Текст: Андрей Цунский
«…за месяцы после Дюнкерка стал лидером, уступающим по значимости только Черчиллю. И он дал нам то, что другие наши лидеры всегда не могли дать нам – идеологию».
Это написал не кто-нибудь – Грэм Грин. И написал о Джоне Бойнтоне Пристли. Притом что их отношения теплыми назвать было бы трудно.
О, Ирландия! Сколько мужчин находят утешение, погружаясь на дно твоих самых глубоких озер: «Гинесс», «Харп» и «Туламор дью», окутываясь непроницаемым туманом из трубочного табака «Свит Килларни»! Сколько женщин мечтают устроить своим мужьям (в том числе и за эти туманные купания) ирландский бунт и даже ирландское «кровавое воскресенье»! И как можно тебя не люб… оказывается, можно. Пристли вот не очень любил.
«Было произнесено очень много речей и написано книг на тему того, что Англия сделала с Ирландией... Мне было бы интересно услышать речь и прочитать одну-две книги на тему того, что Ирландия сделала с Англией... Если у нас действительно будет Ирландская Республика в качестве нашего соседа, и будет найдена возможность вернуть ее изгнанных граждан, какая грандиозная очистка будет во всех западных портах, от Клайда до Кардиффа, какой прекрасный выход из невежества, грязи, пьянства и болезней».
Если вспомнить всю историю британо-ирландских отношений – не так уж и неожиданно.
А вот слова Пристли в адрес конкретного и хорошо вам известного ирландца, но совершенно не касающиеся межнациональных отношений. Они об одной туристической поездке любимого многими (и мною в том числе) драматурга:
«Шоу предполагает, что его друг Сталин держит все под контролем. Что ж, Сталин, возможно, принял специальные меры, чтобы Шоу не причинили вреда, но остальные из нас в Западной Европе не чувствуют себя настолько уверенными в своей судьбе, особенно те из нас, кто не разделяет любопытное восхищение Шоу диктаторами».
И тут возражать мистеру Пристли мне совершенно не хочется. Хотя у вас может быть иной взгляд на Сталина. К сожалению.
Если вы человек взрослый, и уж тем более – пожилой, вы прекрасно знакомы с драматургией Пристли. Удивительно, но в эпоху интернета и вроде бы как отсутствия всех идеологических барьеров, того, что пишется и что ставится на театральных подмостках мира, современная широкая российская аудитория просто не ведает. А творчество этого англичанина и других современных ему авторов даже в период «железного занавеса» знали совсем неплохо. Парадокс. Что-что? А, я отвлекся? Ну и ладно, значит можем отвлечься и еще раз, если дело того стоит. Простите пожилому человеку некоторую сентиментальность.
Знаете ли вы, что такое КВН? Нет, не «Клуб веселых и находчивых», хотя, не будь этой аббревиатуры, не было бы и этой, некогда веселой передачи. Сначала это были три первые буквы фамилий: Кенигсон, Варшавский и Николаевский. Разработчики легендарного телевизора «КВН-49». Правда, сразу появилась и другая расшифровка: «Купил. Включил. Не работает».
В 1963 году многие люди получили новые квартиры в новеньких клетчатых «хрущевках». И было это великое счастье. Накануне 7 ноября, сидя на узлах и неразобранных чемоданах, еще не успев прикупить даже элементарных столов и кроватей, накрыли прямо на полу нехитрый банкет в честь новоселья. А потом, вместе с кошкой, первой важно переступившей порог нового жилья — иногда КВН-49 все же включался, — смотрели фильм режиссера Сергея Алексеева «Теперь пусть уходит» по пьесе Джона Бойнтона Пристли.
Оригинальное название пьесы – Now Let Him Go. На станции Скруп из поезда высаживают какого-то старика. Он потерял свой багаж, плохо себя чувствует, предается воспоминаниям. Только старик непрост – это известный живописец, его картины стоят огромных денег. На них претендует сын старика – и вот они-то и были потерянным багажом. В финале старик умирает. После многих лет запрета даже на вполне невинные книги и полоскания мозгов пропагандой лишь немногие могли распознать в этой постановке «из заграничной жизни» очень даже русский сюжет – бегство Льва Толстого из Ясной Поляны и финал – прямо как на станции Астапово.
