Текст: Петр Моисеев
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Обложка взята с сайта издательства
«Мiр и война» — честное слово, для книги о 1812 годе можно было бы придумать название поостроумнее. А самое главное, что в данном случае название оказалось показательным для всего романа.
Автор обещал, что новая книга будет детективом. Обещание он не сдержал — но это бы еще полбеды:
вон и «Статский советник» не детектив, а как написано! Плохо, что сюжет он выбрал самый что ни на есть банальный. И даже не так важно, действительно ли Акунин (как он говорит) не читал «Сеть птицелова» Дезомбре; важно, что сам сюжет о маньяке повторялся столько раз, что уже навяз в зубах. Уголовная часть романа банальна настолько, что хочется плакать, вспоминая прежнего, подлинного Акунина: в окрестностях имения главной героини (вдовы Луция Катина Полины) завелся любитель убивать. Помещица вместе с внучкой Сашенькой начинает его искать. Находят они ровно то, что находили герои десятков других подобных романов: убивает маньяк только девушек — строго определенного типа — строго в полнолуние — мотивы отсутствуют — чуть не половина местных жителей имеет явные проблемы с головой и царапины на тех или иных частях тела, что дает основания для подозрений. Правда, Акунин не слишком изощряется — героини быстро останавливаются на одном подозреваемом, игнорируя почти всех остальных. Правы они или нет, я, конечно, умолчу, но, так или иначе, и речи нет о том, чтобы героини проделали какую-то мыслительную работу и доказали, что убийца — именно этот персонаж и никто другой. Это мог быть он? Мог. Ну и разрабатываем эту версию. Видимо, примерно так действовал и сам Акунин: кого бы назначить на роль злодея — этого? Ну, давайте хоть его.
Единственный приятный нюанс в криминальной интриге (нюанс отчасти даже детективной природы) связан с тем моментом, когда становится ясно, что главный подозреваемый не мог совершить очередное убийство. Если бы к этому моменту сыщицы исключили всех возможных подозреваемых, а не цеплялись за одного-единственного, могла бы получиться полноценная детективная загадка. Впрочем, разгадка у этой маленькой загадочки довольно простая и не новая — ее использовал, например, Рональд Нокс в одном из своих романов.
Но Акунин — человек умный и, видимо, понимал, что пишется у него что-то не то.
И, не доведя роман даже до середины, он обрывает криминальный сюжет — точнее, откладывает, чтобы вновь вернуться к нему только в финале. Повод для такого кульбита есть: все же время действия — 1812 год, значит надо соответствовать. И вторая часть (то есть, простите, «том») - это как раз те страницы книги, которые можно читать. На смену стандартной жвачке про маньяка приходит бодренький приключенческий роман про Отечественную войну — как раз такой, какие Акунин умеет писать, когда есть вдохновение: с достаточно неожиданными, но вполне убедительными сюжетными ходами и небанальными ситуациями (чего стоит хотя бы тот факт, что главным «макгаффином» оказывается не маньяк — не любовь — не золото — не спасение родины — а урожай овса, который Полина Катина любой ценой хочет спасти). Короче говоря, вторая часть спасает первую, ну а когда в финале доходит дело до разоблачения маньяка — что ж, по крайней мере, Акунин не тратит на него много страниц.
Есть, правда, в романе и ряд вполне стандартных для Акунина недостатков. Как и всегда, когда он пытается писать о христианстве, поражаешься невежеству этого в целом весьма эрудированного человека. Постным днем по православному уставу оказывается почему-то только пятница, крещеного человека зовут «Варавва» (причем это имя автор ухитряется написать с ошибкой) — ну и прочее в том же духе. (Впрочем, после того, как в «Луцие Катине» появился православный священник, собирающийся вторично жениться, уже ничему не удивляешься.)
Вполне стандартен для Акунина и эпилог.
Набоков где-то заметил, что писатель со вкусом, сочиняя роман об Испании конца XV века, приложит все усилия, чтобы не дать своему герою встретиться с неким генуэзским мореплавателем. Между тем судьбу героев Акунина (совершенно частных лиц) слишком часто решают самые громкие исторические события. Искусственность слишком бросается в глаза — как будто уважающий себя герой романа не имеет права на личную жизнь и просто обязан попасть под пяту истории.
Одним словом, эта книжка не относится к числу лучших даже у историко-приключенческого Акунина, который худо-бедно блеснул (или почти блеснул), например, в повести «Бох и Шельма» и в романе «Ореховый Будда». Однако и в ней — как почти всегда у Акунина — есть главы, способные доставить удовольствие.
