Текст: Юрий Борисенок (кандидат исторических наук) / РГ
Уже в самом начале книги автор, историк Моргана Андреевна Девлин предупреждает читателей, что это не тот Чемберлен, которому грозилась дать ответ возмущенная советская общественность 1920-х годов. То был старший брат Невилла, Остин, в бытность которого министром иностранных дел британцы в мае 1927-го разорвали дипломатические отношения с СССР.
А Невилл Чемберлен, сын министра, брат министра, «джентльмен с зонтиком», стал премьер-министром Великобритании в мае 1937 года в 68-летнем возрасте и провел во главе кабинета труднейшие три года. Именно этим последним годам жизни политика, умершего в ноябре 1940-го от поздно выявленного рака кишечника, и посвящена бóльшая часть книги. Несмотря на все усилия Чемберлена, всеми силами пытавшегося сохранить мир, британцы в сентябре 1939 года были ввергнуты во Вторую мировую войну. С той поры неудачливого премьера-миротворца принято рисовать исключительно черными красками. Моргана Девлин с таким подходом не согласна, считая своего героя фигурой трагической и часто предоставляя слово ему самому – из писем и других источников становится понятна мотивация той политики, которую Чемберлен пытался проводить – с печальным исходом.
Премьер-министр прекрасно понимал, что новая большая война обернется в итоге колоссальной потерей могущества Британской империи. Сбудется пророчество его отца Джозефа Чемберлена в бытность того министром по делам колоний: «Англия без империи будет страной пятого ранга, существующей исключительно ввиду снисходительности ее более влиятельных соседей». Не воевавший на Первой мировой Невилл Чемберлен очень не хотел, чтобы через двадцать лет после ее окончания начался новый «мировой пожар», чтобы богатой семье Чемберленов не пришлось, как зимой 1917 года, покупать корову и двух кроликов, чтобы прокормиться. А в итоге получилось так, что британский премьер своей политикой «умиротворения Гитлера» сделал все, чтобы война началась.
Поставив 29 сентября 1938 года свою подпись под печальной памяти соглашениями в Мюнхене, Чемберлен на короткое время стал кумиром миллионов британцев. Казалось, что его воздушные путешествия к Гитлеру дали желанный результат, и большой войны в Европе не будет, пусть даже ценой расчленения Чехословакии. Еще вчера мальчишки-газетчики издевались над ним, выкрикивая чистую правду, что «могущественнейший человек Британской империи идет на поклон к Гитлеру», теперь же лондонцы ликовали и в восторге прыгали на подножку машины Чемберлена. Пройдет всего год, и в сентябре 1939 года британцам придется вступить во Вторую мировую. Книга Морганы Девлин замечательно показывает, что и миротворцы не всегда блаженны, а большие политики, к которым, несомненно, принадлежал Невилл Чемберлен, в решающие моменты истории бывают трагически близоруки. Пытаясь отсрочить увядание Британской империи, премьер-министр накликал войну, которая станет роковой для имперского величия. И все усилия старого противника Чемберлена, великого Уинстона Черчилля, сменившего его на посту премьера в мае 1940 года, окажутся тщетны.
Моргана Девлин. «Невилл Чемберлен: Джентльмен с зонтиком».
- М.: Молодая гвардия, 2019. — 307[13] с.: ил.
Глава 5 (фрагмент)
ПЛАН «ЗЕТ»: ВЕЛИКОЕ И ТРАГИЧЕСКОЕ УМИРОТВОРЕНИЕ (КОНЕЦ 1937 ‒ СЕРЕДИНА СЕНТЯБРЯ 1938)
- Англосакс, без любого сомнения вообще, – самое доброжелательное существо в мире.
- Невил Гендерсон
Проблема судетских немцев, которых в государстве Чехословакия, созданном Версальской системой, насчитывалось более трех миллионов, встала перед лицом Великобритании еще осенью 1936 года в образе Конрада Генлейна, их представителя, появившегося в Форин Оффисе. Министр иностранных дел Энтони Иден не увидел в рассказах о притеснении немцев чехами ничего особенного, хотя и сделал запрос в Прагу британскому посланнику. Более всего Идена интересовало положение французов, ведь они уже были связаны с Чехословакией договором, а Британская империя четко определила вектор развития своей политики как союзницы Франции.
Но Иден «сделал вывод, что проблема Судет не была такой, которую мы должны были решать или участвовать каким-то образом, кроме как предоставить общие рекомендации чехам и немцам». В марте 1937 года он повторил это посланнику в Праге и выразил позицию, которой тот должен будет следовать перед лицом чехословацкого правительства: «Правительство Его Величества не готово взять на себя ответственность и вступать в переговоры с доктором Бенешем, чтобы договориться об урегулировании, условия которого оно не вполне знает и которое могло бы действительно повлечь за собой опасные или оскорбительные последствия». К сожалению, история показала, что министр Иден в такой оценке ошибался, и именно судетские немцы станут камнем преткновения и поставят мир перед угрозой новой войны уже в 1938 году. Тот же самый вывод — что проблема не стòит внимания британского правительства — Иден сделал и о ситуации в Австрии. Пока он сражался с итальянцами, политика Центральной Европы его не занимала.
