Хотите отправиться в трехдневное путешествие в Петербург Достоевского? У вас есть шанс! ГодЛитературы.РФ запустил конкурс короткого остросюжетного рассказа «Детектив Достоевский» с фантастическими призами. Прислать свой рассказ вы можете до 10 октября. Подробности – по ссылке.
Текст: Илья Пожидаев
– Почто гоняешься за мной?
– Ты быстр. Но я ведь, ей-же-ей, еще быстрее!
Первопрестольная. Нынче обозленная, замученная, тяжеловесная. Захолустье – да и только. Московские улочки и тупички, слаженные лишь бы как, стеклянно-бетонными потоками втекают в редкие, пустующие перелески близ подмосковного Катуара. Москва – в безлюдье. Москва – в безвременье. Москва – в груде переломанного и сикось-накось нагроможденного пространства. Сочно-рубиновая кремлевская пентаграмма со спасского шпиля валяется в одной куче с не пойми откуда взявшимися автомобильными, самолетными и танковыми обломками. Сталинские высотки, теснящиеся почему-то на одной-единственной сопке, покосились в разные стороны, будто подгнившие огородные пугала. Поодаль, за углом, в гуще благоухающих гнилью продуктовых помоев, притаилась краешком посверкивающая вывеска «Radisson Slavyanskaya Hotel». Кокетливое подмигивание из нашего измерения.
По всей этой жутчайшей метафизической свалке, по удушающей бессмысленности бытия, стесывая конечности до костей и бока до потрохов, – в панике улепетывает мужчина. Плюс-минус средних лет, приятной наружности, атлетической комплекции. На вид – точно с обложки модного журнала. Разве только слегка сутуловат, угловат и мешковат. И уж, кстати, второй месяц как небрит. Ну и смердит от бедолаги – ни дать ни взять как из очка привокзального сортира. По пятам за улепетывающим страдальцем тигриными прыжками несется исполинских размеров обезглавленный кот. Несется – и остервенело мяучет. Чем, какой частью тела скотине удается издавать угрожающие звуки – в упор неясно. Но факт есть факт: мяучет, отродье эдакое! Настигнет, сиганет на хребет – да и раздерет добычу в клочья, к чертям кошачьим! Ой, а ведь и впрямь вот-вот настигнет! Уже затылком слышно пробирающее до нутра дыхание сатанинского исчадья!..
«Только бы не спасовать! Только бы не спасовать! Только бы не спасовать!» – переливающимися спазмами шарашит в висках у быстроногого беглеца. Промедлить! Залипнуть! Споткнуться о бытие! Даже во сне помыслить о том жутко! Ноги, руки – содраны до красно-черного сочащегося месива. Спасаться больше нету сил. Страх парализует. Мужчина сжался в один сплошной спазм. В мышечный комок – сократившийся едва ли не в точку и не готовый к раскрепощению. Конечности, туловище, голова – все одеревенело. Огромный кот – тот самый, которого беглец лично обезглавил аж двадцать четыре года тому назад, – прыгает прямиком на загривок своего душегуба. И-и-и!.. Пф-ф-ф! Слава богам! Ничего этого не было! Приключилась всего лишь сомническая галлюцинация, игра воспаленного воображения – энная по счету за шестую ночь. Понятно, в общем, – с учетом скорой высшей меры. Еще, поди, не так разволнуешься! Вот только портки опять придется менять. Разрешат ли – в «одиночке»-то?.. А то ведь аж гениталии крутит, как мокро!..
– Сереж, ну правильно же начал отвечать. Не волнуйся, все ведь знаешь! – участливо подбадривает учительница запнувшегося у доски хлипкого школяра.
– А у него, это, Светлана Геннадьевна, гнилушки опять не выдержали! Он ничего Вам не ответит! – нагловато выкрикивает с места смуглый и патлатый паренек. Будущая звезда эстрады, между прочим.
Взрыв детского хохота, в котором тонет беспомощное учительское «Прекратите!». Объект насмешек – четырнадцатилетний учащийся Сергей Головкин – стоит, пришибленный, перед гогочущим классом. Знающим об урологических особенностях своего однокашника – и, кажется, вовсе не стремящимся таковые принять и простить. Что характерно, вот именно сейчас Сережа не описался. Нету даже мочеполовых позывов на то, чтоб в очередной раз прилюдно оскоромиться. Хотя вот именно сейчас – именно у доски и именно сию секунду – Сережу обуяло лютое желание мстить и мучить. Раньше такого за мальчишкой не наблюдалось. Ну, то есть, конечно же, наблюдалось, но не выходило за рамки бытового зоосадизма. Поначалу шаловливому пацаненку-интроверту нравилось привязывать к кошачьим лапкам консервные банки. Ну а чуть опосля – всего-то пару лет назад – Сережка принял первое в своей жизни судьбоносное решение, которым впоследствии будет всю жизнь гордиться. И от которого же не будет чаять, как упрятаться.
