Текст: ГодЛитературы.РФ
Почему предрассудки и суеверия так живучи, а научное знание порой встречает в обществе такое упорное сопротивление? Почему люди дают собой манипулировать? Как влияют на нашу картину мира социальные сети и как справиться с потоками информации, в которые мы ежедневно погружаемся?
Ответы подскажет когнитивный психолог Уго Мерсье. В своей книге он рассказывает об особенностях нашего восприятия информации и вновь осмысляет разные явления древней и новейшей истории — от трагических эпизодов Пелопоннесской войны и процесса над салемскими ведьмами до избрания Трампа и упорности антиваксеров.
Предлагаем вам прочитать фрагмент о том, можно ли с одного взгляда определить, врет вам человек или нет.
Не вчера родился: Наука о том, кому мы доверяем и во что верим / Уго Мерсье ; Пер. с англ. Н. Колпаковой — М. : Альпина нон-фикшн, 2023. — 428 с.
ГЛАВА 6. КОМУ ДОВЕРЯТЬ?
Чтобы верно оценить то, что нам говорят, мы должны выяснить, кто лучше знает предмет; но этого недостаточно. Самый компетентный эксперт бесполезен, если решит солгать. От группы, достигшей консенсуса, также мало прока, если ее члены сговорились нас провести.
Огромное количество исследований было посвящено «распознаванию лжи», иначе говоря — тому, насколько хорошо мы обнаруживаем обманщиков. Справляемся ли мы вообще с этой задачей? На какие признаки опираемся? Насколько эти признаки надежны? Практические следствия ответов на эти вопросы представляются крайне существенными. Кадровик и детектив, обманутый супруг и жертва телефонного мошенничества — любой из них желал бы уметь безошибочно обнаруживать лжецов!
Часто считается, что хорошими подсказками служат неочевидные невербальные признаки. Если, например, человек ерзает, изворачивается или избегает смотреть в глаза, едва ли он вызовет у вас доверие. Зигмунд Фрейд замечал: «Ни один смертный не способен хранить секрет. Если губы смолчат, все разболтают кончики пальцев; предательство сочится из каждой его поры».
Действительно, многие люди вполне уверены в своей способности распознавать ложь. Это одна из причин того, что во многих культурах устному свидетельству в суде отдается предпочтение перед письменным: судьи считают, что заметят, когда человек солжет, лично наблюдая, как он говорит. По сей день многих детективов учат опираться на «такие визуальные признаки, как избегание взгляда, нефронтальное положение тела, опущенные плечи и жесты прихорашивания».
На этом предположении основан телесериал «Обмани меня». Прообразом главного героя Кэла Лайтмана стал психолог Пол Экман, прославившийся своими исследованиями эмоциональных проявлений. Подобно Экману, Лайтман ездит по дальним населенным пунктам, чтобы доказать, что повсюду в мире люди проявляют какую-то эмоцию, например страх, с одинаковым выражением лица. Так же как и Экман, Лайтман использует глубокое знание эмоциональных проявлений, для того чтобы ловить людей на лжи, в частности наблюдая за микровыражениями их лиц.
Речь идет о непроизвольных движениях лицевых мышц, которые по времени не дольше моргания, меньше пятой доли секунды. Считается, что эти моментальные выражения выдают противоречивые эмоции людей, пытающихся солгать или, в более общем случае, скрыть свои чувства. Люди, желающие утаить вину, горе или радость, могут допустить мельчайшее мимическое проявление, отражающее эмоцию, которую они хотят скрыть, вместо той, которую пытаются изобразить.
Хотя микровыражения практически незаметны для нетренированного глаза, они могут улавливаться людьми, прошедшими соответствующее обучение, например прослушавшими краткий курс Экмана для сотрудников силовых ведомств (вы можете найти его в интернете). Казалось бы, мы наконец решили задачу выявления лжецов, и для этого требуется всего несколько занятий.
МИКРОВЫРАЖЕНИЯ, БУДЬ ОНИ НЕЛАДНЫ
Увы, все не так просто. Идеи Экмана, как и результаты его исследований, оказались противоречивыми. Критики Экмана указывают на то, что его открытия, связанные с надежностью микровыражений как средства обнаружения лжецов, не были опубликованы в серьезных рецензируемых журналах. Он не поделился своими методами и данными с научным сообществом, поэтому их невозможно независимо оценить. Более того, эксперименты, проведенные другими учеными, не входящими в его группу, дали скорее отрицательные результаты.
Психологи Стивен Портер и Линн тен Бринк демонстрировали испытуемым стимулы, разработанные с таким расчетом, чтобы вызывать разнообразные эмоции, от отвращения до счастья, и параллельно просили некоторых участников исследования изобразить эмоцию, отличающуюся от той, которую обычно вызывает данный стимул. При этом они поручили кодировщикам оценить выражения лиц участников кадр за кадром (в общей сложности кадров было 104 550!), чтобы выявить малейшие оплошности. Почти в трети тестов, когда требовалось изображать «не ту» эмоцию, испытуемые выразили совершенно отличные от связанных со стимулом чувства: так, человек, видевший изображение чего-либо отвратительного, мог изобразить страх или счастье, хотя бы мимолетные.