А вскоре, в 1967 году, увидел и спектакль Ленинградского телевидения «Доктор Солт уезжает» – и детектив, и разоблачение злонравного буржуазного общества. А сразу следом телеспектакль «Гендель и гангстеры» – еще один фильм по Пристли, причем детектив, с Ростиславом Пляттом в главной роли. В этом же году КВН-49 окончательно сняли с производства на советских заводах.
Когда началась Первая мировая война, юный Пристли вступил добровольцем в пехотный полк герцога Веллингтона. Этим парадным именем называли воинскую часть с богатой двухвековой (на тот момент) историей: полк герцога Веллингтона сражался в Америке, Африке, Индии, Бирме. «Герцоги», как называли его солдат, прославились вовсе не на парадах. Во время Первой мировой они участвовали в битве при Монсе, при Эне, при Ла Бассе и наконец – при Ипре. Что такое битва при Ипре? Да вы и сами это знаете. Есть такое боевое отравляющее вещество – иприт. Его впервые применили именно там. Джону Бойнтону Пристли довелось его всласть нанюхаться. В 1916 году он после тяжелого ранения и отравления ипритом уже не был пригоден для боев – так что потом служил в части, занимавшейся охраной и организацией работ для пленных немцев. Сразу после войны он поступил учиться в Тринити-холл в Кембридже – не путайте это славное учебное заведение с Тринити-колледжем, который тоже в Кембридже и в котором учились Исаак Ньютон, Джордж Гордон Байрон, Бертран Рассел, Владимир Набоков. Тринити-холл скромнее. Там учились «всего лишь» лорд адмиралтейства граф Ноттингем, генерал-губернатор Канады Дэвид Джонстон и ученый Стивен Хокинг.
Первый успех пришел к Пристли в 1929 году, когда вышел в свет его роман The Good Companions – «Хорошие товарищи», за который ему присудили Мемориальную премию Джеймса Тейта Блэка. Этого уже достаточно, чтобы остаться в истории английской литературы – а все только начиналось!
К началу 70-х счастливчики, достоявшиеся в очереди лет по двадцать, получали новые квартиры уже в девятиэтажных домах. В этих зданиях был только один лифт (их строили не десяти-, а именно девятиэтажными, потому что иначе пришлось бы устанавливать в них сразу два лифта, пассажирский и грузовой – согласно строительным нормам). Грузчики, чертыхаясь, тащили на самый верх пианино «Красный Октябрь», красные ковры, коричневые полированные «стенки» и – телевизоры «Рекорд». В прошлом остались пожароопасные елочные свечи – их заменили электрические гирлянды. Советский зритель-новосел включил «Рекорд», и увидел одну из лучших экранизаций пьес Пристли – «Опасный поворот» в постановке Владимира Басова.
Приведу фрагмент отзыва на этот фильм Майкла Джона Нельсона (Michael John Nelson), представляющего британское Общество Джона Бойнтона Пристли. Отзыв написан в 2014 году:
«Актеры очень точно соответствуют своим персонажам, в них на самом деле легко узнаются представители верхнего среза английского среднего класса. Например, актриса, которая играет Бетти Вудхаус – узнаваемый тип красотки с пухлыми губками, а у актера, который играет Чарльза Стэнтона (как и подобает негодяю в этой пьесе), бегающий взгляд и условно непривлекательная внешность. Актриса, которая играет Мод Мокридж, немного перебирает с гламуром, у неё наблюдательный и понимающий взгляд, особенно в конце, когда сценическое время описывает петлю и возвращает зрителя к безмятежному началу действия. Присутствует и намек на физическое насилие, что необычно – но вполне оправданно. Есть и очаровательное ироническое решение: сигаретница, с которой начинается череда шокирующих разоблачений, играет свадебный марш, когда ее открывают. …В целом, с некоторыми оговорками, это верная и хорошо сыгранная интерпретация пьесы Пристли, отражающая все мотивы действующих лиц».
Для нас важен этот отзыв уже тем, что сделан через сорок лет после премьеры. То есть фильм выдержал не только проверку географией, но и проверку временем. Поразительно, что люди, никогда в Англии не бывавшие, создали Англию в студийном павильоне, это огромная заслуга режиссера Владимира Басова, но не забудем и того, что каждый актер явил в кадре точный образ. Не помните, кто играл? Не видели? У вас есть повод получить удовольствие.
Кстати, мелодию марша Мендельсона, исполненную на челесте (что очень похоже на музыкальную шкатулку, но без пружинного механического шума), советский зритель вскоре услышит в фильме «Дни Турбиных». А в 1973 году телевизионная аудитория СССР увидит спектакль «Он пришел» с Владимиром Этушем в главной роли… Но об этом – чуть позже.