Зато ею интересовался тогда еще министр финансов Невилл Чемберлен. В апреле 1936 года, после ремилитаризации Рейнской области, он был очень обеспокоен положением Германии, а заодно и всей Европы. И уже в том же апреле 1936 года он лоббировал возможность встречи своего личного представителя с руководством Третьего рейха: «Я волнуюсь о том, чтобы Галифакс посетил Берлин и установил связь с Гитлером как можно скорее». Выбранный в качестве личного представителя лорд Галифакс относился к этой идее без особенного энтузиазма, но своему другу отказать не мог. Хотя возможности и повода для его визита пока никак не находилось. Не искал ее ни сам Галифакс, ни тем более Иден.
Последний был озабочен рокировкой в посольствах Берлина и Парижа. Сэр Эрик Фиппс, шурин Ванситтарта и такой же, как и его родственник, германофоб, к тому же ненавидимый Гитлером лично, рвался на «свою духовную родину» во Францию, устав от немцев. В январе 1937 года Иден удовлетворил эту его просьбу, начав подыскивать подходящего посла для Берлина. Отыскался на эту роль сэр Невил Гендерсон, в тот момент возглавлявший британское представительство в Буэнос-Айресе. Лично его Иден не знал, но имел о нем самые лучшие рекомендации.
Сам Гендерсон был до крайности удивлен, когда получил в январе от министра иностранных дел письмо с подобным предложением. Он тут же скромно выдвинул предположение о своем несоответствии этой должности, «самой важной во всей дипломатической службе». Но Иден не считал и что Гендерсон не справится, и что пост в Берлине самый важный. Помимо других обстоятельств, посол Гендерсон, этот утонченный дипломат старой школы, служивший еще в дореволюционной России, был смертельно болен раком горла. И все же он принял эту должность, понимая, что его ждет «особая миссия» по восстановлению отношений с рейхом и сохранению мира. Поэтому в марте 1937 года он плыл в Европу на немецком лайнере, пытаясь наскоро восстановить язык, который когда-то знал, готовясь в Германии на дипломата и разговаривая со своей гувернанткой-немкой в детстве, но на котором не говорил уже 32 года.
Впечатление «особой миссии» усилил в Гендерсоне канцлер Казначейства Чемберлен, который и проводил с ним инструктаж: «Я должен был приложить все усилия, чтобы работать с Гитлером и нацистской партией как существующим правительством Германии. В демократической Англии нацисты с их игнорированием личной свободы и преследованием религии, евреев и профсоюзов были естественно совсем непопулярны. Но они были германской властью, и посла не отправляют за границу, чтобы подвергать критике правительство, которое было избрано этой страной или которому страна подчинялась». Взгляды Чемберлена и Гендерсона на то, что с рейхом можно и нужно сотрудничать, совпали практически полностью. Чемберлен подчеркнул, что Британия продолжает перевооружение, но что это вовсе не означает возможность для начала новой войны и искать нужно возможности в первую очередь для мирного урегулирования обостряющейся в Европе обстановки.
Противоположной точки зрения придерживался Энтони Иден, который в своих мемуарах горестно вспоминал: «Несколько раз за следующие девять месяцев я должен был предостеречь его (Гендерсона. – М. Д.) от привычки интерпретировать мои инструкции слишком дружественным по отношению к нацистам образом. Лорд Галифакс позже будет иметь такой же опыт, только еще более длительный, нежели терпел я». И как здесь не вспомнить слова Чемберлена, приведенные в предыдущей главе, о людях, считающих себя пацифистами и делающих шаги, прямо ведущие к войне. Политика сотрудничества с нацистским правительством самим Гендерсоном считалась «инновационной». Он спросил разрешения у Чемберлена ее проводить, и тот свое согласие, безусловно, дал.
Невилл Чемберлен от нацистского руководства был далеко не в восторге. Лично он ни с кем из верхушки рейха знаком пока еще не был, дела он вел только с Риббентропом, которого назвал как-то «вредным занудой», но после даже сдавал ему свой дом на Итон-сквер. О Геринге он слышал любопытную историю, что его «везде сопровождает выглядящий очень злым маленький человечек, который неотступно следует за ним как тень. Когда о нем задали вопрос Герингу, тот ответил: “О, это – очень полезный маленький человечек, если я вижу кого-либо, кого я не люблю, я просто подмигиваю ему и нежелательный человек исчезает”. <…> Я не знаю, верить ли этой истории, но нет многих людей, о которых она могла бы быть рассказана». Более остальных ему не нравился доктор Геббельс, который агрессивно и неизменно вел антибританскую пропаганду. «Это кажется экстраординарным, что такой вульгарный приземленный невеликий ум в состоянии сохранять его высокое положение так долго и что эти зловещие напыщенные взгляды, которые он излагает (в своих речах. – М. Д.), находят горячий отзыв среди немцев».
