«Лирическое хозяйство» Афанасия Фета

Текст: Текст: Ольга Набялэк/РГ

Фото: www.nasledie-rus.ru

Когда сыны обширной Руси

В его владениях траву¹.

Для пореформенной эпохи интересны не только теоретики новой жизни, но и практики - те, кто обладал собственным опытом изменения отношений на земле. При этом трактовка идей и поступков человека им самим и его современниками часто не совпадает. Пример тому - публицистика известного поэта Афанасия Фета, которая породила в 1860-е годы большую дискуссию.

Афанасий Афанасьевич до 14 лет воспитывался как обыкновенный русский дворянин - в небогатой усадьбе Новосёлки, с жёстким отцом, мягкосердечной матерью и преданиями столбовых дворян

чувство украденного статуса будет преследовать поэта всю жизнь - и заставит действовать. Неудачным оказался путь к дворянству через военную службу: один за другим вышли указы, повышавшие планку, которой надо было достичь, чтобы стать дворянином. После долгих лет мытарств и душевных страданий, уже обладая именем в литературе, поэт обратился с прошением на высочайшее имя о получении фамилии Шеншин и вступлении в права "по роду и наследию". Борьба за возвращение потомственного дворянства будет идти около 40 лет, лишь к 1874 году Фет станет дворянином Шеншиным. Фамилия Фет у него вызывала отторжение; везде - в официальных бумагах, в переписке, на столовом серебре - появился Шеншин. Многие не понимали активности Афанасия Афанасьевича в этой области. Известна фраза Ивана Сергеевича Тургенева: "Как Фет, Вы имели имя; как Шеншин, Вы имеете только фамилию"².

Итак, Фет-Шеншин отстаивал дворянское звание - которое в пореформенную эпоху уже не сулило особых привилегий - сознательно, в долгой и непростой борьбе. Возможно, именно поэтому поэт с энтузиазмом воспринял идею покупки имения как некоей компенсации отсутствовавшего ещё у него дворянского статуса. В 1860 году он купил на юге Мценского уезда 200 десятин пахотной земли и недостроенный хутор Степановку. Некоторые знакомые (среди них тот же Тургенев) скептически восприняли эту затею, считая её самоубийственной. Имея смутные представления о ведении поместного хозяйства, Фет решил тем не менее попробовать реализовать себя. Эксперимент будет длиться 17 лет. Да и момент Афанасий Афанасьевич выбрал, как всегда, "удачный" - когда сама суть поместного хозяйства должна была трансформироваться в нечто новое. Во что именно - этого не знали и опытные хозяева, куда уж новичку.

Главным делом для поэта в 1860-е годы станет налаживание быта и хозяйства в Степановке. Свои чувства и мысли он отразил в циклах очерков "Заметки о вольнонаёмном труде" и "Из деревни" (первоначально называвшемся "Лирическое хозяйство")³. Автор строил широкие планы: "Я буду рассказывать, что я думал, что сделал и что из этого вышло"⁴. В своих прозаических очерках он, как Лёвин в "Анне Карениной", применил особый, нетипичный для русского дворянства подход. Кстати, Лев Толстой был одним из немногих современников, кто хвалил очерки Фета и интересовался его практической деятельностью: "Приедешь в Москву, думаешь, отстал - Катков, Лонгинов, Чичерин вам всё расскажут новое; а они знают одни новости и тупы так же, как и год и два тому назад, многие тупеют, а Фет сидит, пашет и живёт и загнёт такую штуку, что прелесть"⁶.

В переписке с Толстым Фет делился своими опасениями и переживаниями. В 1880-е отношения двух литераторов осложнятся, но в 1860-е годы оба ищут новые варианты реализации просвещённого человека на земле: "Я люблю землю, чёрную рассыпчатую землю, ту, которую я теперь рою и в которой я буду лежать"⁶.

Свою дворянскую миссию в деревне Фет видел скорее в культурном начале, которое может привнести дворянство на народную почву при условии взаимодействия. Именно поэтому он приветствовал действия толстовского Лёвина, который учился у народа: "Владея не блестящим, но независимым состоянием, он ищет, вследствие разрушения прежних экономических отношений, новых здравых основ тому делу, служить которому призван длинным рядом предков"⁷.

При этом Фет признавал, что дворянское сословие не просто бедствует, а вымирает, причём оно само виновато в своём плачевном состоянии: "У всех у нас потомственная и, так сказать, обязательная кормилица-земля под ногами, но мы не только не хотим трудиться на ней, но не хотим даже хладнокровно обсудить условий, при которых земледельческий труд возможен"⁸.

