Текст: ГодЛитературы

Джамбаттиста Бази́ле (Giambattista Basile, 1566 — 1632) — неаполитанский поэт и писатель-сказочник. Поэтом он был "одним из...", явно меркнувшим в ослепительном свете своих современников Тассо и Аристо, а вот как сказочник он оказался первопроходцем.

Едва ли не первым из образованных людей он обратился к жанру, который доселе отдавался на откуп нянькам и т.д. И его барочная «Сказка сказок» стала первым в истории европейской литературы сборником сказочного фольклора. Некоторые из этих сказок позже стали общеизвестными в вариациях Шарля Перро и братьев Гримм: это ни что иное, как, например, «Спящая красавица», «Золушка», «Кот в сапогах».

Как ни удивительно, русское издание 2016 года оказалось первым. Возможно, сыграло роль то, что Базиле писал не на литературном итальянском, а на неаполитанском, понимать который нужно все-таки отдельно учиться. А возможно - авторитет тех же братьев Гримм: русская филология 200 лет кормилась с немецкой руки. Ленский ведь обладал "душою прямо геттингенской", а не неаполитанской, и Пастернак с Мандельштамом ничем от него в этмо смысле не отличались.

Менее удивительно, что и первое, и второе издание, проиллюстрированное гравюрами и офортами Жака Калло (1592–1635), быстро кончилось. Издательство Ивана Лимбаха затеяло третье — но времен настали отнюдь не сказочные. И издатели предлагают читателям вложиться в свою книгу заранее

То есть поучаствовать в краудфандинге на "Планете".

Мы публикуем одну из сказок синьора Базиле.

Базиле Джамбаттиста. «Сказка сказок, или Забава для малых ребят»

• Пер. с неаполитанского Петра Епифанова.
• СПб.: Издательство «Ивана Лимбаха», 2016

КОЗЬЯ МОРДА

ЗАБАВА ВОСЬМАЯ ПЕРВОГО ДНЯ

ДОЧЬ КРЕСТЬЯНИНА ПО ВОЛШЕБНОМУ ДАРУ ФЕИ СТАНОВИТСЯ ЖЕНОЙ КОРОЛЯ; НО ОКАЗЫВАЕТСЯ НЕБЛАГОДАРНОЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К ТОЙ, КОТОРАЯ СДЕЛАЛА ЕЙ СТОЛЬКО ДОБРА, И В НАКАЗАНИЕ ПОЛУЧАЕТ ВМЕСТО ЛИЦА КОЗЬЮ МОРДУ. ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ ПРЕЗИРАЕМАЯ МУЖЕМ, ПРОХОДИТ ЧЕРЕЗ ТЫСЯЧУ ЗЛОКЛЮЧЕНИЙ; А ЗАТЕМ, ОБЛИЧЕННАЯ ДОБРЫМ СТАРЦЕМ, СМИРЯЕТ СЕБЯ И СНОВА ОБРЕТАЕТ ПРЕЖНЕЕ ЛИЦО И ВОЗВРАЩАЕТ ЛЮБОВЬ МУЖА

Как только Чулла завершила рассказ, сладкий, точно сахарный, настал черед вступить в хоровод Паоле, которая начала так:

Все дурные поступки, совершаемые людьми, имеют каждый свою окраску: или негодования, которое к ним побуждает; или нужды, что заглушает голос совести; или любви, что ослепляет глаза; или ярости, что разжигает сердце. Но для неблагодарности нет оправдания ни ложного, ни истинного, на какое она могла бы опереться. И этот порок столь отвратителен, что иссушает источник милосердия, угашает огонь любви, заграждает дорогу для благодеяний и сеет в душе того, кто им оскорблен, тошноту и горечь, как увидите вы из рассказа, который я предлагаю вам послушать.

ЖИЛ НЕКОГДА КРЕСТЬЯНИН, у которого были двенадцать дочерей — одна другой не поспевала руку подавать; поскольку добрая хозяйка дома Чеккуцца, то есть мама, каждый год приносила по девчонке; и бедный муж, чтобы семья жила сколько-нибудь сносно, нанимался каждое утро на поденную работу в поле. И не знаешь, чего было больше: пота, что он проливал на землю, или слюны, которой плевал на заскорузлые ладони. Одним словом, ему, с его ничтожными заработками, удавалось кормить этих своих лягушат так, что только с голоду не помирали.

