Текст: Дмитрий Шеваров
Всеволод родился в Одессе 19 апреля 1922 года. Отец - Эдуард Багрицкий. Мама - Лидия Суок.
Багрицкий-отец часто срывался с якоря и надолго исчезал. Жене обычно говорил: "Прокормитесь как-нибудь сами..."
Лида - нежный и хрупкий росток, выросший в музыкальной семье - была абсолютно беспомощна в быту. Остается загадкой, как Сева не умер в младенчестве. Кроватки у ребенка не было, спал в ящике.
В 1925 году молодая семья переехала в подмосковное Кунцево. Багрицкий-отец тут же завел собаку и пятнадцать птиц. Потом появились шестнадцать аквариумов. Поэт-романтик готов был возиться с живностью и днем и ночью, а вот с сыном ему было не так интересно.
Сева рос сорвиголовой. К гостям мог выскочить с ножичком и порезать отцовским друзьям брюки. Из кунцевской шпаны Багрицкий-сын сколотил шайку, наводившую ужас на местных дачников.
Приятель отца рассказывал: "Входит Сева. Мальчик чем-то недоволен. Он требует чего-то в повышенном тоне. Багрицкий говорит с ним как со взрослым. Недовольный Сева уходит, зыркнув на нас быстрыми глазами. Багрицкий улыбается:
- Знаете, этот бандит - бешеный общественник у себя в школе..."
Отец умер в 1934 году. В 1937-м арестовали мать. Из дневника 15-летнего Всеволода Багрицкого: "Люди ко всему привыкают - холоду, голоду, безденежью, смерти. Так привыкли и к арестам. Маму увезли под утро..."
Сева занимался в театральной студии, которой руководили Алексей Арбузов и Валентин Плучек. Написал песни к спектаклю "Город на заре", который с февраля по май 1941 года прошел с успехом сорок два раза.
В июле 1941 года Сева начал работать в "Литературной газете". Одновременно поступил на первый курс Литинститута.
До войны юноша был снят с воинского учета из-за сильной близорукости. Оказавшись в эвакуации в Чистополе, Сева обратился к Фадееву с просьбой направить его во фронтовую печать.
Фадеев не отказал. Всеволод служил в редакции газеты "Отвага" 2-й ударной армии Волховского фронта. Писал стихи, очерки, вел дневник.
12 февраля 1942 года. "Мне 19 лет. Сейчас вечер. Очень грустно и одиноко. Увижу ли я когда-нибудь свою маму?.. Какая страшная судьба у нашей маленькой семьи! Я б хотел, чтобы мы вновь встретились, живые и мертвые..."
16 февраля 1942 года. "Сегодня восемь лет со дня смерти моего отца. Сегодня четыре года семь месяцев, как арестована моя мать. Сегодня четыре года и шесть месяцев вечной разлуки с братом. Вот моя краткая биография... Вот перечень моих "счастливых" дней... Теперь я брожу по холодным землянкам, мерзну в грузовиках, молчу, когда мне трудно. Чужие люди окружают меня. Мечтаю найти себе друга и не могу. Не вижу ни одного человека, близкого мне по своим ощущениям, я не говорю - взглядам... Окружающие меня люди втихомолку ругают начальство. А я до сих пор не могу понять, почему нужно бояться батальонного комиссара".
Всеволод погиб в деревне Новая Кересть в районе Мясного Бора. Он беседовал с героем будущего очерка, офицером-зенитчиком, когда началась бомбежка. После налета бойцы распахнули дверь в избу и увидели, что поэт и его герой лежат друг против друга.
Багрицкого похоронили на опушке леса у высокой сосны, на которой художник редакции газеты "Отвага" вырезал: "Поэт-воин Всеволод Багрицкий. Убит 26 февраля 1942 года". И тут же - строки Марины Цветаевой, которые Всеволод часто вспоминал:
- Я вечности не приемлю,
- Зачем меня погребли?
- Мне так не хотелось в землю
- С любимой моей земли.
- Бывает так, что в тишине
- Пережитое повторится.
- Сегодня дальний свист синицы
- О детстве вдруг напомнил мне.
- И это мама позабыла
- С забора трусики убрать...
- Зимует Кунцево опять,
- И десять лет не проходило.
- Пережитое повторится...
- И папа в форточку свистит,
- Синица помешала бриться,
- Синица к форточке летит.
- Кляня друг друга, замерзая,
- Подобны высохшим кустам,
- Птиц недоверчивых пугая,
- Три стихотворца входят к нам.
- Встречает их отец стихами,
- Опасной бритвою водя.
- И строчки возникают сами,
- И забывают про меня.
Чистополь
- ...Есть глухая тоска
- В белоснежных полях
- До озноба в виске,
- До тумана в глазах.
- Как я быстро привык
- О друзьях забывать, -
- Спросят нас, кто погиб,
- И начнешь бормотать.
- Удилами исхлестаны губы,
- Опрокинуты дни на дыбы.
- Тех, кого мы любили, - на убыль!
- Тех, кого схоронили, - забыть!
- Самовар, словно маленький карлик,
- Задыхался, мычал и укачивал.
- Мы с тобой этот вечер украли
- У голодных степей азиатчины.
* * *
- Мне противно жить не раздеваясь,
- На гнилой соломе спать.
- И, замерзшим нищим подавая,
- Надоевший голод забывать.
- Коченея, прятаться от ветра,
- Вспоминать погибших имена,
- Из дому не получать ответа,
- Барахло на черный хлеб менять.
- Дважды в день считать себя умершим,
- Путать планы, числа и пути,
- Ликовать, что жил на свете меньше
- Двадцати.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru
