «компенсируются» бессмысленные деяния грозного начальства - совершенно даром, за очевидностью бессмыслицы. Отец настаивал идти благодарить старшего начальника, что разрешил забрать сына. Сын оказался наотрез. «Я твердил свое "Не пойду". Я был уверен, что за справедливость, за правду нельзя благодарить, потому что они перестают быть справедливостью и правдой…». Точно зафиксированные психологические мотивы идеально вписываются в портреты поколений, - будто узнаешь каких-то знакомых.
Говорить о таких книгах трудно из-за важного личного аспекта: человек, прошедший подобное тому, что испытал Виталий Сёмин, имеет право на многое. И все же есть очевидные вещи, которые становятся важными признаками текста. Книга выдает в авторе человека с психологическими шрамами. Подробности быта, взаимоотношений с «блатными» ровесниками, с немецкими начальниками, с девушками-работницами, с полицейскими дают точную картину непрекращающегося кошмара, в котором человек принужден выживать, и к которому даже привыкает. Повествование не поднимается над событиями, не заходит вовне. Обобщения скрыты в подтексте, за непрерывной фиксацией эпизодов, читатель должен улавливать их самостоятельно.
Мост на сторону тумана
И. Кузнецов. Жили-были на войне. - М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015. - 351 с. (п) 2000 экз. /На краю войны.
«Золотая речка», «Похищение Савойи» - в этих фильмах для подростков присутствует антураж войны: Гражданской, или же военного переворота с участием бывших нацистов в вымышленной латиноамериканской стране… Автор дистиллированно-советских, но вовсе не трусливых
сценариев этих фильмов - Исай Кузнецов. В соавторстве с драматургом Авениром Заком Кузнецов создал также сценарии к фильмам «Достояние республики», сиквелу «Золотой речки» «Пропавшая экспедиция» и пионерским космической дилогии «Москва-Кассиопея» и «Отроки во Вселенной». Кроме того, Исай Кузнецов - автор полутора десятков пьес.
На фронт он ушел из театральной студии Алексея Арбузова. В этом объединении поощрялось коллективное творчество, что среди талантливых людей может провоцировать запоздалую ревность - конфликт Арбузова и Александра Галича Кузнецов освещает в рассказе «Перебирая наши даты». В мемуарном разделе «До и после» есть рассказы «Зяма» о Зиновии Гердте, «Музыка Слуцкого», и другие - о людях, с которыми автор творил советскую драматургию. Однако основной корпус книги составили повесть и рассказы фронтового раздела «Победитель».
История Великой Отечественной еще не написана, - говорит в предисловии к книге Исая Кузнецова писатель Денис Драгунский. Есть «обилие парадных генеральско-маршальских мемуаров, официальных концепций и независимых исследований разоблачений. Река книг и статей, слов и мыслей - берега не видно. На нашей стороне все ясно и твердо, а там, на другой стороне - все такой же туман и болото. Но вот на этой реке появился новый мост - наведенный сержантом 3-й понтонно-мостовой бригады Исаем Кузнецовым».
В рассказе «Джинн» Анна, девушка, угнанная в Германию на работы, а теперь освобожденная Красной армией, зазывает героя и еще одного солдата в дом к своим немецким хозяевам. Теперь она может мстить. Она угощает солдат ромом, ведет их к дочери немцев, девчушке лет 12-ти, и требует, чтобы те сделали с ней то же, что с Анной делали немец-хозяин и его сын. Солдаты отказались, но Анна привела других, и те воспользовались девочкой - но и самой Анной… Джинна выпустили из бутылки, констатирует автор. «Но она ли его выпустила? Джинн бесновался уже не первый год, кто знает, кто его выпустил? Кто знает, когда его загонят обратно?»
Вероятно, воинские преступления красноармейцев имели место, но ни один исследователь не привел ссылок на документы, доказывающие их предумышленный, массовый характер. Но не верить Исаю Кузнецову оснований нет. Возможно - хоть и выглядит нарочито - русская девушка, натерпевшись насилия в своем рабском положении, стремясь отомстить, действительно с яростью вырывала плюшевого мишку, которого обреченная на поругание немецкая девочка прижимала к груди. Но риторичность авторских вопросов бросается в глаза. Неужели есть сомнения в том, ктó выпустил этого «джинна», в том, чтó творили немецкие и иные солдаты и каратели на оккупированных территориях СССР? Ответ - в другом рассказе, «Пленные». Убежденный нацист говорит автору: «Не думайте, это не слепая вера. Я убежден, что Германия призвана дать человечеству новый порядок, дать ему лучшее будущее».
В рассказах Исая Кузнецова почти нет положительных героев - кроме, пожалуй, самого автора воспоминаний. Но в нашей стране к воспоминаниям участников войны принято относиться с презумпцией уважения. И это оправдано: они видели то, чего, хочется надеяться, не придётся видеть другим.