Поэт своеобразно формулировал своё отношение к крепостным порядкам. Видел ли он в них идеал? "И да, и нет. В принципе нет, в результате - да. Это заведённый порядок, старинный порядок, которому надо подражать, несмотря на изменившиеся условия… При вольнонаёмном труде стройность ещё впереди"⁹. Именно дореформенная стабильность привлекала Афанасия Афанасьевича. Порядок, которого не стало и который Фет планомерно, жёстко, иногда педантично пытался навести хотя бы в своём маленьком хозяйстве. Именно за эту ностальгию по крепостной стройности его сочинения будут подвергаться обличительной критике слева. Однако Фет одобрял и достижения нового времени, результаты Великих реформ Александра II: "19 февраля было днём не возрождения, а истинного рождения. Россия, долгое время болезненно носившая зреющий организм свободы, наконец произвела на свет не недоноска, а вполне развитого младенца, вздохнувшего в первый раз"¹⁰.

При всём том поэт считал, что в России важна и роль поместного дворянства, и призывал не высмеивать неудачи хозяйствующих дворян, а поддерживать их начинания: "Дело землевладельцев было всегда и везде делом великим. А теперь оно более чем когда-либо важно и значительно для всего государственного организма. Пора и нашей отсталой литературе вспомнить это и отнестись к нему без задора бессмысленной и нелепой вражды"¹¹. Однако призыв остался без ответа; наоборот, эти очерки вызвали враждебную и очень эмоциональную реакцию в печати. О чём же пишет Фет и за что его так невзлюбили? О мелочах. О проблемах хозяйства, о ценах и погоде, о сложностях построения новых отношений с каждым конкретным жителем деревни, об адаптации к новым подходам, фактам и процессам. В сравнении с основным пластом тогдашней "сельскохозяйственной" публицистики - изобилующим отвлечёнными размышлениями - работы Фета весьма выигрывают: они насыщены конкретным, почерпнутым из живой жизни материалом.

Вот, к примеру, вопрос об использовании машин - в "рациональном хозяйстве", которое так мечтали наладить "передовые" землевладельцы, всегда стоявший на первом месте. Одним из открывателей этой темы стал именно Фет. Он показал, что главные причины первых провалов в использовании машин связаны с плохой "совместимостью" последних с русским крестьянином. "Не стану описывать пытки, которую мне пришлось выдержать с неискусными в этом деле деревенскими мастерами; довольно того, что машина наконец была установлена и, худо ли, хорошо ли, стала молоть. Нужно прибавить, что она ломалась почти ежедневно, а когда в конце осени наступила сериозная молотьба, то я уже и сказать не могу, сколько раз отдельные её части пребывали в кузнице и на орловском литейном заводе"¹². Однако недостаёт не только знаний, но и соответствующей психологии. Ведь машина "требует усилий равномерных, но постоянных. Пока она идёт, нельзя стоять… Это качество машин, с непривычки, пока очень не нравится нашему крестьянину. Небогатый землевладелец Г. поставил молотилку и нанял молотников… Через три дня рабочие потребовали расчёта…"

"Да что, батюшка, невмоготу жить. Сами ходите под машину: ишь она, пусто ей будь, хоть бы запнулась"¹³. Более подробно тема внедрения машин будет раскрыта в художественной литературе в 1870-е годы, когда отдельные примеры перестанут быть отдельными и наступит время подведения итогов. Но общие контуры проблемы Фет уже обозначил.

Важной темой для очерков стало использование вольнонаёмного труда. По мнению Фета, именно оно и является оптимальным: "Такой труд, где рабочий напрягает свои силы чисто и единственно для себя, есть идеал вольного труда, идеал естественного отношения человека к труду"¹⁴. За этим будущее, но настоящее не столь радужно. Сложно было не только заставить помещиков ценить крестьянский труд; выяснилось и то, "как нова и дика была для крестьян мысль о ценности личного труда"¹⁵.

Сложно говорить о партнёрских отношениях между землевладельцем и работником, если между ними пропасть взаимного неприятия, столетиями сформированное противостояние. И как бы искренне ни желал Фет решить этот вопрос экономически и рационально, крестьяне продолжали видеть в нём барина, человека, малопонятного с виду и чуждого по сути. Поэтому нормой их взаимоотношений оставался обман: "Просьба мужика была исполнена, а кур он мне не привёз. Приводить новых примеров понимания и исполнения условий и договоров со стороны наших крестьян я более не буду, хотя мог привести их сколько угодно"¹⁶.