В одно утро мотыжил он землю у подножия некой горы, которая, служа в дозоре у других гор, возносила голову выше облаков, чтобы разузнать, что творится в воздухе. И была в горе пещера, столь глубокая и темная, что даже Солнце опасалось в нее заходить. И вот вышла из пещеры зеленая ящерица, огромная, как крокодил; и бедный крестьянин до того напугался, что, не имея силы бежать от раскрытой пасти этого омерзительного животного, ожидал, что с минуты на минуту прекратится путь земных дней его.

Но ящерица, подойдя ближе, сказала: «Не бойся, милый человек, я сюда пришла не для того, чтобы доставить тебе хоть самое малое неудовольствие, но только ради твоего блага». Услышав это, Мазаньелло (так звали крестьянина) пал перед нею на колени, говоря: «Синьора Не-Знаю-Как-Звать, вот, я в твоих руках; ты ведешь себя как благородная и добрая особа и, конечно, пожалеешь беднягу, у которого дома плачут двенадцать сопливых девок, а он ради них день и ночь спины не разгибает». «Вот именно поэтому, — отвечала ящерица, — я и пришла тебе помочь; так что принеси мне завтра утром самую маленькую, ибо я хочу вырастить ее как свою дочь и буду заботиться о ней паче жизни моей».

Бедный отец от этих слов пришел в большее смятение, чем вор, которого поймали с поличным. Ибо, услышав, что у него просит дочь, да еще самую маленькую, ящерица, он подумал, что одеяло это не без иголки внутри и что, наверное, ящерице желательно получить младенца в качестве легкой закуски для возбуждения аппетита.

И говорит он себе: «Если отдам ей дочку, отдам саму душу свою; если откажу, тело мое заберет. Если уступлю, свет глаз моих вырвет; если не уступлю, кровь мою выпьет. Если соглашусь, часть от меня отнимет; если нет, весь пропаду. На что решиться? Что выбрать? Кого после о прощении умолять? Ох и горе же мне выпало! Ох какое несчастье Небо на меня обрушило!»

Пока он так раздумывал в себе, ящерица говорит: «Решай-ка поскорей; делай, что тебе сказала, не то одни клочья от тебя останутся. Раз так я желаю, значит, так и будет». Мазаньелло, услыхав приговор и не зная, кому подавать апелляцию, вернулся домой в тяжкой печали. Весь пожелтелый с лица, он казался больным желтухой, и Чеккуцца, видя его высохшим как солома, обмершим, будто с петлей на шее, и подавленным, будто у него что в горле застряло, стала его расспрашивать: «Что случилось с тобою, муж? Побранился ли с кем? Или судейского пристава по дороге встретил? Или осел у тебя пал?»

«Ни то ни другое, — отвечал Мазаньелло. — Но одна рогатая ящерица сначала меня приласкала, а теперь грозит, что, коли не принесу ей нашу самую маленькую, сделает мне говенное дело. Вот и кружится у меня голова, как мотовило: не знаю, какую рыбу из речки хватать: с одного боку — к дитю жалость давит, а с другого — наем за жилье. Без ума люблю мою Ренцоллу; без ума как жить хочется. Если эту половинку от себя не отрежу, все тело мое несчастное отнимет. Дай мне хоть какой совет, Чеккуцца моя, а не то помру с натуги».

Выслушав это, жена говорит ему: «Кто знает, муж: а может, эта ящерица будет в добрый час нашему дому? Кто знает, не от нее ли придет конец нашей нищете? Смотри: чаще всего мы сами оставляем топор у себя под ногами, и, когда нам необходимо зрение орла, чтобы различить то доброе, что нам выпадает, у нас в глазах точно туман, а когда надо схватить его, у нас руку точно судорога сводит.

Так что поди отнеси ее ящерице; сердце мне говорит, что, может быть, то добрый жребий для нашей бедной девочки».

Слова жены убедили Мазаньелло, и утром — как только Солнце кистью лучей выбелило небо, прежде закопченное мраком Ночи, — взял он девочку на руки и понес к пещере. Ящерица, что издалека следила, как приближается крестьянин, вышла навстречу ему из логова, взяла девочку и дала ее отцу мешочек монет, сказав при этом:

«Иди, с этими деньгами ты сможешь выдать замуж других дочерей, и живи без заботы, ибо Ренцолла нашла себе и отца, и мать. Счастлива она, что выпала ей такая удача».

