Самый главный праздник. Часть 2

Текст: Арсений Замостьянов, зам. главного редактора журнала «Историк»

Фото: Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский принимает военный парад на Красной площади в Москве 9 мая 1965 года/ru.wikipedia.org

Считалось, что главными радетелями за День Победы, за повышение его статуса, были два писателя – Константин Симонов и Сергей Смирнов. В первый год правления тандема Брежнев – Косыгин они были настоящими властителями дум. Сергей Сергеевич Смирнов, закончивший войну в звании капитана, для многих открыл подвиг Брестской крепости. В те годы его радиопередач о солдатах старались не пропускать. Писатели требовали вернуть народу полноценный праздник – красный день календаря.

Но и «Леонид Ильич лично» считал новое отношение ко Дню Победы своим политическим коньком. О том, что 20-летие Победы будет праздноваться широко, он заявил еще в декабре 1964 года, то есть буквально – через несколько недель после своего «воцарения». Брежнев питал к своим армейским воспоминаниям сентиментальные чувства. Потом эту «слабость»  стали использовать безмерно, слишком часто вспоминая о Малой Земле, десант на которую и впрямь был великим подвигом, но переборы в пропаганде недопустимы. Впрочем, властям предержащим всегда не хватает вкуса. И нужно уметь отделять зерна от плевел, чтобы не впасть ни в снобизм, ни в уныние. Чтобы за деревьями и транспарантами леса не потерять.

Есть такой стереотип: мол, в брежневское время наша страна и ее политическая система окончательно обмещанились и напрочь упустили «идеологическую работу».

Но не стоит игнорировать феномен «Дня Победы», отношения к Великой Отечественной и к фронтовикам-победителям. Эта культура сформировалась именно в брежневские годы.

И это – достижение неоспоримое.

Наденьте ордена!

Что же произошло 9 мая 1965 года?

Дело не в том, что у страны появился новый выходной день, украшенный красными флагами и изображениями орденов.

Впервые за много лет в этот день на Красной площади состоялся парад. В первый и в последний раз по её брусчатке пронесли настоящее Знамя Победы. Все встали в строй. Постаревшие маршалы, еще энергичные всем известные герои войны – такие, как Иван Кожедуб, Александр Покрышкин, Михаил Егоров, Мелитон Кантария – долго можно продолжать этот список.  Миллионы бывалых фронтовиков – как правило, они выглядели старше своих лет, но в 1965 году на них в стране еще держалось многое.

И фронтовики – это встречается во многих воспоминаниях – сразу приосанились, сразу почувствовали себя необходимыми. Многие ощутили, что приняли участие в грандиозном историческом свершении – не уступающем по масштабу Октябрьской революции, на которую тогда молились. И все цветы в этот день принадлежали им. И скромные подарки – часы, радиоприемники. И юбилейные медали. Фронтовиков приглашали в школы – рассказывать о войне. Так складывался канон всенародной святыни. Осознать ее значение за первые двадцать лет, наверное, было невозможно: страну восстанавливали из руин, было не до исторических рефлексий. А в 1965-м они оказались важнее всего.

 «Фронтовики, наденьте ордена!» – этот призыв того времени означал многое. Расправьте плечи, вспомните, что вы – победители. А дальше можно сыпать высокопарной риторикой: спасли мир, заслонили собой, водрузили… И всё это будет правдой.

Вокруг праздника зарождалась своеобразная культура – народная, официозная, триумфальная, горькая, бескорыстная и коммерческая.

Много у неё оттенков.

Часто звучали написанные за несколько лет до того стихи поэта-фронтовика Сергея Орлова:

• Когда это будет, не знаю:
• В краю белоногих берез
• Победу девятого мая
• Отпразднуют люди без слез.
•  
• Поднимут старинные марши
• Армейские трубы страны,
• И выедет к армии маршал,
• Не видевший этой войны.

Здесь не было примитивного «заказа». Эти стихи, как и многие книги, картины появились без отмашки со Старой площади или из Кремля.

