Текст: Дмитрий Шеваров/РГ
Фото: Из архива Дмитрия Шеварова
Эта книга одиноко стоит в русской литературе. Нечего поставить рядом с ней. Нет подобной книги ни о Лермонтове, ни о Тютчеве, ни даже о Льве Толстом. Вообще ни о ком из смертных нет таких солнечных воспоминаний, как "Записки о Пушкине" Ивана Пущина.
Удивительное обаяние, которое эти записки излучают уже более полутора веков, таится не только в имени главного их героя - Пушкина! - но и в имени автора.
Достаточно вслед за "Записками о Пушкине" окунуться в письма Пущина, чтобы понять, каким другом был Иван Иванович не только для великого поэта, а для всех, с кем его связала жизнь.
У него было отнято все - свобода, дворянское звание, состояние, но его благородная душа не только выдержала и казематы, и каторгу, и ссылку, но обрела какую-то другую свободу и другое богатство.
Его призванием стала любовь к друзьям, бесконечное попечение о них. Не случайно в семьях декабристов, сосланных в Сибирь, Пущин был всеобщим любимцем и звали его в шутку Маремьяной-старицей.
Вспомним поездку Ивана Ивановича к ссыльному Пушкину в январе 1825 года: его же все - и друзья, и дядя поэта - отговаривали, а он помчался из Петербурга в Псков, навестил там сестру и, прихватив три бутылки клико, устремился в Михайловское.
Слава богу, что Пущин не заплутал, как Владимир из "Метели", хотя тройка неслась так, что могли и проскочить мимо нужного поворота. Однажды на ухабе сани чуть было не перевернулись. При этом ямщик слетел с облучка и только на дворе у Пушкина нагнал сани.
"...Вломились с маху в притворенные ворота, при громе колокольчика. Не было силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели в снегу нерасчищенного двора... Я оглядываюсь: вижу на крыльце Пушкина, босиком, в одной рубашке, с поднятыми вверх руками..."
Сейчас, перечитывая пущинские записки, я вдруг увидел: да ведь это шестая повесть Белкина! Вот откуда мне так знакома эта интонация, когда в каждом слове слышится уверение в счастливой развязке.
"...Выскакиваю из саней, беру его в охапку и тащу в комнату. На дворе страшный холод, но в иные минуты человек не простужается..."
И думается сейчас: а ведь Пушкин, скорее всего, намеренно сделал своего Белкина тезкой Пущина, назвал его Иваном, и дату рождения ему подарил пущинскую: 1798 год.
Глядя сейчас на тоненькую, в полсотни страничек, книжку "Записки о Пушкине", невольно думается, что в рукописи воспоминания Пущина были куда обширнее. Ну не мог же он написать лишь эти пятьдесят страниц? Кто знает...
Известно лишь, что первая публикация "Записок о Пушкине" была в странном журнале "Атеней". Странность его в том, что издавался он всего полтора года и, опубликовав воспоминания Пущина о Пушкине, навсегда исчез.
В феврале 1859-го Иван Иванович неожиданно слег, а 3 апреля умер, так и не дождавшись номера журнала со своими "Записками о Пушкине".
За несколько месяцев до своего ухода Пущин попросил Евгения Якушкина, которому передал свои "Записки о Пушкине", привезти ему два фонаря: "Я хочу прибить к колоннам крыльца. Это будет освещать и въезд, и крыльцо..."
Пушкин и Пущин - два фонаря, разгоняющих тьму. И пусть второй не так ярок, как первый. Они оба освещают наше вступление на крыльцо жизни.
Из письма И.И. Пущин - Ф.Ф. Матюшкину, 25 января 1852. Из Ялуторовска в Петербург.
Вообще не очень хорошо понимаю, что у вас там делается, и это естественно. В России меньше всего знают, что в ней происходит.
Из "Записок о Пушкине" Между тем время шло за полночь. Нам подали закусить: на прощанье хлопнула третья пробка... Ямщик уже запряг лошадей, колоколец брякнул у крыльца, на часах ударило три. Молча я набросил на плечи шубу и убежал в сани. Пушкин еще что-то говорил мне вслед...
