Текст: Михаил Визель
Илья Виницкий. «Переводные картинки. Литературный перевод как интерпретация и провокация»
М.: Рутения, 2022. — 432 с.
Книга, порожденная любовью к слову и воспевающая любовь к словам. Причем существующим сразу на нескольких языках. Как и сам ее автор, русский филолог, профессорствующий в Принстонском университете в Нью-Джерси. И которого, похоже, строгие академические рамки одного из самых престижных университетов мира несколько сковывают. Во всяком случае, эту московскую книгу о том, почему те или иные переводчики брались за те или иные тексты, он пишет явно «спустя рукава» – в пушкинском смысле, то есть отключая внутреннего редактора (чтобы не сказать – цензора). Он выбирает романтические, любовные или откровенно игривые сюжеты – такие, как перевод американским плейбоем от коммунизма Максом Истменом пушкинской «Гавриилиады», ставший, как доказывает автор, своего рода дневником его собственных сексуально-лингвистических приключений в революционной России 1920-х (Макс предпочитал изучать иностранные языки в горизонтальном положении, постоянно меняя учительниц). Но даже про переводческие экзерсисы графа Хвостова или переводческие же подвиги скромнейшего Василия Андреича Жуковского он находит яркие и насмешливые слова, убедительно доказывающие: из пестрого ахматовского «сора» растут не только стихи, но и их переводы.
Мария Степанова. «Есенин vs Маяковский: Поэтическая дуэль»
М.: Центр книги Рудомино: Бослен, 2022. — 208 с.
Два самых ярких поэта революционной эпохи были полными противоположностями во всем. Противоположности притягиваются – и здесь это известное правило тоже реализовалось во всем, включая, к сожалению, трагический конец. Но и без него есть много, а именно – восемь интересных тем, линий сходства-различия, которые автор (которую не следует смешивать с ее полной тезкой, лауреатом «Большой книги») последовательно и филологически добросовестно разбирает – от завоевания героями столиц, заграниц и женщин до отношения к Пушкину и к братьям нашим меньшим. Поклонники Маяковского и Есенина редко суть одни и те же люди; благодаря этой популярно написанной книгe у них есть возможность присмотреться к пресловутому «другому».
Ксана Бланк. «Как сделан "Нос"»
Пер. с англ. Александра Волкова
СПб.: Academic Studies Press, 2021. – 207 с.
Ксана Бланк – коллега Ильи Виницкого по кафедре славистики Принстонского университета. И, видимо, даже подчиненная, потому что он обозначен на страничке кафедры как professor, chair (профессор, завкафедрой), а она – senior lecturer (старший преподаватель). Но дело не в тонкостях неактуальной для нас субординации, а в том, что ее книга прямо противоположна книге Виницкого. Начиная прямо с названия, откровенно следующего революционной в свое время статье Эйхенбаума «Как сделана «Шинель» Гоголя», но за сто лет ставшей классической. Так и Ксана Бланк – начинает с классических глосс (подтекстовых комментариев) к тексту, приводимому, кстати, целиком, с нумерацией абзацев, которых в повести, оказывается, 175, - видимо, для ее американских студентов (поэтому и книга переведена с английского), и лишь потом формулирует свою концепцию: языковая игра в абсурдистской повести самодостаточна, именно она, а не турусы на колесах с садящимся в карету Носом движет вперед сюрреалистический двоящийся сюжет. Но, как настоящий представитель западной академической традиции, Ксана Бланк дает слово и оппонентам: вторая часть ее книги – это сжатый обзор других толкований «Носа», от романтического до социологического и, естественно, до психоаналитического: выбирай любое.
Простонародные песни нынешних греков
Пер. с новогреческого и составление Николая Гнедича
М.: ОГИ, 2021. – 160 с.
Эту небольшую книжку можно продавать в качестве приложения к «Филэллину». Потому что появилась она в 1825 году на той же волне грекофилии, что отражена в романе Леонида Юзефовича. Русское общество горячо приветствовало борьбу греков за независимость, воспринимая как возрождение античного духа, и Гнедич отреагировал так, как подобает поэту-переводчику: отложил ненадолго «Илиаду», над которой тогда работал, чтобы воздать должное его далеким потомкам – современным певцам, воспевающим жизнь и смерть вольных клефтов – партизан-горцев, борющихся с османами (и, приходится признать, с теми греками, которых они считают пособниками завоевателей).
