Текст: Денис Безносов
1. Max Porter. Lanny
Faber & Faber, 2019
В маленькой-маленькой английской деревушке живет с родителями маленький, наивный и чудаковатый мальчик Лэнни. И живет его семейство самой обыкновенной жизнью и о чем-то переговаривается. А еще кругом живут причудливые жители и тоже о чем-то переговариваются. И все их бесконечные разговоры слушает полумифический лесной дух по имени Мертвый Папа Чешуйник, которому очень нравится мальчик Лэнни — своей искренностью и чистосердечностью. Ну и, конечно, только Лэнни верит в Папу Чешуйника. Вот такая незамысловатая конструкция, исполненная в виде своеобразной поэмы в прозе (но с несколькими необязательными рифмами) о красоте сельской местности, природе, связи человека со всем живым на земле и прочих заведомо малоинтересных вещах. Однако все услышанное персонажем преподносится в виде волнообразных, как бы парящих в воздухе строк, плавно перетекающих друг в друга (наглядно имитируя, надо полагать, расходящийся звук). В общем, кажется, будто Портер не смог выдумать ничего примечательного и потому решил компенсировать содержание прихотливой графикой.
2. Anne Tyler. Readhead by the Side of the Road
Alfred A. Knopf, 2020
Энн Тайлер пишет о простых, незаметных людях, проживающих свои маленькие, но полные переживаний жизни. При этом все персонажи, населяющие ее книги, всегда до того тоскливо безлики, что приходится читать крайне сосредоточенно, дабы в памяти задержалось хоть что-то. С Readhead by the Side of the Road дела обстоят таким же образом. Сюжет (весьма условный) представляет собой незамысловатую хронику жизни тридцатилетнего компьютерного починщика, которая сложилась не совсем так, как хотелось, но вроде бы сносно. То есть, конечно, от унылой повседневности порой приходится несладко, но, с другой стороны, как будто не самый худший вариант. Мечты по большому счету не сбылись, надежды не оправдались, чудеса не случились. Вместо этого получилась жизнь как жизнь, квартира как квартира, работа как работа, даже девушка (а главный герой Тайлер женщин за тридцать вообще-то не любит называть девушками) какая-никакая есть. И достаточно, простому человеку и этого хватит. А писать о таком совершенно необязательно, даже решительно не стоит.
3. Gabriel Krauze. Who They Was
4th Estate, 2020
Бытует мнение, что если пережил нечто примечательное (например, был замешан в криминальных делишках или отсидел), то можно просто рассказать городу и миру, как это было, и непременно получится достойная литература. Потому что нет ничего примечательнее реальной жизни — как ни выдумывай художественную прозу, ей никогда не сравниться с тем, что случилось взаправду. Потому что талант писателя проявляется в умении достоверно пересказать свой уникальный, ни на что не похожий частный опыт, а не в том, чтобы выдумывать сюжеты с персонажами да упражняться в стиле. И какой-нибудь уличный преступник, ведущий двойную жизнь — законопослушную днем и непослушную ночью, — автоматически становится писателем, стоит ему взяться писать от первого лица. Руководствуясь этими принципами, некогда промышлявший разными незаконными делами Гэбриэл Краузе написал свою автобиографию. Издатели прониклись и решили поделиться открытием со всеми, и всем вроде бы понравилось. Несмотря на то, что книга слеплена кое-как и не представляет из себя ничего примечательного.
4. Valeria Luiselli. Lost Children Archive
Alfred A. Knopf, 2019
Мужчина и женщина (в браке) плюс мальчик и девочка (от предыдущих браков) долго едут в Аризону, дабы там воплотить в жизнь аудиопроект по истории апачей. Все безымянны (вместо имен — Мама, Папа, Мальчик, Девочка). Все четверо одержимы историей потерянных детей-эмигрантов, когда-то пересекших мексикано-американскую границу и затерявшихся потом в жестоком, несправедливом мире. Взрослые, как и полагается, несчастны и не знают, что делать с браком. Дети, как и полагается, наивны, чисты, временами раздражающе рассудительны, иногда импульсивно-бестолковы, но в основном любознательны и по-детски милы. Взрослые увлечены своими важными взрослыми проблемами, дети увлечены бескрайней эмпатией и во что бы то ни стало стремятся разыскать потерянных детей. Lost Children Archive отдаленно напоминает трилогию Кутзее об Иисусе, но вместо сновидчески-метафизической притчи у Луизелли получилась кособокая и местами чересчур приторная сказка о том, как страшно быть потерянным и никому не нужным. А вместо метафизики у нее незамысловатые, но глубокомысленные диалоги, и пара-другая обаятельных афоризмов — вроде «Матери учат нас говорить, а мир учит нас затыкаться».
