САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Красное солнце пустыни

Малоизвестная история о том, как Советский Союз чуть не прирос Ираном и Китаем

Плакат 1920 года из коллекции Rhode Island School of Design (risd.edu); фото Павла Аптекаря с сайта ВШЭ
Плакат 1920 года из коллекции Rhode Island School of Design (risd.edu); фото Павла Аптекаря с сайта ВШЭ

Текст: Василий Авченко

Уже сами условные знаки из советского учебника военной топографии – мечети, пагоды и субурганы, кяризы и гейзеры, саксаул, пальмы, бамбук и стланик – намекали: мы готовы воевать везде. Полярные круги и тропики обозначались одинаковыми штрихами: Красной армии, мол, всё едино – от тайги до британских морей.

Собственно, примерно так и было. Когда погибший в 1942 году Павел Коган писал «Но мы ещё дойдём до Ганга…», он был совершенно серьёзен. Наших военных видели везде – от Кореи и Вьетнама до Эфиопии и Никарагуа. Если кого-то это пугает – меня скорее восхищает, да и не одинока Россия в этих привычках. По большому счёту, все так хотят, но не все могут. История всякой империи – хроника её экспансии, политических и военных манёвров, продвижения и защиты национальных и сверхнациональных интересов.

Павел Аптекарь. "Красное солнце. Секретные восточные походы РККА". 656 с. М: Пятый Рим, 2021

Сегодня рассекречены горы документов, но многое – по-прежнему в тени. Книга «Красное солнце. Секретные восточные походы РККА», которую написал историк Павел Аптекарь, а издал «Пятый Рим», закрывает ряд пробелов, касающихся экспедиций наших военных в Иран, Афганистан и Китай. Причём героем книги стала не только Красная, но и её предшественница – Русская императорская армия. История ведь происходит не в вакууме, одно произрастает из другого, а какой в стране строй – дело, как ни странно, десятое по отношению к географии.

Начнём с иранской главы. Май 1920 года, красный десант высаживается в порту Энзели (позже – Пехлеви, ныне – Бендер-Энзели) с формальной задачей вернуть уведённый белыми флот, а на деле – революционизировать Персию, выбив козыри у Британии. Врангель ещё в Крыму, поляки наступают, Дальний Восток под японцами – а красные командиры, взяв под контроль южные окраины бывшей Российской империи (как не вспомнить киношного товарища Сухова, которого носило «от Амура до Туркестана»), идут дальше. На севере Ирана уже возникла было Гилянская ССР – но наладились отношения Москвы с Лондоном, и уже в сентябре 1921 года проект свернули.

Марка Гилянской республики, 1920 г. Фото: Wikipedia

Накануне Второй мировой войны пути в Иран торят нацисты. Рейх даже объявил иранцев арийцами: когда речь идёт о политической целесообразности, идеологическая болтовня отходит на второй план (так и включение Японии в Ось никого не смущало). Активность Гитлера тревожит ситуативных союзников – Британию и СССР, которые требуют выслать из Ирана немцев. Тегеран реагирует невнятно, и в августе 1941 года Лондон и Москва проводят совместную военную операцию. Немцы рвутся к Москве – а Красная армия с боями идёт по Ирану, чем был обескуражен шеф немецкой внешней разведки Шелленберг. Итог похода – ликвидация германского влияния и обеспечение коридора для союзнических грузов. Именно из Ирана перегонит на фронт свою ленд-лизовскую «аэрокобру» прославленный ас Покрышкин.

