Текст: Андрей Цунский
На том месте
- «... , где была церковь, построили клуб, и в день открытия клуба устроили концерт, на котором выступал скрипач, который четырнадцать лет тому назад потерял свое пальто.
- 16. А среди слушателей сидел сын одного из тех хулиганов, которые четырнадцать лет тому назад сбили шапку с этого скрипача.
- 17. После концерта они поехали домой в одном трамвае. Но в трамвае, который ехал за ними, вагоновожатым был тот самый кондуктор, который когда-то продал пальто скрипача на барахолке.
- 18. И вот они едут поздно вечером по городу: впереди скрипач и сын хулигана, а за ними – вагоновожатый, бывший кондуктор.
- 19. Они едут и не знают, какая между ними связь, и не узнают этого до самой смерти».
Даниил Иванович
Представим себе, что у нас есть возможность и в достатке равнодушной наглости, чтобы вымарать фамилию и имя сегодняшнего героя и многих людей, с ним связанных – из нашей истории. Периодически ведь возникают у нас такие люди – все бы им запретить. То статуи в Эрмитаже одень, то один памятник снеси, а другой верни. И отдельным личностям от них достается. Итак, вообразим себя такими людьми - и вычеркиваем! Ограничимся только фамилиями и некоторыми адресами и посмотрим, что из этого выйдет.
Петровская площадь
в Москве вполне могла бы оказаться не там, где сейчас, недалеко от метро Петровско-Разумовская, а в самом центре. И в расширенном архитектором Константином Тоном особняке текстильного магната Варгина сейчас вполне мог бы поместиться бизнес-центр – или еще один большой магазин. И никто не назвал бы его – Его домом.
Основатель одной известнейшей московской династии Пров Ермилов в самом расцвете своего таланта не узнал бы величайших успехов за всю карьеру. А уж тогда красавица-балерина Люба Рославлева, скорее всего, не вышла бы замуж за внука этого Прова – и тоже Прова, но с отчеством «Михайлович». Конечно, в этом случае он не был бы так убит горем в двадцать пять лет. И тогда бы так любимого публикой в семидесятые годы прошлого века Олега Ивановича похоронили бы не на Ваганьковском кладбище... Но скорее всего, никого бы это и не волновало, потому что Олег Иванович в молодости мог и не встретить Олега Николаевича, который, в свою очередь, стал бы не тем, кем стал, а скорее всего – бандитом, потому что к тому имелись все предпосылки, и спас его только случай.
А внебрачный сын князя Гагарина Александр Павлович Вервициотти, возможно, переехал бы из Москвы в Петербург, да там и остался бы, а Ленин, вероятно, не был бы похоронен на Новодевичьем кладбище, и никто не узнал бы что его настоящая фамилия Игнатюк. И кто вообще знает, где бы работали Виталий и Юрий Мефодиевичи.
И не забудем, что многочисленные поклонники никогда не услышали бы из уст Ираклия Луарсабовича рассказа о глотке Фёдора Ивановича. Потому что неизвестно, чем бы стал заниматься тот, кто поведал Ираклию Луарсабовичу об этой удивительной глотке. Однако вы устали – нужна небольшая
Интерлюдия - Прогулка по Москве
«Да позволено будет мне в этой совершенно скандальной и неприличной эксцентрической главе - перескакивать, как я хочу, через время и пространство, предупреждать первое и совершенно забывать о существовании второго...»
Аполлон Александрович
Если вы бывали и живали в Москве, да не знаете таких ее частей, как, например, Замоскворечье и Таганка, - вы не знаете самых характеристических ее особенностей. ...Замоскворечье и Таганка могут похвалиться этим перед другими частями громадного города-села, чудовищно-фантастического и вместе великолепно разросшегося и разметавшегося растения, называемого Москвою. Но – мы в Москве, а тут ни на месте, ни в тексте не принято, и мы ...не будем останавливаться перед церковью Успенья в Казачьем. Она хоть и была когда-то старая, ибо прозвище ее намекает на стоянье казаков, но ее уже давно так поновило усердие богатых прихожан, что она, как старый собор в Твери, получила общий, казенный характер. Тут мы с вами можем перекусить, если вы ничего не имеете против гамбургеров. Тоже не откажетесь? Угощайтесь, но не переедайте - сейчас пойдем.
Идя с вами все влево, я завел вас в самую оригинальную часть Замоскворечья, в сторону Ордынской и Татарской слободы, и, наконец на Болвановку, прозванную так потому, что тут, по местным преданиям, князья наши встречали ханских баскаков и кланялись татарским болванам. Это место найти несложно – там сохранился храм Преображения на Болвановке, в общем – трудно ошибиться.