Сперва в Москве, а потом и в других крупных городах жилые дома постепенно перевалили за девятиэтажную отметку. Женя Лукашин уже купил за 830 рублей польский гарнитур (хотя пришлось дать 25 сверху), а Надя Шевелева купила точно такой же. И телевизор «Рубин». Еще черно-белый. Но уже на подходе цветные «Рубины» и «Рекорды» – у некоторых даже есть. И уже эти цветные аппараты покажут «Тридцать первое июня» и фильм «Инспектор Гул» – с Юозасом Будрайтисом. Первому фильму не повезет – из-за решения Александра Годунова остаться в США фильм с блистательным актерским ансамблем и дивной музыкой Александра Зацепина прекратят показывать советскому зрителю. Через несколько лет, впрочем, уедет столько хороших актеров, что по этому принципу пришлось бы положить на полку половину лучших образцов отечественного кинематографа. Так было и сделали, но это не получается навсегда – ни у кого.
В отзыве британца на фильм Владимира Басова «Опасный поворот» стоит отметить оборот «время описывает петлю». Time loops back – это не красивый оборот речи, скорее – термин, отражающий новаторство Пристли в драматургии.
Читатель XXI века уже видел, как авторы вытворяют со временем все, что им заблагорассудится. Действие романа Булгакова «Мастер и Маргарита» происходит в двух эпохах, а частично и вовсе вне времени. Даже сюжет детектива братьев Вайнеров «Визит к Минтавру» периодически бегает из двадцатого века в семнадцатый и восемнадцатый. Не говоря об «Отроках во Вселенной», которые увидели своего учителя состарившимся за год на двадцать сколько-то там лет. Зритель античного греческого театра, где все, что происходит, должно уместиться в «здесь и сейчас», сошел бы с ума.
«Петляющее время» Пристли – не просто чередование эпох или дат. Скажем, в пьесе «Опасный поворот» одна условность заставляет персонажей периодически погружаться в события годичной давности, что привело бы Роберта Кэплена к самоубийству, а прочих – к разоблачению неприятнейших секретов. Но вторая условность позволяет Гордону просто сменить волну на радиоприемнике – и не дать состояться всем событиям, которые уже показаны на сцене.
Концепция «серийного времени» (Serial Time) принадлежит английскому конструктору и философу Джону Уильяму Данну. Он изложил свою теорию в книге «Эксперимент со временем». Данну казалось, что восприятие времени как линейного фактора – иллюзия, вызванная особенностью человеческого сознания, а на самом деле прошлое, настоящее и будущее существуют как единое целое, отсюда и «вещие сны», и предвидения, и пророчества. Он пытался проверить свою теорию при помощи квантовой физики, математики, философии. Возможно, что подтвердить или опровергнуть его взгляды удастся в будущем. Увы – пока мы можем оперировать временем исключительно в линейном аспекте.
Однако в художественном восприятии и мироотражении эксперименты по Данну удались. И одним из пионеров такого подхода стал Пристли. Время в его пьесах пластично, эпизоды сценического прошлого связаны со сценическим настоящим воедино, но не по принципу instatnt carma (мгновенная карма), а словно являясь разными сторонами одного события, уводя его от пресловутой линейности. Это не банальный Time Slip – «проскальзывание через время», как в фэнтези или фантастике. Это не волшебные карты «Девяти принцев Эмбера». Персонажи Пристли несут в себе не колоду с картинкой, к которой можно протянуть руку и преодолеть время-пространство, но тяжесть своих и чужих поступков, а также их возможных результатов, которые могут явиться – или не воспоследовать вовсе, но это не будет значить, что они вовсе не произошли. Запутал я вас? Не читали Роджера Зилазни (у нас почему-то эта фамилия звучит как «Желязны»)? Ну, простите, дайте мне второй шанс!