Потребность в осмыслении Победы выше любого заказа.

Сейчас эти стихи снова и снова звучат – ведь они почти о нашем времени. Последний маршал Советского Союза, познавший Великую Отечественную в окопах – Дмитрий Язов – умер совсем недавно. 

Через десять лет у праздника появился гимн – песня на стихи фронтовика Владимира Харитонова, которую в бодром ритме написал молодой и подозрительно модный в ту пору композитор Давид Тухманов.

Харитонов был мастером плакатной песни. На всех партийных съездах исполнялся его «Марш коммунистических бригад». Писал он и простенькие танцевальные шлягеры о любви: дело приятное и денежное. Но «День Победы» стал песней особенной. Там точно найдена формула этого праздника – не войны, не ее последних дней, а именно праздника, ставшего традиционным. «Радость со слезами на глазах» – проще и точнее уже не скажешь. Это сквозило в репортажах Вишневского, Эренбурга… А Харитонов нашел поэтическую строчку.

Но фронтовики, воспитанные на Утесове, Шульженко и хоре Пятницкого, приняли новую песню не сразу. В дневниках тех лет нередко можно встретить разочарование: снова концерт, посвященный Победе, и снова новые песни, не имеющие никакого отношения к войне… На фронте пели другое. Первым песню Тухманова исполнил саратовский баритон Леонид Сметанников на «Голубом огоньке», посвященном 30-летию Победы. И прошла она без оваций. Существует миф о некоем запрете этой «слишком легкомысленной» песенки, которая, дескать, принижает Великую Победу. Запрет – слово слишком громкое. Просто несколько месяцев песня не входила «в обойму». А потом, в ноябре, на концерте, посвященном Дню милиции, её исполнил Лев Лещенко. Он и раскрыл ее обаяние. С тех пор и на много лет песня стала сверхпопулярной и в СССР, и в некоторых странах социалистического содружества. И фронтовики признали её.

Горячий снег

Главным кинофильмом праздника стала эпопея фронтовика Юрия Озерова «Освобождение». Хотя бы потому, что там имеется эффектная сцена празднования победы в освобожденном Берлине.  Но почти все главные герои фильма – бойцы и командиры – погибли. В этом Озеров выдержал трагическую правду войны. И сцена дня Победы в Берлине получилась не только размашистая, но и щемящая: все поют, танцуют, радостно палят в небо, а девушка ищет своего любимого – настоящего офицера, за подвигами которого мы следили на протяжении нескольких серий. И командир танкового экипажа ищет своего сержанта Дорожкина. Ищет и не находит…

Соавтором сценария «Освобождения» был Юрий Бондарев – один из столпов советской «лейтенантской прозы». Войну он начал под Сталинградом – в том самом противостоянии, которому посвятил, быть может, лучшую свою книгу – «Горячий снег». Прошел он и битву за Днепр, о которой рассказал в повести «Батальоны просят огня». Две медали «За отвагу».

В своих фронтовых книгах Бондарев всегда – не сторонник принципа «мы за ценой не постоим». Горячий снег – его любимый образ, и он – о противоестественности войны. Он увлечен ценностями старой интеллигенции и даже – отчасти – толстовством. Да, Бондарев не любит войну, ненавидит хамство и жестокость, которые проявляются в дни наступления. Но и восторг, хмель победы ему не чужд. Он любил Толстого, но был настоящим воином по духу – редкое сочетание. Позволю себе лишь одну цитату: «Под Сталинградом закончилась моя юность. На войне мы прошли через все круги ада и были уверены, что видели в жизни всё, что ничто нас уже не сможет удивить.

В 1944–1945 годах мы воевали, не сомневаясь в победе. Мы уже чувствовали себя людьми, которые совершили то, что положено: защитили свой дом, своё детство. И ощущение этой русской дерзости и силы оставалось и в послевоенные годы.

Это не означает, что не было трагедий, что победы давались легко. Однако я чувствовал себя счастливым. Конечно, война – это трагедия, но она раскрывает лучшие качества человека. Правда, и худшие тоже…» Это – Бондарев.