Казалось бы, это подтверждает теорию Экмана, но такое заключение будет неверным по двум причинам. Во-первых, эти моменты замешательства длились в среднем не менее секунды, в несколько раз дольше, чем предположительно должны удерживаться на лице микровыражения, вследствие чего и неподготовленные наблюдатели легко их замечали. Во-вторых, 6 из 14 микровыражений отмечались, когда участники исследования не пытались ничего скрыть. Это делает микровыражения бесполезными как инструмент обнаружения попыток ввести кого-либо в заблуждение. Другое исследование тен Бринки ее коллег, участники которого демонстрировали истинное или мнимое раскаяние, дало аналогичные результаты: микровыражения были редкими, а испытуемые, переживавшие чувство искреннего раскаяния, проявляли его с той же вероятностью, что и те, кто его только имитировал.
Проблема не ограничивается микровыражениями. В первоначальном исследовании Портер а и тен Бринк треть лгущих участников — тех, кого попросили выражать мнимые эмоции, — на краткий момент демонстрировали выражение, отличающееся от того, которое должны были имитировать. Однако это относилось и к 27% тех, кого не просили ничего изображать. В конце концов, все мы часто испытываем противоречивые порывы. В результате подобные «следы» возможных внутренних метаний совершенно ненадежны для распознавания лжи: они не выдают большинство лжецов и «разоблачают» многих из тех, кому нечего скрывать.
Результаты, полученные Портером и тен Бринк, соответствуют многим другим данным. Десятки исследований предпринимались для детального изучения людей в моменты, когда они лгут или когда говорят правду; ученые фиксировали каждую мельчайшую особенность их поведения в поисках признаков неискренности. Метаанализ этих экспериментов принес весьма прискорбный итог: ни один признак не является достаточно убедительным, чтобы надежно указать, кто лжет и кто не лжет. Например, корреляция между степенью зрительного контакта и вероятностью обмана буквально нулевая, а в случае избегания взгляда крайне скромная и фактически бесполезная — 0,05. Это отмечается и в опубликованном недавно обзоре литературы по данной теме: «Видные поведенческие психологи последовательно выражают большой скепсис по поводу того, что о достоверности можно надежно судить по внешнему виду (языку тела)». Эксперты даже предполагают, что в отсутствие надежного признака шансы людей, работа которых состоит в выявлении лжецов, отличить обманщика от честного человека исключительно по поведенческим признакам не выше чистого случая.
ЧТО НУЖНО ДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ НЕ ПОЙМАТЬ ЛЖЕЦА
Почему же не существует надежных признаков лжи и введения в заблуждение? Как уже говорилось, непосредственная причина — и она обусловлена нашими психологическими механизмами — состоит в том, что люди испытывают противоречивые эмоции независимо от того, лгут они или говорят правду, а это мешает отличить лгуна от искреннего человека. Фундаментальная же причина отсутствия таких признаков — и она обусловлена нашей эволюцией — то, что подобные проявления не могут быть эволюционно стабильными. Если когда-либо они и существовали, то были бы отсеяны естественным отбором. Так, игроку в покер, когда он блефует, не следует никому об этом сообщать, во всяком случае если он хочет продолжать игру и не разориться. Эволюционно валидные поведенческие признаки, указывающие на неискренность, были бы дезадаптивными — и действительно, таковых не наблюдается.
Возможно, вы задаетесь вопросом, не составляет ли это огромную проблему для моего главного аргумента — утверждения, что мы от природы бдительны по отношению к сообщаемой нам информации. Как мы можем быть бдительными, если не способны отличить ложь от правды? Хуже того, участники большинства экспериментов по выявлению лжи были склонны считать, что люди говорят правду.
Некоторые исследователи, в том числе известный психолог Тим Левин, утверждали, что такое поведение имеет смысл, поскольку люди в самом деле очень редко лгут. Судя по результатам исследований лжи в обыденной жизни, она встречается редко — в среднем не более чем дважды за день — и по большей части безобидна. Например, человек прикидывается более счастливым, чем на самом деле (это относится, по крайней мере, к некоторым представителям американского народа). Вместо того чтобы тратить много энергии на обнаружение подобных ничтожных проявлений неискренности, нам выгоднее исходить из того, что все вокруг правдивы. Это перекликается с аргументом, предложенным в XVIII столетии философом Томасом Ридом, который заявил, что наша «склонность полагаться на честность других людей и верить тому, что они нам говорят» связана с нашей «предрасположенностью говорить правду».
С эволюционной точки зрения аргумент Рида/Левина несостоятелен. С учетом того, как часто отправители сообщений могли бы выиграть благодаря лжи, если бы количество ее не было каким-то образом ограничено, она нарастала бы как снежный ком до тех пор, пока никто больше не смог бы никому доверять. Если бы мы просто допустили, что люди обычно доверчивы, они бы перестали быть доверчивыми. Убежден, вы можете вспомнить хотя бы несколько случаев, когда солгали бы, будь у вас гарантии, что люди вам поверят и что вас не разоблачат.
