Текст: ГодЛитературы.РФ
Фото: gazeta.ru
Владимир Шаров скончался 17 августа 2018 года, через несколько дней после выходa его последнего романа - «Царство Агамемнона». Стараниями вдовы писателя Ольги Дунаевской и его друзей в «Новом литературном обозрении» под редакцией Марка Липовецкого и Анастасии де ла Фортель готовится книга о Владимире Шарове, объединяющая критические статьи о Шарове-писателе и воспоминания друзей о Шарове-человеке. С любезного разрешения Ольги Дунаевской мы печатаем одно из таких воспоминаний - врача Якова Рывкина, организовавшего выступление писателя в университете немецкого Тюбингена.
Яков Рывкин
О ВЛАДИМИРЕ ШАРОВЕ
<…> В моём Terminkalendare за 2015 записано: 11 мая - понедельник - 18.40
Шаров/Аэропорт - отель «Метеора».
11-го днём позвонила дочка Володи Аня и предупредила, что он будет в светло-коричневой кожаной куртке.
Помню первое впечатление. Он не вписывался в выходящую толпу, это бросалось в глаза. Он был совершенно спокоен, самопогружен. Был как бы НЕ ОТ МИРА СЕГО. Всю эту сутолоку, спешку, радостные крики встречающих он не замечал. Он думал о чём-то своём. Я помахал ему рукой и начал приближаться. Вышли из толпы. Я взял пакет из его руки, и мы двинулись к машине. «А у вас тут жарко», - сказал он, но куртки не снял.
В машине быстро разговорились, стало легко. Он начал расспрашивать про Штуттгарт, Тюбинген, юг Германии. Заехали в отель. Володя оставил там чемодан, переоделся, и мы поехали к нам ужинать. Ел, действительно, всё и с удовольствием. Был обаятелен. И установилось ощущение особенного спокойствия и взаимопонимания. Говорили о России, Москве, немного об Украине. Больше о его книгах, о Севере и тамошних староверах. Я провёл первые три года после медфака на Белом море. Ему были интересны мои впечатления, воспоминания. Договорились с утра посмотреть Тюбинген.
12-го, во вторник, я зашел рано утром, около девяти, в гостиницу, Володя уже позавтракал и был готов. До старого города от «Метеоры» минут семь ходьбы. По дороге показывал ему Университет, факультеты, старый ботанический сад, книжные магазины. Володе явно всё было интересно, отрешённость пропала. Я люблю водить гостей по Тюбингену. Володя был один из самых благодарных, интересных слушателей. Расспрашивал про Лютера, Меланхтона и других деятелях немецкой Реформации. Хорошо ориентировался в швейцарском движении Реформации. Интересовался великими тюбингенцами: Гёльдерлином, Гегелем, Шеллингом, Кеплером и другими. Я показал ему Евангелическую школу, где они учились, их мемориальные комнаты. Башню, где последние 20 лет провёл больной Гёльдерлин.
Володя пришёл в восторг от размеров центральной площади в замке: «Здесь можно мистерии ставить!»
У крепостной стены над Некаром, рядом с виноградником, нашли солнечное место и пару тёплых камней, сели и начали беседовать о России, о Европе, о русской психологии, истории и судьбе. Он считал, что настоящий момент в истории России один из самых тяжелых. Идёт планомерное выдавливание всего лучшего. О судьбе России, ее народа никто не думает, все лозунги - лишь бутафория для того, чтобы «верхушка» могла набить свои карманы. Народ превращается в «быдло». Даже у большевиков было лучше, у них вначале были идеи.
Говорил он спокойно, не горячился, это явно было уже много раз продумано им. Я пытался возражать, отвечал, что и в Европе, в Германии не всё так просто, что и здесь идёт интеллектуалное оскудение, единая Европа проводит нивилирование не только государств, но и человека, который теряет корни, привычки, связь с родной землёй, обычаями и т. д., человек превращается в винтик огромной машины по производству и перепроизводству продукции, которая в таком количестве никому не нужна, миром правят деньги и стресс...
Ярко светило солнце, рядом грелись несколько кошек, одна осторожно ходила около наших ног, вероятно, мы заняли один из её любимых камней.
У меня с 14-ти часов начинался приём, нужно было торопиться в праксис (так в Германии называется помещение, где врач принимает своих пациентов).
Чтобы сэкономить время, мы поели в студенческой столовой. Я показал Володе, как найти праксис, и мы договорились, что он придёт ко мне к 18 часам - мы поужинаем у нас. Он пришёл, переполненный впечатлениями от Тюбингена, от обилия молодёжи, солнца, зелени, старинных зданий, книжных развалов.
За ужином разговаривали в основном о завтрашнем чтении, о его романе.
Ирина много и подробно расспрашивала о процессе создания книги: что является фантазией автора, как влияет собственный жизненый опыт на творчество. Обсуждались отрывки, которые будут прочитаны завтра. Володя вспоминал жизнь в Воронеже, в экспедициях. Говорили о Мандельштаме, Платонове. О Платонове говорили много. Володя хорошо знал его творчество, его жизнь.
13.05.15. Среда. Главный день. Володино выступление.
В Terminkalendar’e записано: 12.00 - Brechtbau (здание Брехта) Zimmer 426 - 11.30 Slaw. Seminar - Zim 538.
У меня с утра было несколько пациентов. Договорились с Володей, что я зайду к нему в гостиницу в 10.45 и мы потихоньку пойдём к Brechtbau, дому Брехта, где расположен филологический факультет со славянским семинаром. Времени было много. Мне хотелось еще немного поговорить с Володей о тех фрагментах, которые были переведены, настроить его на выступление, подготовить к особенностям немецкой аудитории.