5. Oyinkan Braithwaite. My Sister, The Serial Killer
Doubleday Books, 2018
(На русском языке книга издана в переводе А. Ахмеровой под названием «Моя сестрица — серийная убийца»; М.: Popcorn Books, 2020)
Серийный убийца — это человек, совершивший более трех убийств. Сестра главной героини только что зарезала своего третьего ухажера. Есть ли основания полагать, что она — серийный убийца? Или же она всего лишь не испытывает здорового количества эмпатии и временами страдает от приступов презрения к окружающим людям. Или же ничего такого нет, просто она сама по себе чересчур эксцентрична, а все эти убиенные, по правде говоря, сами напросились, потому как угрожали ее жизни, и ей приходилось защищаться. Как бы то ни было (а как было на самом деле, в общем-то, понятно из названия), героиня романа будет долго мучиться угрызениями совести и выбирать между моралью и родной сестрой. А нигерийско-британская писательница Ойинкан Брейтуэйт напишет об этом иронично-социопатический, не лишенный некоторого очарования памфлет, похожий на простенький триллер из нескольких серий, какой можно посмотреть за пару вечеров на Netflix и сразу же забыть.
6. Wyl Menmuir. The Many
Salt Publishing, 2016
В книге The Many (не то романе, не то новелле) практически ничего не происходит. Есть опустелое английское захолустье с характерным промозгло-скалистым пейзажем под вечнопасмурным небом, есть заброшенный дом, чей хозяин скончался лет десять назад при таинственных обстоятельствах, и есть новый жилец, перебравшийся сюда из большого города, которому здесь не рады. Основные причинно-следственные связи разъясняться никогда не будут, поэтому мы доподлинно не узнаем, что все-таки на самом деле случилось с хозяином дома, почему местные рыбаки (а именно этим промыслом занимается все здешнее мужское население) настолько не дружелюбны и жестоки к своему новоиспеченному соседу, откуда и зачем неподалеку от берега возникли ничейные и безлюдные судна, и, наконец, на кой черт протагонисту потребовалось переезжать в такую дыру. Однако никакие объяснения на самом деле и не требуются, поскольку The Many — пугающая история о необъяснимой ненависти одного человека к другому, изолированной общности к чужаку или, скажем, одной страны к другой. Потому жители рыбацкой деревушки не могут не отторгать инородный организм — так промозглый английский пейзаж отторгает и поглощает их самих изо дня в день.
7. Paul Murray. The Mark and The Void
Penguin Books, 2016
Отдельный человек посреди враждебно-безразличного мира привыкает жить по инерции. Какой-нибудь другой отдельный человек тоже живет по инерции и день ото дня ощущает свою всепоглощающую беспомощность. По правилам художественного текста, оказавшись внутри одной книги, эти двое непременно должны встретиться и каким-то ощутимым образом повлиять друг на друга. Один из них, скажем, работник банка с неплохой зарплатой и скучной повседневной жизнью, другой, например, писатель-неудачник, мечтающий сорвать куш, чтобы выбраться из долгов и начать жизнь заново. Мюррей не нарушает схемы, и его герои встречаются, потому что The Mark and The Void – роман о правилах художественного текста, которые оказываются совершенней законов реальной жизни. Сама по себе форма и сопутствующая ей рефлексия вроде бы хорошо знакомы (от «Дон Кихота» до постмодерна), но Мюррей берет метароман за отправную точку, чтобы в дальнейшем рассказать вполне себе человечную, смешную, даже кое-где трогательную историю о двух заплутавших людях и знакомом абсурде вокруг. Отчасти в связи с этой книгой вспоминается Джонатан Коу (и What a Carve Up, и «Максвелл Сим»), отчасти Джон Барт, а отчасти Skippy Dies самого Мюррея. То есть в целом The Mark and The Void – по-настоящему хороший метароман, но простой для чтения, ироничный и с человеческим лицом.
8. Jim Crace. The Pesthouse
Vintage, 2007
Каждый роман Джима Крейса выстроен как метафизическая притча, исследующая жутковатые стороны человека и социума, скрытую в подсознании дьявольщину и жажду разрушения. Так, Quarantine развенчивает христианскую мифологию, предлагая лишенную духовного содержания интерпретацию библейского сюжета, а Harvest демонстрирует локальный эсхатологический сюжет о параноидальных механизмах, на которых зиждется общество. Поэтому обращение Крейса к жанру антиутопии более чем логично (какой бы шаблонной ни казалась фабула на первый взгляд). Как всегда, человечество столкнулось с катастрофой (вполне актуальной, поскольку это некая эпидемия), как всегда, цивилизация откатилась на пару веков назад, утратив всевозможные технологии и вместе с ними понимание развитого государства, как всегда, одни борются с другими за выживание, а невидимая зараза потихоньку убивает и тех, и других. И, конечно, есть двое, по стечению обстоятельств оказавшихся вне системы – в том самом pesthouse, в чумном бараке, мужчина и женщина. При всей жанровой предопределенности роман читается как нечто вполне оригинальное – написанная метризованной прозой фирменная крейсовская притча о неприкаянности отдельной жизни внутри искаженно-циничного мира, существующего по своим иррациональным и жестоким правилам.