Если мы не можем положиться на поведенческие признаки, то как мы решаем проблему обмана в процессе коммуникации? Откуда мы знаем, кому доверять?
НЕБРЕЖНОСТЬ И ДОБРОСОВЕСТНОСТЬ
Поскольку неискренность продиктована скрытыми мотивами, ее почти невозможно обнаружить. Мы понятия не имели бы о намерениях большинства людей, если бы они сами нам об этом не говорили. Во многих случаях для того, чтобы утаить свои мотивы, достаточно не раскрывать их намеренно. Поэтому так трудно доказать в суде умысел: необходимо установить не только что обвиняемый ошибся, но и то, что он знал правду и намеренно исказил ее.
Однако неискренность не единственная и даже не главная опасность коммуникации. Представим, что вы хотите купить подержанную машину. Дилер может с первых же слов слукавить: «У меня есть другой покупатель, готовый взять эту машину сейчас же!» Вероятно также, что он даст вам вводящий в заблуждение совет: «Эта машина станет для вас отличным приобретением!» Сам продавец, возможно, и верит, что совет здравый, однако более вероятно, что рекомендация будет продиктована желанием совершить сделку, а не глубоким знанием того, какая именно машина лучше всего удовлетворит ваши потребности. Вы спрашиваете, не знает ли он, бывал ли автомобиль в авариях, и слышите в ответ твердое: «Не бывал». Если продавец говорит так, зная, что машина побывала в аварии, очень плохо. Если же он и не пытался это выяснить, несмотря на то что его фирма купила автомобиль подозрительно дешево, он виновен лишь в халатности, что более простительно. Для вас тем не менее не принципиально, знал он в действительности, что машина битая, или мог бы догадаться, что это возможно. В обоих случаях вы получаете вводящее вас в заблуждение заявление и становитесь его жертвой.
Обман требует многих когнитивных ресурсов: нужно продумать историю, придерживаться ее в дальнейшем, обеспечивать ее внутреннюю непротиворечивость и согласовать ее с тем, что знает ваш собеседник. Халатность, напротив, не требует усилий. Халатность — это умолчание. Даже если мы наделены когнитивными механизмами, помогающими нам корректировать свою коммуникацию в соответствии с тем, что другие, скорее всего, сочтут актуальным для себя, трудно гарантировать, что наше высказывание содержит информацию, которую собеседник хочет или должен услышать. Наш ум по необходимости эгоцентричен, настроен на наши собственные желания и предпочтения, склонен принимать как данность, что люди знают всё то же самое, что и мы, и согласны с нами по большинству вопросов.
Таким образом, нам следует обращать внимание на относительную добросовестность наших собеседников и на усилия, которые они предпринимают, чтобы предоставить нам ценную для нас информацию. Добросовестность отличается от компетентности. У вас, возможно, есть подруга, которая отлично разбирается в пище, может различить тончайшие оттенки вкуса и безошибочно выбрать вино к каждому блюду. Имеет смысл советоваться с ней при выборе ресторана. Однако, если она до сих пор не удосужилась учесть ваши обстоятельства — ваши вкусы, ваш бюджет, ограничения в питании, — ее рекомендации практически бесполезны. Если вы постоянно говорите ей, что придерживаетесь вегетарианства, а она отправляет вас в стейк-хаус, значит, она не старается найти нужную информацию, чтобы вам ее сообщить. Остается только учесть этот промах и в дальнейшем реже доверять ее советам.
Если в первую очередь обращать внимание не на чье-то намерение обмануть, а на добросовестность — усилие, совершаемое людьми, чтобы передать нам полезную информацию, — ракурс восприятия меняется. Вместо того чтобы искать признаки обмана, то есть причины отклонить сообщение, нам нужно искать признаки добросовестности, то есть причины принять сообщение. Аналогично для механизмов открытой бдительности есть смысл отвергать все, что нам говорят, до тех пор, пока некоторые признаки не подскажут, что наши собеседники приложили достаточно усилий, решая, что именно нам сказать.
СТИМУЛЫ — ЭТО НЕ ПУСТЯК
В каких случаях наши собеседники чаще всего проявят должную добросовестность (в том числе, разумеется, не станут нас обманывать)? Все очень просто: если их стимулы при коммуникации совпадают с нашими, то есть им тем лучше, чем лучше нам. Для совпадения стимулов у двух сторон должно соблюдаться это условие. Иногда мотивы согласованы естественным образом. Например, если вы вместе с другом Хади перетаскиваете с места на место тяжелую машину для сушки белья, то вы оба заинтересованы потратить на это меньше сил и постараетесь делать скоординированные движения, разворачиваться в одном направлении и т. д. Поэтому, если Хади говорит вам: «Давай поднимать сушилку на счет “три”», — у вас есть все основания верить, что он именно так и сделает. Другие по типу случаи естественной согласованности в мотивации предполагают долгосрочность отношений: так, родители заинтересованы в процветании детей, а друзья — в успехе друг друга…