Сейчас небольшая книга интересна, помимо собственно самих песен, полных модного во времена романтизма couleur locale, тремя обстоятельствами. Во-первых, разумеется, своим двуязычием. Во-вторых, особенным русским языком, освобожденным от гомеровской архаичности, но не утратившим гнедичевского своеобразия. И в-третьих, филологическим предисловием знатока нетрадиционных поэтических размеров и допушкинской поэзии Максима Амелина – главного редактора ОГИ.
Принц Шарль-Жозеф де Линь. «Переписка с русскими корреспондентами»
Издание подготовлено Ж. Веркрюйсом и А. Строевым
Пер. с фр. А. Строева, В. Мильчиной, Е. Гречаной, Д. Кондакова
М.: Новое литературное обозрение, 2022. — 576 с.
Князь Шарль-Жозеф де Линь (1735–1814), вошедший в русский библиографический обиход под буквалистским титулом «принц», – порождение и высшее воплощение Галантного века. Недаром даже умер он прямо во время Венского конгресса, этот самый Ancien Régime окончательно похоронившего. Успев пошутить напоследок, что собравшемуся блестящему обществу недостает лишь зрелища пышных похорон – но он, князь де Линь, устранит это маленькое недоразумение. Представитель древнейшего феодального рода, давно отстраненного от вершин реальной власти, он служил там, сям, в том числе, разумеется, и в России. В то время для европейского аристократа или авантюриста, желающего казаться аристократом (как Казанова, о старости которого де Линь тоже успел оставить несколько проникновенных страниц), провести некоторое время на службе в России было так же предсказуемо, как для современного топ-менеджера провести несколько лет в Юго-Восточной Азии: далеко и непонятно, но бешено платят за один только европейский лоск.
А им-то де Линь обладал сполна. И, не будучи оригинальным писателем и мыслителем, а «всего лишь» умелым дипломатом и опытным царедворцем (и боевым генералом!), оставил 34 тома своих «записок», в которые он включал и письма – сильно, впрочем, отредактированные самим автором при подготовке к печати. А порою и просто придуманные задним числом, как письма к Екатерине – с которой и с ближайшим окружением которой он, впрочем, действительно интенсивно переписывался и общался лично во время ее путешествия в Крым в 1787 году. Одного этого должно быть достаточно для возбуждения любопытства к письмам де Линя. Немного перефразируя Пушкина, можно сказать, что историческая страница, на которой встречаются имена Екатерины, Румянцова, Потёмкина, Суворова, Разумовского, Павла, не должна быть затеряна для потомства.
Но кроме того, письма хороши и как своеобразная литература. Так, эпистолы весьма уже зрелого князя к княгине Долгорукой, которая моложе его на добрые тридцать лет, полны вычурной, но нешуточной страсти: «Будь Вы рядом, я бы не заставлял стенать ни печатный станок, ни читателей…» – пишет он. И позже добавляет еще более определенно: «Став для меня мачехой в том, что касается славы или богатства, фортуна не лишила меня тех даров, кои другие скорее утрачивают: я имею в виду чувствительность. Приезжайте и посмотрите, бахвалюсь ли я».
И еще.
В 1806–1809 гг. двадцатилетний дипломат Сергей Уваров, прикомандированный к русскому посольству в Вене, «не остался равнодушным», как деликатно пишут во вступлении Жером Веркрюйс и Александр Строев, к обаянию семидесятилетнего «чаровника Европы». И, как бывает при такой разности в летах, тесное общение было скорее интеллектуальным, чем плотским. О чем не стоило бы упоминать, если бы речь не шла о том самом Сергее Уварове, что выдвинул тридцать лет спустя знаменитую триаду «Самодержавие – православие – народность». Не обязательно полностью разделять утверждение составителей, что «вместе с госпожой де Сталь он [де Линь] сформировал ум юноши, ставшего затем идеологом царствования Николая I», но трудно не согласиться, что ответ на риторический вопрос «откуда что берётся?!..» бывает порой неожиданным.
