Интервью: Михаил Визель
Название «Пять четвертей» вызывает в первую очередь музыкальные ассоциации. Но в контексте детского книгоиздания скорее вспоминаются летние каникулы. Вы что, делаете книги специально для того, чтобы дети еще и летом читали?
Наталья Эйхвальд: Мне кажется, что лето — это единственное время, когда можно читать всласть, потому что весь учебный год ты завален чтением по школьной программе, домашними заданиями, кучей репетиторов, спортшколами, кружками и всем остальным. А лето — это тот период, когда ты делаешь что-то в удовольствие. Мне хочется надеяться, что есть хотя бы маленький процент школьников, которые в свое удовольствие читают.
Во многом «Пять четвертей» это еще и про детско-подростковую избыточность в хорошем смысле слова, потому что это тот возраст, когда за каждым событием стоит открытие, переживание, осознание чего-то нового, какой-то внутренний рост. Потому что так, как ты удивляешься миру в детстве и в подростковом возрасте, ты, наверное, не удивляешься больше никогда. Ты вырастаешь, становишься скучным взрослым — и тогда существуют только четыре четверти, ты живешь в строгом размере, который полностью регламентирован.
И еще «Пять четвертей» — это, конечно, о том, что для издателя лето не самая простая пора, потому что именно тогда ты должен решить, что будет читаться в сезон.
Из ваших слов следует, что вы ориентируетесь на старшую школьную и подростковую аудиторию.
Наталья Эйхвальд: Я бы сказала так: мне хочется, чтобы читатель «Пяти четвертей» читал самостоятельно. Поэтому сейчас я не смотрю в сторону книжек-картинок, как бы мне этого ни хотелось. И самое детское, что я могу себе позволить, это приключенческая история лет на восемь.
Вы — генеральный директор. Значит, вы отвечаете за деньги?
Наталья Эйхвальд: Первым делом мне хотелось бы отвечать всё же за издательский план…
Но тем не менее мы с вами следим за ситуацией и видим, что поднимается новая волна детских издательств. «Книжный дом» Орловой, вы, чуть раньше «Волчок»... Действительно ли такая волна поднимается или это просто мельчайший всплеск, заметный только специалистам?
Наталья Эйхвальд: Мне очень хочется верить, что волна. Потому что новых имен в детской литературе действительно много — на моей почте, например, рукописи появляются быстрее, чем я успеваю их читать. И, надо сказать, что процент хороших книг достаточно велик. Может быть, дело в том, что мы недавно открылись и пока живем в формате этакой тусовки, то есть у нас пока нет репутации среди читателя и поэтому нам шлют книжки только свои. И получается очень качественная выборка и действительно приятный контент. Даже по тем текстам, по которым мы пишем отказ, мы четко понимаем, что это не графомания, это тексты, которые всё равно найдут своего читателя в том или ином издательстве. Просто по каким-то внутренним ощущениям они в наш издательский портфель не ложатся.
Хотя, конечно, если бы в моей жизни была машина времени и мне бы удалось какие-то законы из прошлого перенести на настоящее, мне бы безумно хотелось, чтобы наши писатели жили в те прекрасные времена, как раньше, когда на гонорары можно существовать. Если мы посчитаем гонорар условного Чехова или Толстого, то поймем, что их ставки были весьма неплохими.
Чехов и Толстой – это слишком давно. Но даже если посчитать советские гонорары, например, Эдуарда Успенского — то прослезиться остается, вспомнив заработок современных писателей.
Наталья Эйхвальд: Очень хочется надеяться, что, может быть, книжки немного «вырастут», и станет чуть более интересно ими заниматься с экономической точки зрения. Потому что хоть мы и говорим о «волне», но у любого писателя есть три сотни подработок, четыре штатные работы, куча домашних дел, дети или внуки... И во всей этой жизненной суете найти место для творчества, особенно без серьезной финансовой мотивации или каких-нибудь «плюшек» вроде дачи в Переделкине, становится действительно непросто.
А это вообще возможно, чтобы на гонорары детских писателей можно было жить? Пускай не роскошно, но самодостаточно. Или, как говорил Пушкин, спор этот в наши дни несбыточен, как постройка египетских пирамид?
Наталья Эйхвальд: Я искренне уверена, что возможно. Причем я знаю, что у нас действительно есть ряд успешных детских писателей, которые живут на гонорары либо близки к этому. Просто очень хочется, чтобы это были не пять-десять человек, а, скажем, пятьдесят-сто.
Подозреваю, они живут больше на киногонорары.
