Текст: Ольга Лапенкова
Последний метод был характерен для Лермонтова, чьи работы часто основывались на перепрочтении трудов других классических авторов. В частности, Григорий Александрович Печорин из романа «Герой нашего времени» — это не кто иной, как гипертрофированный пушкинский Онегин. На это указывают даже их фамилии, образованные от названий российских рек (Онега и Печора).
Впрочем, судя по черновикам, Лермонтов далеко не сразу пришёл к идее «выкрутить контрастность» в пушкинском романе и представить на читательский суд злодея, который не испытывает ни капли раскаяния, когда рушит судьбы. Максим Максимыч, Грушницкий, Вера, княжна Мери — все эти люди, некогда доверившиеся Печорину, впоследствии об этом пожалели. И это не говоря о каком-то там докторе Вернере или тем более — безымянной «ундине» из славного города Тамань...
Совесть просыпается в Печорине только после гибели Бэлы — и то происходит это довольно-таки специфически. Впрочем, об этом мы говорили в отдельной статье; а сейчас посмотрим, каким милым, хотя и ветреным малым был наш Григорий Александрович в ранней версии романа.
Как некультурно!
Итак, в первой же главе «Героя нашего времени» мы узнаём, что из-за центрального персонажа погибла ни в чём не повинная девушка. Неудивительно, что сопереживать такому протагонисту нелегко. Поэтому «Герой нашего времени» берёт не столько симпатией, которую читатель должен испытывать к главному герою, сколько интригой: как он докатился до жизни такой?
В главе «Бэла» мы ещё не знаем, что вот-вот встретимся с Печориным лицом к лицу (Николай I, например, при прочтении первой главы был уверен, что центральным персонажем будет сам Максим Максимыч — бравый русский офицер, простоватый, зато с огромным сердцем). Но когда она заканчивается и мы пролистываем ещё пару страниц, то сами не замечаем, как автор втянул нас в свой психологический триллер-детектив.
А вот в первоначальном варианте романа про Печорина — варианте, который назывался «Княгиня Лиговская», — знакомство с центральным персонажем начинается не с душераздирающего преступления, а с довольно-таки неосмотрительного, но в принципе простительного проступка. Онегин в начале романа летит ухаживать за больным дядюшкой; Печорин тоже куда-то мчится — и его повозка едва не задавливает случайного прохожего.
В 1833 году, декабря 21-го дня в 4 часа пополудни по Вознесенской улице, как обыкновенно, валила толпа народу, и между прочим шел один молодой чиновник <...>. Спустясь с Вознесенского моста и собираясь поворотить направо по канаве, вдруг слышит он крик: «берегись, поди!..» Прямо на него летел гнедой рысак; из-за кучера мелькал белый султан, и развевался воротник серой шинели. — Едва он успел поднять глаза, уж одна оглобля была против его груди, и пар, вылетавший клубами из ноздрей бегуна, обдал ему лицо; машинально он ухватился руками за оглоблю и в тот же миг сильным порывом лошади был отброшен несколько шагов в сторону на тротуар... раздалось кругом: «задавил, задавил», извозчики погнались за нарушителем порядка, — но белый султан только мелькнул у них перед глазами и был таков.
Когда чиновник очнулся, боли он нигде не чувствовал, но колена у него тряслись ещё от страха <...>. Между тем белый султан и гнедой рысак пронеслись вдоль по каналу, поворотили на Невский, с Невского на Караванную, оттуда на Симионовский мост, потом направо по Фонтанке — и тут остановились у богатого подъезда, с навесом и стеклянными дверьми, с медной блестящею обделкой.
— Ну, сударь, — сказал кучер, широкоплечий мужик с окладистой рыжей бородой, — Васька нынче показал себя!
«Сударь» в этом отрывке — это, собственно, рисковый парень по фамилии Печорин, который нисколько не возбраняет своему кучеру столь опасную манеру передвижения. Но если к чужим людям он равнодушен — и даже, думается, в глубине души рад выходке слуги, — то близких он нежно любит.
Я узнал, что у меня…
В «Герое нашего времени» мы ничего не знаем о семье главного героя, кроме того, что его покойная мама была знакома с матерью княжны Мери. Да ещё мимоходом Печорин признаётся:
«Когда я был ещё ребенком, одна старуха гадала про меня моей матери; она мне предсказала смерть от злой жены; это меня тогда глубоко поразило; в душе моей родилось непреодолимое отвращение к женитьбе...»
«Отвращение к женитьбе» у Печорина, вряд ли возникло именно поэтому. Как известно, детям свойственно учиться на ошибках родителей; если у папы с мамой семейная жизнь не складывается, то потомки с немалой вероятностью вообще откажутся от идеи вступать в брак. Так что, вероятно, родители Печорина не слишком-то ладили. Но, поскольку про отца центрального персонажа «Героя нашего времени» не сказано ни единого слова, всё это остаётся на уровне домыслов.
Что же касается ранней версии романа про Печорина, то здесь юный Григорий Александрович представлен как нежный семьянин. Отец у него, к сожалению, умер; человек это был, судя по всему, неплохой. По крайней мере, он (по обычаю многих дворян начала XIX века) мог бы растратить свои баснословные богатства, как это сделал отец Евгения Онегина, оставив привыкшего к роскоши отпрыска чуть ли не на улице. Но Печорин-старший сумел не поддаться тлетворным веяниям: да и детей он, кажется, вдоволь и любил, и баловал — вот какие они выросли славные, хоть и немного капризные.