Тогда, в совсем недавнем прошлом – впрочем, для маниакального мальчугана то было даже не в другой жизни, а в другой вселенной, – шалопаю удалось прикормить тепленьким молочком бездомного котеночка. Трогательная история, увы, завершилась не просто трагически, а поистине люто. Сережа не осознает, что на него нашло. Не может толком объяснить. Не сможет и впоследствии, через много-много лет, на допросе у следователя. Помнит, да и то как в киселе, что жалостливо-умильное отношение к меньшому хвостато-усатому братику мигом сменилось озверелыми, прежде совсем Сереже не свойственными, позывами. Сережа припомнил этому миру все. И как агрессивно-пьяный отец-фетишист рядил в кургузое девичье платьице. И как впервые промочил себе портки, что называется, при всем честном народе. На уроке физкультуры, под коллективный заливистый смех. Особенно, помнится, заходилась девочка, в которую Сережа был влюблен. Очень-очень сильно. Теперь, правда, он ненавидит ее всеми порами и фибрами. И тоже мечтает ее обезглавить, как того жертвенного котеночка. Только чего-то стесняется.
Как именно происходила ритуальная декапитация – мраком покрытая тайна. Словно стерли из памяти гумиэластиком. Малолетний отморозок помнит лишь, как на его руках оказалось обезглавленное, конвульсирующее, истекающее кровью четвероногое тельце. Сережа ненавидел это тельце. И был влюблен в него. Следы преступления удалось оперативно замести, просто выбросив жертву на помойку. Но не вышвырнув из памяти. Со временем все плотнее, все навязчивее одолевало желание вновь и вновь возвращаться к убиенному котику. А в четырнадцать лет – у доски, под детский хохот – Сережа Головкин наконец-то понял, что ему надо делать. Дружно гогочущих ребят он больше не видел. Они представлялись ему выдавленными фурункулами, шипящими на раскаленной сковородке. Громче всех шипел смуглолицый шутник, заводила, душа компании. Будущая звезда эстрады. Звонок! Ну наконец-то! Позывы, купируемые на протяжении всего урочного времени, вдруг дали себе волю. Штаны опять наполнились теплым.
Комсорг студенческой группы. Краснодипломник Тимирязевской сельхозакадемии. Образцово-показательный советский труженик, дважды удостоенный серебряной медали ВДНХ. Не хухры-мухры такие свершения – к тридцати-то с небольшим лет! О ком все это, не подскажете? А это все – снова о нашем герое, продолжавшем время от времени машинально справлять малую нужду себе в портки. Верьте или не верьте. Все, казалось бы, при нем – и всего в достатке. Кроме душевного равновесия, здоровых внутренностей и хоть какой-нибудь половой жизни. Безголовый котенок по-прежнему не давал покоя Сережке. Являлся, мерзавец пищащий, не только в кошмарах, но в минуты сладострастных сексуальных опытов Сережи с самим собой. Парень, по идее, уже повзрослел и возмужал. Но выяснилось, что только по циферкам в паспорте, по бодрым закорючкам в трудовых, поощрительных и образовательных документах. Головкин оставался все тем же малышом-энурезником. Как ни пыжился вырваться за пределы собственной дегенеративной оболочки.
После школы Сереже все-таки удалось скрыть свой организменный недуг – да так, что отныне никто ни о чем эдаком даже не подозревал. Плотное лечение и ладно скроенные подгузники сварганили, в конце концов, благое для Сережи дело. Анонимом в таких делах быть определенно лучше, нежели публично признанным зассыкой. Вот только отношения со сверстниками – и в особенности с прекрасной половиной – в упор не ладились. Насмешки и издевки опосля вступления во взрослую жизнь – как отрезало. Мало этого: паренька, вдруг отчего-то ставшего донельзя инициативным, принялись вовсю привлекать к общественной работе. Сережа и на картошке в первых рядах, и в стройотрядах, и даже на спартакиадах – при жуткой антипатии к спорту. Все – хоть бы хны. Головкина, по-видимому, уважают, но упорно видят в нем чужака. В двадцать четыре с половиной года ставший уже откровенно красивым молодой человек все еще мечтал о первом романтическом поцелуе. Которого так и не дождался.
Через несколько лет имя Сергея Головкина прогремело на всю страну. Маньяк, вылавливавший детей – и вытворявший с ними такое, о чем попросту нельзя полноценно написать: ни одна цензура не пропустит. Одиннадцать свирепо замученных мальчиков. И это только из того, что достоверно известно. Случайная поимка, шокирующие нечеловеческой жестокостью факты, доверительные беседы ублюдка со следователем. Дело получило настолько широкую огласку, насколько в принципе могло получить в закрытом, патриархально ориентированном обществе. На допросах серийный убийца держался – не то уверенно, не то хамовато.
– Расскажите, зачем Вы это делали!
– Я должен был подчинить этих засранцев! Надломить их! Сделать их покорными моей воле!
Ну, конечно, «Фишер» беспардонно врал. Ему не нужно было никого подчинять и никого надламывать. Он вообще не лидер и отродясь им не был. Ему просто все эти годы хотелось кого-то любить. И ненавидеть. Второго августа 1996 года приговор о высшей мере наказания был приведен в исполнение. Как ни странно, мочиться перед погибелью вовсе не хотелось. Ни капельки. И злосчастный безголовый котик, к слову, проститься так и не пришел.