Но не личные симпатии и антипатии должны формировать международные отношения, Чемберлен об этом помнил, поэтому и искал нормальных, рабочих отношений с рейхом. «Мне кажется, что в эти дни задача государственной деятельности состоит в том, чтобы найти способы и средства побудить правительства отложить их взаимные страхи и подозрения и дать волю стремлению, которое, я верю, является основой каждого из них – жить в мире с соседями и посвятить всю энергию и ресурсы к приближению счастья и процветанию людей», – говорил он в июле 1937 года, выступая в своем родном Бирмингеме.
Было ли все это ошибкой, однозначно сегодня ответить сложно. Бесспорно то, что, несмотря на все достигнутые впоследствии договоренности с Германией, Вторая мировая война все-таки началась. Но стремление к тому, чтобы сохранить мир в Европе, которое демонстрировали такие люди, как Невилл Чемберлен, приходящий в ужас от одной мысли, что «его люди» должны будут погибнуть в этой войне; или сэр Невил Гендерсон, сам смертельно больной, но продолжающий тяжело работать, хотя и его начинало «тошнить от немцев», – все это, безусловно, заслуживает уважения.
Парадоксально, что тот же Иден или Галифакс, не говоря уже о Черчилле, которые сами воевали и видели все ужасы, которая несет война, так или иначе, но готовы были «если надо, повторить» весь тот кошмар, а невоевавшие Гендерсон и Чемберлен были категорически не готовы к подобному. Они жертвовали своими жизнями, но не спешили жертвовать чужими. Видевший бомбардировки и Бирмингема, и Лондона еще в Первую мировую войну, Чемберлен прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько вторая может быть страшнее, учитывая стремительное развитие технического прогресса. Ему доставало воображения представить весь ее возможный ужас. «Войной ничего не выиграть, она ничего не вылечивает, ничего не заканчивает... <…> когда я думаю... <…> о 7 миллионах молодых людей, которые погибли, едва начав их жизни, и о 13 миллионах тех, кто был искалечен, об исковерканных судьбах матерей и отцов, я вижу, что в войне не бывает победителей, все – только проигравшие».
Гендерсон уехал в Германию 29 апреля 1937 года. Он пытался, как они и наметили с Чемберленом, войти в контакт с руководством Третьего рейха и доносить до него мысль, что Британская империя ни нацистскому руководству, ни Германии вовсе не враг. Его речи были полны дружелюбия по отношению к немцам, а также пропитаны сентиментальным антивоенным оттенком. Он, например, цитировал песню, популярную в США во времена антивоенной кампании Вудро Вильсона: «Я не воспитывала своего сына, чтоб он был солдатом, я воспитала его, чтоб он был моей гордостью и радостью», рассчитывая на отклик в сердцах немецких женщин. Эту часть речи немецкие газеты вырезали, так как она не отвечала общей направленности. В Британии это, безусловно, вызывало достаточно критики, пресса называла Гендерсона «нашим нацистским послом в Берлине». Берлин же поначалу мало отвечал ему взаимностью и встречал посла весьма холодно.
Гендерсон по приказу Чемберлена пригласил в Лондон в июне 1937 года фон Нейрата, на тот момент возглавлявшего Вильгельмштрассе (рейхсминистерство иностранных дел), который поначалу приглашение принял, но после вынужден был отказаться от поездки. Чемберлен на этот визит рассчитывал, намереваясь лично с министром обсудить все волнующие вопросы, но обстоятельства сложились иначе: «Тем временем Нейрат, кажется, не собирается сюда этим летом, но я не оставлю надежду на встречу с ним позже. Если бы только мы могли найти условия для договоренностей с немцами, я бы не заботился об этих условиях для Муссо».
Хотя в принципе условия на тот момент были практически ясны – первое и главное: безопасность немцев, проживающих вне рейха, а отсюда вопрос в первую очередь с Австрией, после с Судетской областью Чехословакии, польским Данцигом и литовским Мемелем. Но появилось и новое – Германия заявляла свои права на возможность иметь колонии. И хотя Геринг напрямую говорил Гендерсону в октябре 1937 года, что вопрос этот не имеет решающего значения, а Гитлер повторял то же самое уже в марте 1938-го, именно колониальный вопрос вовсю разыгрывался и германской, и британской прессой.
Мысль о том, чтобы «сесть за стол переговоров с Гитлером с карандашом в руках, чтобы рассмотреть все его претензии», премьер-министр Чемберлен объяснял даже советскому послу Майскому. Почему премьер-министр не должен был видеть в рейхе полноценного международного партнера? Ужасы нацизма, которыми пугала всех британская пресса, мало чем отличались, например, от той же Абиссинии, в которой до завоевания ее Италией было даже узаконено рабство. Тем не менее Абиссиния была членом Лиги Наций и с ней также сотрудничали. Точно так же сотрудничали и с СССР, несмотря на всю антисоветскую пропаганду и идеологическое противостояние.