В 10.45 я был у Володи. Он был в шортах, вернее в «бермудах», и футболке. Он сиял и был похож на американского профессора из очень демократической среды. Ноги у него были, как у всех рыжих людей, незагорелые. Для роли русского/московского писателя, пишущего трудные романы, где библейские сюжеты вклиниваются в суровую российскую действительность, он не совсем подходил. Учитывая предыдущие сложные контакты с фрау Шахадат, я представил, как она будет потом мне эти «бермуды» припоминать.
Нужно было мягко, чтобы не обидеть, не вызвать протест, Володю переодеть. Я осторожно сказал, что сейчас свежо, май, и в помещении будет тепло, но после выступления, мы запланировали прогулку в летний замок Вюртембергских королей с посещением ресторана и там может быть холодно. Ложью это не было. Замок Вюртембергских королей подействовал, и Володя переоделся. Времени осталось меньше, но достаточно.
До Brechtbau от гостиницы было четыре минуты ходьбы. Мы даже успели посидеть на скамейке в скверике около факультета, где я пытался Володе объяснить, что будут не только студенты, но и люди, которые думают, что они что-то знают о России и понимают в ней. Могут быть вопросы, не относящиеся к его книге, а относящиеся к современной политике (2015 год: Украина - Россия - Крым). Я позвонил Маттиусу Якобу, который должен был читать тексты по-немецки, что мы уже около Brechtbau; договорились, что он встретит нас у входа и мы вместе поднимимся в 426 комнату. Мы сели в холле, и Маттиас на своём прекрасном русском языке начал задавать вопросы по тексту, вписывая какие-то поправки и замечания в переводы. Было очень приятно наблюдать их работу. Я отсел немного в сторону, чтобы не мешать.
Народ потихоньку собирался. Студенты, преподаватели, наши знакомые, знатоки России, просто интересующиеся. Мы прошли в комнату, заняли места поближе к столу, где потом Володя должен был выступать. Фрау Шахадат задерживалась. Мы договорились с ней раньше, что вести встречу, модерировать, как говорят теперь, буду я. Но начать должна была она. Наконец, пришла фрау Шахадат и чтения начались.
Она коротко представила Володю, передала слово мне, добавив, что выбор сегодняшнего выступающего принадлежит исключительно доктору Рывкину. У неё было явно не очень хорошее настроение, пару раз она меня прерывала и особенно была возмущена, что я где-то сослался на Википедию. Была недовольна ссылками на Топорова. Позже, я узнал, что в эти дни был болен её отец и она много времени уделяла ему.
Была ещё одна неприятная ситуация. На таких чтениях бывает одна русская женщина лет пятидесяти, которая всегда недовольна, если начинают говорить о диссидентах, преследованиях сталинско-брежневских времён или плохо говорят о Путине. Естественно, что, когда я сказал, что Володя за какое-то выступление, к счастью для русской литературы, был отчислен из Плехановского института, она взорвалась и начала громко комментировать, что, мол, сейчас все любят из коньюнктурных соображений изображать из себя борцов с властью, и интересно было бы узнать, за что именно отчислили Володю. Немцы в таких ситуациях теряются. Я довольно жёстко, но культурно, оборвал её тираду и сказал, что она может после чтения остаться и Володя, конечно, с удовольствием ответит на все интересующие её вопросы. Она ещё какое-то время ёрзала на стуле, пыталась что-либо спросить или вставить, затем встала и, демонстративно хлопнув дверью, ушла.
Володя сидел рядом со мной, был спокоен, скорее отрешён. И только один раз сказал мне: «Яков, ну что вы так волнуетесь, всё будет хорошо. Скоро пойдём пить кофе».
Наконец, наступило его время. Он вышел к столу, рядом сел Маттиас Якоб, и они начали чтения. Отрывки были сильные: про корабль бегунов, о козле отпущения, о принудительной «свадьбе» на площади во время Гражданской войны, пара коротких кусков, связанных непосредственно с семьёй Гоголя, с «Мертвыми душами».
В зале было тихо. Как потом мне рассказывала одна очень милая преподаватель славянского семинара (Катя Зонненвальд), которая и руководила переводами текстов на факультете, «от Владимира как будто шла какая-то тёплая волна, он очень располагал к себе, ты чувствуешь, что имеешь дело с кем-то необычным, большим, но дистанции нет...»
Читал он отстранённо, как будто публики не было, читал для себя, как читают поэты. Сам текст был для него важнее публики. Ещё мне его чтение напоминало чтение в синагоге. Можно было также сравнить его чтение с камланием шамана в начале транса. Он настолько был погружён в текст, что окружающего для него не существовало. Присутствующие сидели тихо.
Маттиас Якоб читал по-немецки, переняв у меня инициативу модерирования. Опять Катя Зонненвалд: «И сама личность Шарова, и его тексты производят впечатление чего-то непривычного, неизведанного».
Задавали вопросы, но немного. Про Крым и Путина вопросов не было. Они были неуместны.
Фрау Шахадат последняя задала вопрос: «Для кого вы пишете? Кто ваши читатели? Ваши тексты очень сложны. Есть ли вообще у вас читатели? Я наблюдала, что мои студенты вас не понимают».
Володя как-то вдруг растерялся, осунулся, стал оправдываться. Неожиданно вступился Маттиас Якоб: «И Пауля Целана читают и понимают не все».
Закончилось всё очень радостно. Подходили студенты, что-то спрашивали. Володя подписал несколько книг, которыми запаслись русскоязычные слушатели. Подарил книгу фрау Шахадат, Маттиусу Якобу. Жалко, что не хватило книги Кате, ведь это она со студентами делала часть переводов. Наши друзья были очень довольны. Все ещё немного стояли перед Brechtbau и обсуждали выступление.
После Володиного выступления я расслабился, всё было позади, можно было «пойти пить кофе». <…>