Наталья Эйхвальд: На самом деле очень мало книг становится сценариями, и этому есть много причин. Во-первых, ни автор, ни издательство не общаются с продюсерами и режиссерами на короткой ноге. Да и самого автора, который с улицы приходит с томиком в руках, вряд ли люди из мира кино воспримут всерьез. А если права не принадлежат автору, мы упираемся в инертность издательств, которые не готовы, например, выделять штатную единицу — человека, который будет заниматься именно взаимодействием с кинокомпаниями, продвижением книги в кинобизнес.
Но ведь бывает, что успешного писателя зовут делать оригинальный сценарий на тему, близкую его творчеству.
Наталья Эйхвальд: Это единичные истории, лишь подтверждающие правило.
Я не зря подчеркнул, что вы генеральный директор. Обычно в паре с гендиректором работает главный редактор. У вас есть такая штатная единица?
Наталья Эйхвальд: У меня есть не просто «штатная единица», а любимая Анна Осташевская — редактор, с которым мы поработали в совершенно разных проектах почти с десяток лет.
Вы работали в издательстве «КомпасГид». Это издательство, имеющее четко очерченную тематику: проблемные книги, в первую очередь рассчитанные на средний и старший школьный возраст, затрагивающие темы, которые недавно казались неудобными. И это примерно равное сочетание книг переводных и оригинальных. Сохраните ли вы этот подход в «Пяти четвертях»?
Наталья Эйхвальд: На самом деле, мне сейчас сложно сказать, как получится. Я могу очертить то, что у нас есть на сегодняшний день. Из тридцати книг, которые сейчас в работе, только три зарубежные. Я не уверена, что эта тенденция сохранится, но я была бы рада, если бы так всё же вышло.
Мне кажется, что секрет попадания книги в издательский портфель заключается отнюдь не в сложных темах. В первую очередь это должен быть хороший, качественный текст. И очень важно, чтобы история откликалась в мироощущении моей команды. Любое издательство — это взгляд конкретного человека на то, как должна выглядеть литература. Из тех историй, которые у нас сейчас есть, у нас есть книга о потере — о том, как умирает близкий человек и как ты осознаешь вот этот конкретный момент, когда на тебя бетонной плитой падает это горе. У нас есть история про особенного ребенка, который оказывается в обычной школе, история о том, как складывается судьба этого ребенка в мире, который не готов его принять. Эта повесть Юлии Мазуровой «Особый случай» для меня крайне важна. Во многом это моя личная история: мой ребенок сменил четыре школы, и я могу предисловие к этой книге написать, поверьте мне.
У нас есть книга про подростка с дислексией, перед которым маячит переводной экзамен. Я не знаю, насколько это сложная литература, потому что акценты можно поставить по-разному. Например, «Особый случай» — история даже не столько про аутизм как таковой, это история про любого подростка, который просто не подходит под стандартный шаблон. И про то, что находится тот, кто протягивает ему руку и готов его поддержать, но при этом всегда есть огромное количество людей, которые готовы его ставить на место и всячески доказывать, что они лучше него. История про подростка с дислексией — она, с одной стороны, очень тяжелая, потому что это тот диагноз, который плохо признает современная школа. Но, с другой стороны, это невероятно смешная книга, которую прекрасно можно прочитать как некую комедийную зарисовку, там точно есть над чем похохотать.
Про смерть в детских книгах... Очень мало книг, в которых просто смерть — всегда есть та сюжетная линия, которая в этой истории отвлекает и дает условную надежду. Этим детская литература глобально отличается от взрослой. То есть в любой детской книге, на какую бы сложную тему она ни была, есть ощущение, что все наладится. В книжке 199 страниц всё идет плохо, но ты будешь уверен в том, что на 200-й мир будет выглядеть уже по-другому. Поэтому мне не хочется жить в шаблоне «книги на сложные темы». Я понимаю, что это проекты, с которыми будет непросто работать. Но мне не хотелось бы выделять их в отдельную касту, потому что, в первую очередь, мы говорим о качестве литературы и о самом сюжете, о том, как он в тебе откликается. А уже потом — есть ли в этой книжке смерть и стоит ли говорить с ребенком о смерти.
Как устроена работа «редакции новой волны»? У вас есть офис или вы все работаете рассредоточенно?
Наталья Эйхвальд: Мы живем в схеме офиса, потому что ощущение командной игры невероятно важно. Издательство — это всегда много споров. И мы с ужасом думаем о том, что будет, если нас снова посадят на карантин. Эти постоянные зум-конференции, тысячи созвонов и совершенно застопорившаяся работа.
А кто у вас в офисе?
Наталья Эйхвальд: Выпускающие редакторы, которые собирают книгу как пазл, технический редактор, который отвечает за то, чтобы верстка была сделана идеально, обеспечивает коммуникацию редакции и типографии, пиар-специалист. Хотя я уверена: если будет новый локдаун, мы, конечно, справимся. Будем как герои наших книг: верить в то, что выход есть всегда.