Обрадованный Мазаньелло поблагодарил ящерицу и вприпрыжку побежал к жене, поведав ей, что и как было, и показав монеты. С этими деньгами они выдали замуж остальных дочерей, да и самим осталось еще довольно соуса, чтобы повкуснее было хлебать труды этой жизни.

А ящерица, взяв Ренцоллу, показала ей прекрасный дворец, где ее поселила и вырастила среди всякой красоты, средь великих драгоценностей, словно королеву. Считай, что все у нее было на столе, вплоть до муравьиного молока: кушать ей подавали как графине, одеваться как княгине, и прислуживала ей сотня девушек, внимательных да умелых. С таким добрым обхождением она в четыре счета выросла, будто стройное дерево.

И вот случилось тем лесом ехать на охоту королю, и застигла его в пути ночь; не зная, где голову приклонить, вдруг увидал он, как горит светильник во дворце, и послал туда слугу, попросить хозяев дать ему место для ночлега. Когда слуга пришел во дворец, ящерица, которая заранее приняла обличье прекраснейшей девушки, выслушав, с чем он послан, сказала, что гостю в этом доме тысячу раз рады, ибо нет недостатка, как говорится, ни в хлебе, чтобы поесть, ни в ножах — его нарезать.

Услышав ответ, король прибыл во дворец и был принят самым достойным образом. Вышла ему навстречу сотня пажей с зажженными факелами, будто на похороны знатного вельможи; другие сто пажей понесли блюда к столу, поспешая, как санитары к одру больного; еще сто иных играли перед ним на многих инструментах со всевозможными ухищрениями; но лучше всех была Ренцолла, подавая королю напитки с такой грацией, что он пил больше любовь, нежели вино.

И когда окончили есть и исчезли волшебные столы, король пошел почивать, и та же Ренцолла сняла у него чулки с ног — так, что вместе с ними вынула и сердце из груди. И король, чувствуя до самых кончиков пальцев, которых касалась эта прекрасная рука, как поднимается по жилам и овладевает его душой любовный яд, и пытаясь найти противоядие от такой красоты, чтобы не умереть, призвал фею — хозяйку дворца — и попросил ее отдать Ренцоллу ему в жены. А та, более всего на свете заботясь о благе Ренцоллы, не только охотно дала ему согласие, но и в придачу подарок на семь миллионов золотом.

Король, ликуя от такой удачи, отбыл вместе с Ренцоллой; исполнившись превозношения и даже не думая поблагодарить фею за все, что та для нее сделала, она уехала, не сказав ей ни самого ничтожного доброго слова. И волшебница, видя такую неблагодарность, послала ей тайно вслед заклятие, чтобы лицо ее переменилось в козью морду; и только она это сказала, как вместо лица у Ренцоллы вытянулась морда с торчащей бородой, сузились челюсти, загрубела кожа, лицо поросло шерстью и косы, изящно уложенные корзинкой, превратились в острые рога.

Увидев это, несчастный король обомлел, не понимая, что с нею случилось, почему красота, которой хватило бы на двух блистательных красавиц, претерпела такое изменение, и, вздыхая и рыдая, сказал: «Куда подевались волосы, что связывали меня? Куда исчезли очи, что меня пронзали? Где этот ротик, что был капканом для души моей, путами для духа, петлею для сердца! Но так что же? Должен ли я стать мужем козы и принять титул козла? Должен ли я унизиться до такой степени, чтобы пастись вместе с нею на Фодже¹? Нет, нет, не хочу, чтобы мое сердце разбилось из-за козьей морды, из-за этой скотины, которая оливами своего помета будет непрестанно ввергать меня в бедствие, худшее, чем война!»

Сказав так, он по прибытии во дворец отослал Ренцоллу жить на кухне вместе со служанкой, дав одной и другой по мере льна, и приказал до конца недели закончить эту работу. Послушная служанка тут же начала чесать лен, делать пряжу, наматывая на прялку, словом, трудиться так, что к субботнему вечеру дело было сделано.

Но Ренцолла, думая, что она все та же, какой была в дому феи, — ибо она не видела себя в зеркало, — выбросила лен в окошко, говоря: «Нашел же время король занять меня такой чепухой! Если ему нужны рубашки, пусть покупает. И пусть не думает, что подобрал меня там, где стирают прачки, но помнит, что это я принесла ему в дом семь миллионов золота и что я жена ему, а не прислуга. Хороший же он осел, если так со мною обращается!»