Вообще, психологическим аспектам новых экономических отношений Афанасий Афанасьевич уделял особое внимание. Он хотел быть новым, разумным хозяином, реализовывать и личным примером пропагандировать передовые экономические взгляды. Однако значительная часть общества (как дворянского, так и крестьянского) просто не готова была принять новые подходы. Именно это противоречие породило знаменитое представление о мелочности Фета-помещика. Вот, например, эпизод с недобросовестным работником Семёном. Он был уволен поэтом после того, как целый месяц отлынивал от работы, вызвав этим недовольство приказчика и других рабочих, да ещё и не вернул необходимой доли задатка. Эти-то деньги и желал получить с него Фет - больше из принципа, чем из хозяйственных соображений. А Семён, нанявшись к соседнему мужику, сразу же попался с украденными хомутами - заработав в итоге дурную славу во всей округе¹⁷… И ведь нерадивость Семёна - не фантазия автора, а объективный факт. А стремление, пусть придирчивое, к порядку - не самая плохая черта для хозяина. Вот ещё история с гусями. Фет не хотел отдавать пойманных на его земле чужих гусей даром, он желал получить штраф за потраву - чтобы приучить нерадивых хозяев к порядку. При этом он скрупулёзно вычислял возможные нюансы исчисления таких штрафов. Но ведь как хозяин он и не мог поступать иначе: потрава, учинённая гусями, разнится от потравы, нанесённой, скажем, лошадью.

Фет мечтал, чтобы весь механизм новых отношений был отлажен. Он верил и надеялся на вольнонаёмные отношения, но желал и поддержки со стороны государства - чтобы ему не приходилось заниматься самодеятельностью с гусями и ловить работника Семёна. "Всякая законность потому только и законность, что необходима, что без неё не пойдёт самое дело. Этой-то законности я искал и постоянно ищу в моих отношениях к окружающим меня крестьянам и вполне уверен, что рано или поздно она должна взять верх и вывести нашу сельскую жизнь из тёмного лабиринта на свет Божий"¹⁸. Пока же вся тупиковость ситуации выражена в словах посредника, который надеется "как-нибудь уладить это дело". "Со вступлением России в новый период деятельности заветные слова авось, да небось, да как-нибудь должны совершенно выйти из употребления"¹⁹.

Ну, как здесь не возникнуть ностальгии по дореформенным временам? Однако взгляды "убеждённого помещика" Фета были неприемлемы для демократического сознания даже если за ними стояло просто стремление упорядочить хозяйство. "Новизну" его взглядов многие вообще не признали: "В г. Фете ещё не остыли старые привычки", он "находится в тесной связи с общим настроением той части общества, которая присваивает себе название "благонамеренной"²⁰.

Критика коснулась и лирики Фета. Так, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин изрёк: "В семье второстепенных русских поэтов г. Фету, бесспорно, принадлежит одно из видных мест"²¹. Как публициста Афанасия Афанасьевича упрекали в детализации и мелочности, а как поэта - в уклонении "от практической стороны жизни"²². "Есть и такие стихи, в которых, с одной стороны, кажется, что как будто есть что, а с другой, как будто ничего нет, кроме рифм и размера"²³.

А в целом получилось не лирическое хозяйство, а соединение "лирического худосочия"²⁴ с замашками крепостника: "Фет явился бессознательным, наивным певцом крепостного права"²⁵.

Если для самого Афанасия Афанасьевича стремление наладить хоть какой-то порядок в расстроенном хозяйстве было залогом успеха деятельности пореформенного помещика, то для его критиков - возвращением помещичьего произвола. В этом непонимании и кроется известный конфликт между Фетом и демократическими авторами. Сатирик Дмитрий Минаев потешался вволю²⁶:

Этой ночью благовонной,

Не смыкая глаз,

Я придумал штраф законный

Наложить на вас.

Если вдруг чужое стадо

Забредёт ко мне,

Штраф платить вам будет надо…

Спите в тишине.

Если в поле встречу гуся,

То (и буду прав)

Я к закону обращуся

И возьму с вас штраф;

Буду с каждой я коровы

Брать четвертаки,

Чтоб стеречь своё добро вы

Стали, мужички…

Фет как хозяйствующий субъект стал весьма популярной мишенью. Салтыков-Щедрин вообще практически отождествлял понятия "вести поместное хозяйство" и "человеконенавистничать": "Вместе с людьми, спрятавшимися в земные расселины, и г. Фет скрылся в деревню. Там, на досуге, он отчасти пишет романсы, отчасти человеконенавистничает; сперва напишет романс, потом почеловеконенавистничает, потом опять напишет романс и опять почеловеконенавистничает, и всё это, для тиснения, отправляет в "Русский вестник"²⁷.