Бывали ли вы в Замоскворечье?.. Его не раз изображали сатирически; кто не изображал его так? - Право, только ленивый!.. Но до сих пор никто не коснулся его поэтических сторон. А эти стороны есть - ну, хоть на первый раз - внешние) наружные. Во-первых, уж то хорошо, что чем дальше идете вы вглубь, тем более Замоскворечье тонет перед вами в зеленых садах; во-вторых, в нем улицы и переулки расходились так свободно, что явным образом они росли, а не делались... Вы, пожалуй, в них заблудитесь, но хорошо заблудитесь...
Увы. Садов больше нет. Хотя еще живы те, кто их помнит, и слышал я своими ушами рассказы о том, как в августе и сентябре можно было сойти с ума от аромата яблочного варенья... Все. Пришли.
Когда-то на Кремлёвскую стену мог зайти каждый, даже в позднее время. И полюбоваться видом сразу на две, одна над другой распложенные набережные – Софийскую и Кадашевскую. И видов в таких в мире было и есть еще всего-то два – в Риме, с холма Яникул, и в Париже с холма Монмартр... Но под одной известной кепкой было принято решение: а нам и не надо! Офисная площадь важнее, этажи наращиваем!.. Порвалась, говорят вам, связь времен. Мы вам не штопальщики.
Почти все из того, о чем поведал нам наш сегодняшний герой, – происходило здесь... Хотя эту экскурсию проводил в основном
Аполлон Александрович,
который ужасно боялся, что его выгонят из университета. Он сам признался, что на юридическом факультете «плакал над учебниками, посвящёнными наукам, к которым не имел расположения, постоянно дрожал от страха об отчислении». Но все обошлось. Он вышел из стен Университета первым кандидатом – а это давало право сразу занимать место чиновника десятого класса – коллежского секретаря. За ним сразу идет титулярный советник – а такой чин Эраст Петрович, например, получил вне очереди за то, что распутал дело «Азазель».
Именно в Университете Аполлон Александрович и познакомился с тем, кого мы сегодня вычеркнули из истории. Кстати, никакой юриспруденцией Аполлон Александрович заниматься не станет, а будет писать стихи, драмы, и критические статьи – и однажды «откроет» нашего вычеркнутого героя. Впрочем – это, конечно, преувеличение. Наш герой прекрасно «открылся» бы и сам – потому что его ждали, все горожане – будущие граждане России - и целые сословия очень нуждались в нем.
Но поскольку вычеркнули мы его сами, то для узкого круга лиц, по обыкновению вычеркивателей, можем от героя кое-что и
...оставить
Университет ему пришлось, потому что он умудрился не сдать экзамен по римскому праву. И не в том дело, что латынь не давалась – он ведь знал свободно шесть языков...
«8 мая 1842 г. Москва.
Честь имею уведомить исправляющего должность инспектора Степана Ивановича Клименкова, что я, по причине случившейся лихорадки, не могу явиться на экзамены.
Студент 2-го курса юридического отделения ...»
Папенька героя, узнав об этой «лихорадке», не стал переводить дальше деньги на образование отпрыска, а послал его зарабатывать хлеб насущный в поте лица, а именно - канцеляристом в Совестный суд за четыре рубля в месяц. А в Совестный суд попадали дела, причиной которых был не злой умысел, а или несчастие, или малолетство, или слабоумие... В общем, совесть во все времена дело не очень прибыльное, и наш герой перешел на службу в суд коммерческий – где сразу его заработок подрос до шестнадцати рублей. А еще – тут каждый день проходили перед его глазами купцы, мещане, торговцы, вдовы, непризнанные дети, наследники, несостоятельные должники... Вот именно! С этого все и начнется. И курсив тут совсем не зря. Все станет совершенно серьезным
14 февраля 1847 года.
Профессор, академик, поэт, критик, историк литературы, очень близкий личный друг Николая Васильевича (!) Степан Петрович в этот день принимал у себя одного молодого чиновника, который, по его мнению, мог не просто позабавить гостей, а доставить им самое возвышенное удовольствие. А круг его знакомых был весьма и весьма изысканным: Веневитинов, Кошелев, Киреевский... Вскоре он сам назовет молодого гостя «новым драматическим светилом в русской литературе».
Впрочем, самая шумная – не скажу громкая – слава придет к профессору примерно через десять лет после этого случая. На заседании совета Московского художественного общества профессор вступит в полемику с внуком Екатерины II и Г. Орлова графом Бобринским, который критически относился к крепостному праву и правлению Николая I. Иван Сергеевич в своём письме Александру Ивановичу опишет дискуссию так: «После этого Вы не патриот», — заметил профессор. На эти слова граф с изумительной находчивостью и совершенным à propos возразил: «А ты, сукин сын, женат на ...дке!» — «А ты сам происходишь от ...дка», — в свою очередь заметил профессор и бац графа в рожу... Вот тебе, милый [Александр Иванович], подробное — и во всех своих подробностях точное описание этой знаменитой драки, от которой по всей Москве стон стоял стоном». В общем, некоторая связь времен все же сохранилась.