Но вот, однако, настало утро субботы, и Ренцолла, увидев, что служанка напряла свою долю льна, почувствовала сильный страх, быть ей побитой. Побежала она во дворец феи и рассказала ей все. И фея, обняв ее с еще большей любовью, чем раньше, дала ей полный мешок льняной пряжи, чтобы она могла отдать его королю и тем самым показать себя хорошей хозяйкой. И Ренцолла, схватив мешок и не сказав «большое спасибо» за помощь, поспешила обратно, в то время как фея готова была землю грызть, негодуя на дрянные манеры этой грубиянки.

Забрав пряжу, король принес теперь двух щенков — одного служанке, а другого Ренцолле, приказав, чтобы они их выкормили и выучили. Служанка кормила своего щенка самыми лучшими кусочками и ласкала будто сына родного. А Ренцолла сказала: «Или мне такую долю в наследство дедушка оставил? Или пришли турки и забрали меня в плен, что теперь я должна расчесывать этого щенка да выгуливать, ожидая, покуда он просрется?» И с этими словами вышвырнула щенка в окошко, вместо того чтобы учить его скакать через обруч.

Но прошло несколько месяцев, и король спросил у Ренцоллы о щенке, и она, видя, что дело плохо, побежала снова к фее. И здесь старик, охранявший двери, спросил ее, кто она и чего ей надо. Ренцолла, услышав столь странный вопрос, сказала ему: «Ты что, не узнаешь меня, борода твоя козлиная?» «А ты что, на меня — с кинжалом? — отвечал старик. — Ты что, сыщик, за вором гонишься?

„Отойди от меня и не пачкай“, сказал трубочист. А ну-ка приляг, а то упадешь. Я, говоришь, борода козлиная? Это ты борода козья, да еще в полуторном размере, потому что за твое превозношение заслуживаешь еще худшего; погоди же немного, бесстыжая гордячка, дай-ка я тебе посвечу, и сама увидишь, во что обратили тебя твои спесь и надменность!»

С этими словами он поспешил в одну из комнат, принес зеркало и поставил его перед Ренцоллой; и она при виде гадкой личины, поросшей шерстью, чуть не лопнула от мучения. Сам Ринальдо², видя себя в волшебном щите столь изменившимся против прежнего, не испытал той муки, какую испытала она, когда увидела, что обезображена до такой степени, что и узнать нельзя.

А старик сказал ей: «Тебе подобает помнить, Ренцолла, что ты — крестьянская дочь и что это фея возвысила тебя до королевы; но ты, глупая, ты, неучтивая и неблагодарная, не воздала ей признательностью за столь великие благодеяния, но отнеслась к ней точно к отхожему месту, не выказав ни единого знака любви. А за это — получай и будь довольна; держи, что дают сегодня, а что завтра, еще увидишь. Что сама заслужила, то и получила. Любуйся теперь на себя, гляди, до чего тебя довела твоя неблагодарность. По заклятию феи ты не только лицо, но и звание свое потеряла. Но если угодно тебе сделать, что советует эта седая борода, пойди сейчас же к фее, пади ей в ноги, рви на себе волосы, царапай лицо ногтями, бей себя в грудь кулаками, проси прощения за скверные твои повадки, чтобы она, с ее добрым сердцем, пожалела тебя в твоих злоключениях».

Ренцолла, умилившись душой и заливаясь слезами, сделала все, как сказал старик. И фея, обнимая ее и целуя, вернула ей прежний облик и, нарядив в златотканое платье и усадив в ослепительную карету, в сопровождении толпы слуг отослала к королю. И тот, видя свою жену столь прекрасной и роскошно одетой, полюбил ее как самую жизнь свою, бия себя в грудь за то, что дал ей претерпеть такие терзания, и прося прощения, что из-за этой проклятой козьей морды так плохо с нею обращался. И с тех пор жила Ренцолла в радости и довольстве, любя мужа, почитая фею, и всегда благодарила старика, который помог ей убедиться, что вежливость во всяком деле пригодится.

¹ Местность в Апулии, где размещали на зимовку перегоняемые по горам стада коз и отары овец.

² Рыцарь, персонаж поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим». Волшебница Армида, очаровав его, магической силой перенесла его из войска крестоносцев под Иерусалимом на остров, где он, позабыв воинский долг, стал предаваться с нею наслаждениям любви. Два воина-соратника разыскали его в саду Армиды. Когда они поднесли к его лицу блестящий щит, он увидел себя в постыдной расслабленности и, горько устыдившись, вместе с друзьями вернулся к бранным подвигам.