...В заключение портрета скажу, что он назывался Григорий Александрович Печорин, а между родными просто Жорж, на французский лад, и что притом ему было 23 года, — и что у родителей его было 3 тысячи душ в Саратовской, Воронежской и Калужской губернии, — <...> виноват, забыл включить, что Жорж был единственный сын, не считая сестры, 16-летней девочки, которая была очень недурна собою и, по словам маменьки (папеньки уж не было на свете), не нуждалась в приданом и могла занять высокую степень в обществе, с помощию божией и хорошенького личика и блестящего воспитания.
Оставшись без супруга, мама Жоржа и Вареньки не унывает — и, как и положено светской даме, ездит по всяким балам и приёмам. Но и о детях не забывает. Дочку она поддерживает как может: не выпихивает её замуж, в отличие от матери Татьяны Лариной, — но и без внимания её личную жизнь не оставляет. И, дабы увеличить шансы на отыскание удачной партии, устраивает для Вареньки «детские вечера», то есть мини-балы: юные участники таких мероприятий, вдоволь натанцевавшись, отправляются спать, а взрослые продолжают тусить.
Что касается Жоржа, мама пытается образумить его и даже в какой-то момент настаивает, чтобы тот поступил в университет; однако страсти к наукам у Печорина нет, поэтому после отчисления (и, конечно, небольшого семейного скандала) матушке приходится смириться с положением вещей. Ну а Жорж, не желая всё-таки расстраивать маму, да ещё и целую толпу тётушек, публично кается и отправляется в Юнкерскую школу — учиться на военного. Ну что, вы представляете «настоящего» Печорина, который позволил бы другим решать, как ему поступить?
И всё-таки самую нежную любовь «изначальный» Печорин испытывает к сестре, над которой порой, правда, подтрунивает. Впрочем, троллинг младших — это традиция, которая есть практически в каждой семье. Так что не будем осуждать Жоржа, который ведёт себя вот так:
— Это стыд! — отчего нам на балах, в обществах так скушно!.. вы всё ищете спокойствия... какие любезные молодые люди...
— А позвольте спросить, — возразил Жорж зевая, — из каких благ мы обязаны забавлять вас...
— Оттого, что мы дамы.
— Поздравляю. Но ведь нам без вас не скушно...
— Я почему знаю!.. и что мы станем говорить между собою?
— Моды, новости... разве мало? поверяйте друг другу ваши тайны...
— Какие тайны? — у меня нет тайн... все молодые люди так несносны...
— Большая часть из них не привыкли к женскому обществу.
— Пускай привыкают — они и этого не хотят попробовать!..
Жорж важно встал и поклонился с насмешливой улыбкой:
— Варвара Александровна, я замечаю, что вы идете большими шагами в храм посвещения.
Варенька покраснела и надула розовые губки... а брат её преспокойно опять опустился в свои кресла. Между тем подали свеч, и пока Варенька сердится и стучит пальчиком в окно, я опишу вам комнату, в которой мы находимся.
Впрочем, автор тут же оговаривается, что это, мол, у Жоржа и Вареньки был «самый чёрный день», а вообще-то «они обыкновенно жили очень дружно, и особенно Жорж любил сестру самой нежною братскою любовью». Милота!
Может, если бы такая Варенька водилась и на страницах «Героя нашего времени», то Печорин вёл бы себя поосторожнее. По крайней мере с женщинами. И, собираясь разбить очередное сердце, задавался вопросом: «А что, если бы кто-то поступил так с сестрой?»
Но «окончательный» Печорин — волк-одиночка. Он никого не любит, потому что все близкие люди, судя по всему, умерли, а строить доверительные отношения с кем-то ещё Григорий Александрович не может не хочет: поэтому он и «развлекается», нанося удары исподтишка.
Вера + Мери
И всё-таки самое большое отличие «первоначального» Печорина от того, которого все мы знаем, — это умение любить. И не безумно-страстно, а нежно, тоскливо, траурно...
В «Герое нашего времени» автор выводит двух совершенно не похожих героинь: стоящую одной ногой в могиле чахоточную Веру, второй раз вышедшую замуж и второй раз не по любви, — и молодую умницу-красавицу Мери Лиговскую, у которой всё ещё впереди. В черновиках же это была одна и та же героиня — Верочка Лиговская, которая когда-то встречалась с Печориным, а потом вышла замуж за другого. Тоже богача, но, в отличие от Печорина, куда более уверенного в себе (в первоначальной версии Жорж жутко стесняется своей «невыгодной наружности»).
Вот как 23-летний Печорин, живущий с маменькой и сестрой в Петербурге, реагирует на то, что слуга принёс визитку от Верочкиного мужа:
...на ней было напечатано готическими буквами: князь Степан Степаныч Лиговской, с княгиней. — Он [Печорин. — Прим. О. Л.] побледнел, вздрогнул, глаза его сверкнули, и карточка полетела в камин. Минуты три он ходил взад и вперед по комнате, делая разные странные движения рукою, разные восклицания, — то улыбаясь, то хмуря брови; наконец он остановился, схватил щипцы и бросился вытаскивать карточку из огня: — увы! одна её половина превратилась в прах, а другая свернулась, почернела, — и на ней едва только можно было разобрать Степан Степ…
Душераздирающее зрелище! Слишком милое — и, пожалуй, слишком предсказуемое. Лермонтов это прекрасно понимал — и, осознав, что у него получается очередной столичный роман про любовный треугольник, подошёл к персонажам радикально. Кого-то сделал грубее и циничнее, кого-то убил, кого-то «разделил» надвое…
Жестоко? Пожалуй. Но всё к лучшему: итоговая версия вызвала реакцию настолько бурную, что даже сам Лермонтов такой не ожидал, и принесла Михаилу Юрьевичу мировую славу. Тут-то и выяснилось: чем несчастнее персонаж классического романа, тем больше у него шансов пережить века.