В одной веселой редакции,
одним из учредителей которой был Степан Петрович, никто не знал и не задумывался, когда же Аполлон Александрович умудрялся писать. Там он и наш герой... Словом, в той редакции, судя по некоторым описаниям (верить или нет – кто знает), трезвых сотрудников к концу дня частенько уже не бывало, впрочем, с утра их там тоже порою не было. Отметим, что наш герой отличался отменной выносливостью, так что сумеет прожить и проработать до шестидесяти трех с лишним лет. А вот Аполлон Александрович уйдет из жизни на сорок третьем году. Русская богема требует от молодого человека железного здоровья! Выбирая профессию, учитывайте это обстоятельство. А редакция в 1850 году опубликовала пьесу нашего уже даже не героя – а друга, подписанную «А. О. Д. Г.», и вот его уже
хвалят Гоголь и Гончаров.
Однако на него обиделось московское купечество (его представители пожаловались «начальству». В результате: а) пьеса была запрещена к постановке, б) автор уволен со службы, в) автор отдан под надзор полиции по личному распоряжению Николая I.
Страшно подумать, что бы стало с нашей культурой, если бы в Российской империи иногда не умирали императоры. Следующий, Александр Второй - и надзор снимет, и пьеса на сцене окажется, всего-то через одиннадцать лет. Подумаешь.
А московский обер-полицмейстер в донесении о нашем герое по начальству высказался о нем так: «Поведения и образа жизни он хорошего, но каких мыслей — положительно заключить невозможно». Загадочная личность! Кстати – надзором дело и ограничилось. Ни вам тюрьмы со ссылкой, ни дуэлей, ни эмиграций. И деньги были. И слава.
Фамилии купцов-доносчиков потерялись. Но вот цензора, который отодвинул постановку на одиннадцать лет, звали Михаил Александрович Гедеонов. «Все действующие лица: купец, его дочь, стряпчий, приказчик и сваха, отъявленные мерзавцы. Разговоры грязны, вся пьеса обидна для русского купечества». Вот уж кто точно памятник себе воздвиг нерукотворный.
14
«В жизни почти каждого человека, кроме выдающихся событий и обстоятельств, решающих судьбу его или, по крайней мере, имеющих влияние на будущность, бывают странные случайности, как, например, повторения и совпадения, особенно в числах. По-моему, такие случайности - последнее дело в биографии, но все-таки они имеют интерес анекдота. В моей жизни случайно играла большую роль цифра 14. Самый памятный для меня день в моей жизни: 14 февраля 1847 года. Почему этот день памятен мне и дорог, Вы это знаете. – Да, это о чтении пьесы у Степана Петровича. - С этого дня я стал считать себя русским писателем и уж без сомнений и колебаний поверил в свое призвание. ... 14 января 1853 года я испытал первые авторские тревоги и первый успех. ... Первое мое цельное и законченное произведение... напечатано 14 марта 1847 года в «Московском городском листке»... Памятно мне также и 14 ноября, день открытия Артистического кружка, об устройстве которого так деятельно хлопотали мы с покойным Н. Г. Рубинштейном...» Наш друг и замечательный знаток нашей жизни пишет о себе самом. Мы ведь вымарывали его только из этого текста – и вы легко при помощи любого поисковика разрушите его анонимность, если еще этого не сделали. А если вы узнали всех персонажей и все адреса самостоятельно – вам пора думать о докторской. Не о колбасе.
Чем дальше – тем больше имен, названий, адресов... Вот так – от человека к человеку и строится связь времен. И как же легко она рушится даже без посторонней помощи.
Эпилог
Незадолго до смерти Анна Викторовна попросила меня раздобыть ей старое, пятидесятых годов издание пьесы сегодняшнего анонима – «Снегурочка».
Про эту пьесу Константин Сергеевич писал: «Можно подумать, что этот драматург, так называемый реалист и бытовик, никогда ничего не писал, кроме чудесных стихов, и ничем другим не интересовался, кроме чистой поэзии и романтики». Она волшебная, эта пьеса. И речь не только о ее содержании. Николай Андреевич написал к ней удивительную музыку, Павел Петрович снял классический фильм, Иван Петрович – мультипликационный фильм... Лучшие актеры играли ее персонажей...
Когда будете разгадывать фамилии тех, кто назван здесь по имении и отчеству, не ломайте голову над тем, кто такая Анна Викторовна. Это моя мама. Она не была знаменитым человеком. Просто с мамы у всех начинается связь времен.
