Текст: Игорь Шумейко
Фото: Александр Фурсов
Эти книги суть:
- «Евангелие Достоевского» в трех томах;
- «Ф.М. Достоевский. Перерождение моих убеждений»/Факсимильное воспроизведение рукописи. Научный комментарий»;
- «А.П. Чехов. Остров Сахалин. Факсимильное воспроизведение и оптико-электронная реконструкция рукописи».
Чтобы понять, в чем уникальность этих изданий, нужно представить трагедию Федора Михайловича – сравнимую со смертным приговором, отмененным за минуту до исполнения. Вторым «приговором» стало лишение узника Достоевского возможности хоть как-то зафиксировать тот поток впечатлений, мыслей, обуревавших его четыре года после гражданской казни на Семеновском плацу. Заключенным не полагалось иметь никаких бумаг, и на четыре года – собственно, и создавших того Достоевского, что ныне известен всему миру – его дневником, писательской записной книжкой стало Евангелие, подаренное в тобольском остроге женами ссыльных декабристов Натальей Фонвизиной и Прасковьей Анненковой. Четыре года он фиксировал обрушивающийся на него поток мыслей, чувств, находя схожие в Евангелии, и отмечал подчеркиванием ногтя, загибанием уголков страниц. «В этой Книге есть все!» — выстраданное убеждение, подтвердившееся, в случае Достоевского, вполне буквально. Поля «Непобедимой Книги» (один из его эпитетов) стали его Дневником, записной книжкой. Кроме того, Наталья Фонвизина, опытная жена каторжника, смогла припрятать в переплете несколько денежных купюр. В итоге свидание декабристок с петрашевцем, «вымоленное» у смотрителя пересыльной тюрьмы, и переданная при этом книга повлияли на всю историю мировой литературы.
В «Дневнике писателя», писанном уже не украдкой, а в обстановке почтительного и напряженного внимания всего русского общества, Достоевский вспоминал: «Они благословили нас в новый путь, перекрестили и каждого оделили Евангелием — единственная книга, позволенная в остроге. Четыре года пролежала она под моей подушкой в каторге. Я читал ее, иногда и читал другим. По ней выучил читать одного каторжного» (1873).
Строки из этой книги Анна Григорьевна зачитала Федору Михайловичу и в последний день его жизни.
Сказанное позволит представить важность работы, на которую решился фонд «Возрождение Тобольска». Факсимильное издание «Евангелия Достоевского» явило миру тот тайный Дневник, воспроизвело, прокомментировало те отчерки, загибы, двойные загибы страниц – а их более 1400!
Президент Международного общества Достоевского Владимир Захаров еще в советские годы случайно обратил внимание на почти стертые отметки. Результаты экспертизы вошли в научную монографию. Явить читающему миру Дневник не менее уникальный, чем «Братья Карамазовы», взялись Владимир Захаров, Аркадий Елфимов (глава фонда «Возрождение Тобольска»). Художник Е. Валериус придумал, как сделать те отметки аутентично, но и все же более отчетливо, заметнее и удобнее для читателей. Постарались и дизайнеры: короб книги сделан из липовой доски, превращенной лазерными рисунками в сучковатую сосну. Зарешеченные окна и щеколда – вместо привычной застежки.
Такой же подход проявлен и в случае двух других книг, подаренных Историчке. Внимание к мельчайшим деталям, комментарии к вымаранным фрагментам превращают тексты Достоевского, Чехова в гипертексты.
Можно сказать, что «Перерождение моих убеждений» – некий роман в письмах (привет «Бедным людям»), откровенный рассказ Достоевского о превращении, выражаясь аккуратно: одного из «петрашевцев» – в оригинального русского мыслителя и великого писателя.
Но все же письма, пусть даже Достоевского – это одно, а законченное, отшлифованное, изданное, десятки раз переизданное и переведенное произведение «Остров Сахалин» - это другой случай. Разница прежде всего в том, что издатели, освоив могучие современные технологии, перехитрили Чехова, тщательно вымаравшего эти абзацы!
Над «Сахалином» Чехов трудился пять лет, внося исправления в газетные, а затем книжные гранки. «Сколько было зачёркнуто!». На это восклицание литературоведов, у создателей уникального проекта есть не риторический, вполне конкретный ответ: «10%». Столько в итоге было вычеркнуто, сокращено автором «Сахалина». А также – знаменитого афоризма «Краткость – сестра таланта!».
Составитель, Евгения Эдуардовна Вишневская во вступительной статье перечисляет: «авторские зачёркивания, пометы, угасший текст, следы бытования, последующие подчистки... могут в значительной мере обогатить представления о творчестве писателя».
Но получается, все это возвращено против авторской воли?
Ключевое слово – «вечность», недаром упомянутое в названии вступительной статьи завотделом рукописей РГБ, доктора исторических наук В.Ф. Молчанова «Путешествие, продолжающееся в вечность». Прикосновение к «вечности» меняет многие жизненные обстоятельства и правила. И булгаковское «рукописи не горят» они с Елфимовым продолжили: «…и не вымарываются!».
Петербургская поэтесса Валентина Ефимовская, выступая на церемонии дарения, обратила внимание на слова английского исследователя творчества Чехова Дональда Рейфилда о том, что всё, касающееся его жизни и текстов, давно описано и требуется определенная пауза, лет 20, пока «на каком-нибудь чердаке не найдется что-либо еще не изученное литературоведами». Объективно говоря, эти 10% отысканного чеховского текста, пускай и вымаранного – свежий материал для многих диссертаций.