Подобный стереотип, плотно утвердившийся в умах современников и потомков, легко было создать именно на контрасте с фигурой "нежного поэта". В итоге читаю щая публика в большинстве своём не поняла и не приняла Фета-помещика, Фета-землевладельца, Фета-практика. Зато был создан миф о Фете-крепостнике.

Конечно же, поэта угнетала подобная реакция. Быть прогрессивным на словах легко, а вот на деле, да ещё успешным - намного сложнее. И Фет писал Толстому: "Тургенев вернулся в Париж, вероятно, с деньгами брата и облагодетельствовав Россию, то есть пустив по миру своих крестьян… порубив леса, вспахав землю, разорив строения и размотав до шерстинки скотину. Этот любит Россию. Другой роет в безводной степи колодец, сажает лес, сохраняет леса и сады, разводит высокие породы животных и растений, даёт народу заработки - этот не любит России и враг прогресса"²⁸. В этих строках сквозит горькая обида; есть в них, очевидно, и немалая доля правды. Характерно, кстати, что резкий критик поэта Салтыков-Щедрин купил под Москвой в Витинёво, усадьбу, но не справился с ней. Михаилу Евграфовичу поучиться бы у Фета, а он заклеймил его как дремучего крепостника…

Тем не менее свой взгляд Фет считал достаточно объективным, а нападки - проявлением слабости критиков: "Наши записки в течение долгих лет служили неистощимой темой свистков и дешёвой карикатуры. Дети, взглянув на барометр и догадываясь, что скоро их не пустят на улицу, готовы были разбить безмятежный инструмент, точно он виновник приближающейся грозы"²⁹.

Идейные противники поэта-публициста не надеялись увидеть в русских дворянах прогрессивных землевладельцев, а вернее, просто не хотели этого. По их априорным суждениям, поместное хозяйство после отмены крепостного права было совершенно бесперспективным. И любой помещичий опыт, удачный или не очень, точно так же априори принимался в штыки. А фигура "поэта-крепостника" для критики была особенно привлекательна.

Фет защищал помещика от нападок литераторов, исходя во многом из реального положения дел: ведь "бóльшая часть производительной почвы находится в руках этого класса, и нельзя никакими риторскими воркованиями зашептать эту жизненную силу"³⁰. И в течение двух десятилетий он личным примером доказывал, насколько сложно было быть хозяином в ту эпоху и что помещик не только хищник, но и жертва.

Заметки были написаны и напечатаны, чтобы поддержать такого же хозяина. Фет и как писатель, и как землевладелец рад был быть полезным: "Мы все Робинзоны, все ищем новых путей и средств к произведению тех самых вещей, которые когда-то так легко производились по рутине"³¹. Он гордился тем, что, получив пусть незначительный, но результативный практический опыт, мог им поделиться. И пусть "лирическое хозяйство" не всегда встречало радушный приём критиков, его дело не пропало, отразив противоречия эпохи.

Примечания

1. Современник. 1863. № 4.

2. Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем. Т. 10. М. 1994. С. 339.

3. Кошелев В. А. Лирическое хозяйство в эпоху реформ // Фет А. А. Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство. М. 2001. С. 6; Экштут С. А. Повседневная жизнь русской интеллигенции от эпохи Великих реформ до Серебряного века. М. 2012. С. 261-271.

4. Фет А. А. Указ. соч. С. 173

5. Толстой Л. Н. Переписка с русскими писателями. Т. 1. М. 1978. С. 288, 251, 290.

6. Там же. С. 356.

7. Там же. С. 235.

8. Там же. С. 363.

9. Фет А. А. Указ. соч. С. 76.

10. Там же. С. 274.

11. Там же. С. 131.

12. Там же. С. 109.

13. Там же. С. 76.

14. Там же. С. 74.

15. Там же. С. 89.

16. Там же. С. 91.

17. Там же. С. 134.

18. Там же. С. 89.

19. Там же. С. 76.

20. Современник. 1863. № 4. С. 394.

21. Там же. 1863. № 9.

22. Русское слово. 1863. № 8. С. 62.

23. Там же.

24. Там же. 1863. № 9. С. 21-42.

25. Там же. С. 39.

26. Минаев Д. Д. Лирические песни с гражданским отливом… // Минаев Д. Д. Избранное. Л. 1986. С. 67.

27. Современник. 1863. № 4.

28. Толстой Л. Н. Переписка с русскими писателями. Т. 2. М. 1978. С. 59.

29. Фет А. А. Указ. соч. С. 274.

30. Там же. С. 126.

31. Там же. С. 276.

Оригинал статьи:

Журнал «Родина», 21.07.2015

Ссылка по теме:

«Курская «швейцария». Усадьба Фета откроется в 2015 году» - "Аргументы и факты", 19.09.2014