Не менее интересна глава про Афганистан, веками выступавший буфером между зонами влияния Британии и России. Ещё Павел I собирался совместно с французами отобрать у англичан Индию и омыть, как говорится, сапоги в Индийском океане. Его убили (заговор, само собой, не обошёлся без английского следа), поход в Индию отменили – но только не большую геополитическую игру. В 1878 году в Афганистан вошла английская армия (в её рядах был и доктор Ватсон), что, понятно, не оставило Россию равнодушной. По наследству афганский вопрос перешёл к России новой – советской. В 1919 году афганский правитель Аманулла-хан предлагает большевикам вместе бороться с английским влиянием, Москва и Кабул сближаются. Но Троцкий, даром что считается фанатом мировой революции, решает, что советизация Афганистана нецелесообразна. К тому же не обходится без трений: Аманулла то выступает за пантюркистское государство, то требует вернуть крепость Кушку (ныне – туркменский город Серхетабад; долина реки Кушки вошла в состав России после боя на Кушке 1885 года, через пять лет здесь появилась крепость). Тем не менее влияние Москвы к 1925 году достигает пика. Афганистан видится Советам плацдармом для управления национально-освободительным движением в Индии. Советы помогают Аманулле подавлять восстания, считая их акцией англичан против СССР.

В 1929 году Кабул всё-таки берут повстанцы, Аманулла теряет власть. В стране воцаряется эмир Хабибулла, выступающий за исламский путь и всячески противящийся прогрессу – в общем, всё примерно как сейчас; здесь историческая публицистика оборачивается актуальнейшим высказыванием. Тогда РККА входит в Афганистан, чтобы вернуть власть Аманулле (официально акция именуется «ликвидацией бандитизма в южном Туркестане»). Под именем Али Авзаль-хана красноармейцами командует будущий генерал Александр Черепанов. Когда выясняется, что Аманулла бежал в Индию, отряд возвращается в СССР.

«Технические средства… не оказали большого влияния на ход военных действий. В скалистых горах артиллерия не могла нанести большие потери противнику, шрапнельные пули не доставали повстанцев, умело находивших естественные укрытия за любым камнем. Фугасные снаряды… были не в состоянии раздробить каменные глыбы. Авиация и моторизованные части также оказывали более слабое воздействие на противника, чем на равнине», – пишет автор, и тут вспоминается уже война в Чечне конца ХХ века.

В следующем, 1930 году Красная армия снова входит в Афганистан для подавления басмачей… Ну и так далее.

Наконец, китайская глава. Речь тут – о доныне не потерявшем мятежный дух северо-западе Китая, известном с 1955 года как «Синьцзян-Уйгурский автономный район».

Ещё в XIX веке Китай просил Россию усмирить уйгур и дунган. В 1871 году генерал Колпаковский предпринял Кульджинский поход, по итогам которого Россия получила часть Илийского края (ныне – в составе Казахстана).

В 1920 году в Синьцзян ушли потрёпанные белые войска генерала Бакича. Годом позже Красная армия переходит границу и завершает их разгром. В мае 1921 года видный большевик Рудзутак предлагает создать на территории Синьцзяна независимые Джунгарскую и Кашгарскую республики – вполне реальный сценарий, откололась же Монголия от Китая в те же годы; но – не сложилось.

В 1931 году в неспокойном районе – снова восстание. Советские вожди решают поддержать не национально-освободительное движение, а власти Синьцзяна – ради спокойствия на границе и дружбы с Китаем. Глава Разведупра РККА Берзин сформулировал: «Развитие повстанческого движения может привести к… попыткам создания мусульманского государства… Подобная обстановка будет широко использована англичанами для ликвидации нашего преобладающего влияния в Синьцзяне и создания угрозы нашим границам».

В конце 1933 года на границе разворачивается группировка из Красной армии и войск ОГПУ. К ней примыкают бывшие белогвардейцы, которым пообещали амнистию после «искупления кровью». Для конспирации краскомы получают звания прапорщиков и полковников, обращаются друг к другу «господин». Среди военных советников – будущий маршал Рыбалко под не очень благозвучным псевдонимом Фу Дзихуй (что-то вроде «мудрый воин»). Наши побеждают, советский генконсул Апресов сигналит в Москву: благодарный губернатор Шэн Шицай устроил в своем кабинете «красный уголок» с портретами Ленина и Сталина, просит СССР взять Синьцзян в свой состав, а потом подумать о провинциях Ганьсу и Шэньси. Да, могла бы у нас появиться Синьцзянская ССР или АССР, но Кремль осторожничает: мол, мы – за территориальную целостность Китая… Внимание к этому приграничному краю было связано ещё и с тем, что именно по этим местам в 1937 году пролёг транспортный коридор, по которому в Китай пошло советское оружие, поехали лётчики и инструкторы для помощи в войне против Японии.