Бондарев придал эпопее человечности, вкрапливая туда сюжеты из своих повестей. А для него работа над «Освобождением» стала опытом общения с маршалами. Беседуя с ними, он познавал войну с высоты птичьего полета. Для него – окопника – в этом было особое наслаждение. И это ощущается в фильме: в нём есть азарт! Озеров потом еще не раз снимал многосерийные кинофильмы о войне, но повторить дух «Освобождения» не удалось. Как не повторяется хмель Победы…

К концу перестройки пресса превратила Бондарева в пугало сталинизма. А всё потому, что на 19-й Партконференции он сравнил нашу страну с самолётом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка. Что уж говорить, прав оказался скептик-фронтовик.

Можно радоваться или огорчаться исходу перестройки, но то, что самолет не последовал по курсу «архитектора перестройки» – это бесспорно.

Писателя не стало совсем недавно, не дожил он до «карантинного» 9 мая.

Личный праздник

Так возник наш самый главный, самый любимый государственный праздник. Второго такого «настоящего» календарного праздника нет и, наверное, уже не будет. Он связан с судьбой каждой семьи, с зернистыми, потускневшими фотографиями, которые хранятся в наших старых альбомах. Тут дело не только в феномене Бессмертного полка, который не мог бы состояться в связи с любой другой датой. Наверное, он сравним с пасхальными праздниками в Москве XVII века, когда люди с головой уходили в церковную жизнь. Слишком многое навсегда пересеклось в этом майском дне. Об одних салютах Победы можно сочинить поэму или трактат! Ведь начало им было положено 5 августа 1943 года, когда Красная армия освободила Орёл и Белгород. Тогда-то и началось Освобождение – как в песне: «С боем взяли мы Орёл, город весь прошли и последней улицы название прочли…» Как много мы бы потеряли, если бы не было этого праздника, этой традиции, наработанной и в первые послепобедные годы, и после 1965-го.

9 мая 1965 года. Парад Победы, Москва, кинохроника/телеканал «История»

Накануне 50-летия Победы, в 1994 году в прессе и «в верхах» шла дискуссия – стоит ли широко отмечать праздник, тесно связанный с советской идеологией и символикой? Быть может, имеет смысл сменить знамена – как это сделали в Прибалтике? Но даже тогда, на взлете запальчивой молодой демократии, принять этот вариант и потерять День Победы было невозможно. И его отмечали, как положено. Разве что в монументе на Поклонной горе Зураб Церетели не нашел места для солдата. Ангел с трубой – это слишком универсальный образ. И фальшивый. Сегодня он мало у кого ассоциируется с Днем Победы.

А что такое Россия без той Победы? Без Победы как идеи терпения, преодоления и триумфа?

Уверен, в ближайшие годы на День Победы обрушится немало софистической критики. Слишком важен для нас этот праздник, чтобы его не превратили в мишень. Появилось даже словечко: «победобесие». Инквизиторский термин. Но – не получилось в 1995 году, не получится и сегодня.

А что еще нас объединяет? В том числе – с прошлым и будущим страны? Крепче и правдивее Победы ничего не было. И, как показали попытки конструирования других праздников, – вряд ли будет.

Фронтовиков среди нас всё меньше. Из писателей мне на память приходит только поэт Борис Дубровин. Старший сержант 1945 года, не один год сражавшийся на передовой. Этот день всегда будет принадлежать тем, кто прошёл войну. Их святым могилам, их скромным монументам. Их знамёнам. Образ солдата-освободителя в развевающейся плащ-палатке – что может быть благороднее и сердечнее?

В этом празднике каждый сможет найти что-то важное для себя лично. И в то же время он – государственный, всеобщий. И бессмертный.

Как счастливые солдаты мая 1945 года, шагающие где-то в нашем воображении. Среди них – наши деды. И павшие, и живые. Все – наяву. 

С Днём Победы!