В «Опасном повороте» Чарльз Тревор Стэнтон прикован к украденным пяти сотням фунтов, Фреда не может уйти от любви к равнодушному и жестокому Мартину, а Роберт Кэплен носит в себе зерно суицида. Это не «воздаяние» – это часть их сути, определяющая их поведение, их непреходящее несчастье. Но все они остаются «милой очаровательной компанией». «Загвоздка в этом состоит»: можно заставить себя забыть обо всем – но Олуэн никогда не сможет выйти замуж за Стэнтона, Стэнтон – разлюбить ее, Фреда – уйти от нелюбимого мужа, Бетти – порвать с Гордоном. Любая попытка одного вырваться из порочного круга приведет к катастрофе всех. Дело не в том, что они плохие люди – они люди, загнанные и сжатые в узкие рамки сосуществования в нелинейном времени. А такое время в руках у драматического физика Пристли становится тончайшим инструментом художника. Все равно непонятно? Ну, что поделаешь. Литература иногда не проще высшей математики и квантовой физики.
Кстати, фильм Владимира Басова, как отмечает английский рецензент, длится в два раза длиннее традиционных театральных и радиопостановок «Опасного поворота». Удивительно, как при узких технических возможностях того времени Басов использует и внутрикадровый монтаж, и перемещения персонажей по пространству павильона. Композиция фильма и композиция кадра не хаотичны, они выстроены по сложной геометрической и векторной схеме. Попробуйте посмотреть этот фильм именно с таким подходом. Думаю, вы увидите его по-новому.
Во время Второй мировой войны Пристли уже не мог отправиться на фронт ни по здоровью, ни по возрасту. Его окопом стала студия Би-би-си, его оружием – микрофон. Воскресная вечерняя аналитическая программа "Постскриптум", которую он вел, собирала у приемников миллионы. В 1941 году его аудитория дошла до отметки в 16 миллионов человек.
Кстати, поражение Черчилля на выборах 1945 года во многом определилось позицией Пристли, который считал, что у этого великого человека и политика уж слишком много амбиций и что еще хуже – полномочий.
А пьесы его шли при коммунистической власти, как «разоблачающие» – и это правда. Пристли вовсе не любил ни безнаказанность властей, ни всемогущество денег, ни человеческое равнодушие. Только всего этого хватало и в якобы «социалистическом» обществе. «Инспектор» задал перца не только британскому обществу. Посмотрите фильм… так, вот только – какой? Английский, Гая Хэмилтона (1954)? Или Джея Ферриса(2018)? Или Эшлин Уолш (2015)? Или советский, Александра Прошкина (1979)? Или тот, отечественный, 1973 года – с Владимиром Этушем в главной роли?
Вот что. Пьеса в одном из переводов называется «Пришел инспектор». А по-английски An Inspector Calls. Найдите и прочитайте. Помните, что актеры и режиссер создают свое художественное произведение – фильм или спектакль. А пьесу все-таки пишет драматург.
Однако всем зрителям было бы удивительно то, что действие пьесы происходит… в ночь на пятое апреля 1912 года. Действующие лица – так же, как и в «Опасном повороте», – небедные буржуа, некие Берлинги из индустриального города, весьма почтенное семейство. Отец – политик и предприниматель, мать – моралистка и благотворительница. В доме праздник – объявлена помолвка дочери хозяина дома с молодым человеком из такой же достойной фамилии. И вдруг приходит некий человек, который представляется инспектором полиции Гулом. И вот спустя час оказывается, что в смерти милой и симпатичной девушки виновны все собравшиеся. Никто не убивал – но каждый подталкивал. Инспектор уходит – оставляя им на прощание такие слова:
- …помните вот о чем. Одной Евы Смит не стало, но бок о бок с нами по-прежнему живут миллионы и миллионы простых людей, бесчисленные Евы Смит и Джоны Смиты, каждый со своей собственной жизнью, со своими надеждами и страхами, со своими страданиями и ожиданием счастья, и все их жизни переплетены с нашими жизнями, с нашими мыслями, словами и делами. Мы живем не отдельно от других. Все мы — члены одного тела. Мы в ответе друг за друга. И говорю вам, что, если люди не поймут этого, им скоро придется усваивать этот урок в огне, крови и смертных муках. До свидания.
Вы живете в современном доме о сорока этажах? Или в пятнадцатиэтажном? В девяти? В «хрущевке»? Ого, в особняке на Рублевке? Неважно. У вас ведь давно уже не «КВН-49» и не черно-белый «Рекорд». У вас – компьютер. И посмотреть на нем хоть один из фильмов по этой пьесе вы сможете. А там, глядишь, и подумать над словами инспектора Гула. Точнее, Джона Бойнтона Пристли, конечно. Время и без драматургов порой выкидывает те еще петли – написанная в 1944 году пьеса до сих пор притягивает внимание.