Синьцзян-уйгурский автономный район. Фото из аккаунта журнала The Atlantic в Твиттере

Когда Гитлер подошёл к Москве, политика Шэн Шицая приобрела антисоветскую направленность, и концепция изменилась: теперь советское руководство решает поддержать мятежных мусульман Синьцзяна. Повстанцы наступают и в ноябре 1944 года провозглашают в Кульдже Восточно-Туркестанскую республику. В это же самое время, отметим, Союз вовсю воюет в Европе, а в Китае парадоксальным образом поддерживает как коммунистов Мао Цзэдуна, так и гоминьдановцев Чан Кайши в их борьбе против японцев; воистину политика – искусство возможного, и, как говорится, ничего личного. Япония в 1945 году капитулирует, СССР и Китай заключают договор о дружбе, и вскоре на проекте «Восточно-Туркестанская республика» ставят крест. Более того: после победы в Китае коммунистов Сталин советует Мао поскорее брать Синьцзян под свой контроль, дабы не допустить роста панисламизма и вмешательства – опять-таки – англичан…

Поставим здесь многоточие, чтобы не пересказывать всю книгу, и сформулируем общие итоги-впечатления.

Первое: мы видим, что азиатские страны выступали и выступают полем политического и военного противостояния ведущих мировых, прежде всего европейских держав, включая Россию. Та самая «большая игра», соперничество России с Британией за сферы влияния (в ХХ веке место старой Англии заняла новая – США). Конца истории не видно, очертания политической карты мира – не данность, а процесс. Границы государств менялись, меняются и будут меняться, вопрос только – в какую сторону.

Второе: чаще всего зарубежные походы советских войск проводились в условиях конспирации («лётчик Ли Си Цын»). Раньше говорили об экспорте революции, теперь – об экспорте демократии; не оставляет ощущение, что молодое государство США многому у России научилось.

Третье: очевиден прагматизм, управлявший действиями как царя, так и советских вождей.

Менялась риторика, но не стратегия – в силу уже самой географии и геополитической логики, заставлявшей большевиков совершать примерно те же шаги, что совершали цари. Эта вынужденная преемственность важнее и сердцевиннее всех идеологических оболочек.

Де-факто Ленин и Сталин продолжали дело Российской империи, будучи вовлечены в «железный самотёк истории», как выразился по другому поводу Андрей Платонов. А приоритет целесообразности («сукин сын, но наш сукин сын») можно считать цинизмом или же принципом реальной политики, в которой абстрактная этика не очень уместна.

А сколько в книге мелькает неожиданных фигур! Вот советской миссией в Кабуле руководит будущий невозвращенец, диссидент первой волны Фёдор Раскольников. Вот в Персию едут чекист, член Иранской компартии, военный комиссар Гилянской Красной армии Яков Блюмкин и поэт, лектор РККА Велимир Хлебников – и мы понимаем: скучно не будет. Вот – опять же в иранском контексте – появляется военный политработник Яков Весник, отец актёра Евгения, а на Памире в разное время воюют за российские интересы то будущий белый генерал Юденич, то будущий красный генерал, герой защиты Москвы Панфилов. Когда Павел Аптекарь пишет, что восточные походы Красной армии могли бы стать основой для увлекательных истернов, с ним можно только согласиться. И книги, подобные этой, пока немногочисленные, увеличивают вероятность их появления.