Текст: ГодЛитературы.РФ
История не знает сослагательного наклонения, но просто представьте: вдруг нацистская Германия первой создала бы атомную бомбу? В начале Второй мировой войны эта перспектива была вполне реальной: немцы заметно опережали страны-союзницы в ядерных исследованиях. Страх перед немецким ядерным проектом был так велик, что некоторые ждали атомной бомбардировки Лондона уже в конце 1943 г.
Но кое-кто не ждал, а действовал. Ирен Жолио-Кюри прятала от захвативших Францию немцев радий (как это делала ее мать Мария в Первую мировую). Редактор немецкого научного журнала вытягивал информацию из физиков и инженеров и передавал ее куда следовало. Великобритания засылала спецназовцев, чтобы взорвать завод по производству тяжелой воды в оккупированной Норвегии. Брат будущего президента США Кеннеди тренировался управлять начиненным взрывчаткой самолетом, дабы обрушить его на бункеры для ракет «Фау», которые, как считалось, могли нести атомные заряды. А после высадки союзников на континенте бывшие белогвардеец, бейсболист и друг главного физика «Уранового клуба» вели настоящую охоту за немецкими учеными.
Все это напоминает каких-нибудь «Бесславных ублюдков» Квентина Тарантино, но нет — все это происходило на самом деле. Журналист и маститый автор научпопа Сэм Кини пользуется этим приключенческим материалом и создает из него практически документальный роман — предлагаем прочитать вам кусочек.
Отряд отморозков: Миссия «Алсос», или Кто помешал нацистам создать атомную бомбу / Сэм Кин ; пер. с англ. Тамара Казакова — М. : Альпина нон-фикшн, 2023. — 496 с.
ГЛАВА 28
«И начнется веселье»
Одна из наиболее судьбоносных бесед военных лет состоялась в марте 1943 г. между двумя пленными немецкими генералами, один из которых был веселым циником, а другой—озлобленным оптимистом. Веселым циником был Вильгельм фон Тома, который больше походил на военнопленного, чем на генерала: изможденный, с голодными глазами и торчащими ушами. Осенью 1942 г. он командовал танковой дивизией в Египте и после серьезного поражения от англичан приготовился к отступлению. Но его командир Эрвин Роммель получил телеграмму от Гитлера, в которой танковому корпусу было приказано оставаться на месте. Вы должны либо одержать невероятную победу, требовал фюрер, либо погибнуть славной смертью. С военной точки зрения это было безумием, и Роммель знал это. Тем не менее из преданности режиму он выполнил приказ. В отличие от фон Тома, который осудил приказ как «беспрецедентное безумие» и через два дня, 4 ноября, надел чистый мундир, залез в танк и двинулся навстречу вражескому огню. Умышленно подставив свою машину под два выстрела, он выбрался наружу и спокойно стоял на поле боя среди пылающих танков, ожидая пленения.
Он оказался в Трент-парке, роскошном поместье времен Генриха IV в нескольких десятках километров к северу от Лондона. После того как накануне Второй мировой войны умер его владелец, британское правительство переоборудовало поместье в уютный лагерь для военнопленных нацистских офицеров высокого ранга, который, вероятно, был лучше, чем они того заслуживали. В поместье имелись мраморные статуи, огромные кедры и дубы, пруды с дикими утками, и, хотя лужайки и внутренние дворики были окружены колючей проволокой, заключенным позволялось там гулять. В доме была горячая и холодная вода, а на стенах висели гравюры с картин немецких художников. В общей гостиной стоял радиоприемник и была оборудована студия для рисования; один заключенный выполнил такую точную копию знаменитой картины «Мужчина в золотом шлеме» школы Рембрандта, что британцы повесили ее в столовой. Был тут даже кинозал, а также табачная и пивная лавки. Короче говоря, эти нацистские поджигатели войны жили в гораздо более комфортабельных условиях, чем большинство британцев того времени. Основная жалоба бедных немцев заключалась в том, что еды было «слишком много».
К концу войны в Трент-парке находилось 63 генерала, но фон Тома прибыл вторым. Поэтому он подружился с первым тамошним обитателем, озлобленным оптимистом генералом Людвигом Крювелем, хотя в обычных условиях у этих двух людей не было бы ничего общего. Крювель выглядел как стереотипный прусский генерал — холодные глаза, сжатый рот, жестокий взгляд, но отношения с нацистами у него сложились непростые. Во время чистки в июне 1934 г. партийные головорезы пытались его убить, и с тех пор он презирал режим. Однако, как верный присяге солдат, он всегда выполнял свой долг и безоговорочно участвовал в начатой Гитлером войне. (К тому же у Крювеля были дети, и он опасался, что поражение Германии разрушит их будущее.) Война для него, несмотря на некоторые сомнения, началась блестяще: в 1941 г. войска под его командованием захватили Белград; за тактическое мастерство его сравнивали с Ганнибалом. После внеочередного присвоения нового звания в августе того же года его перевели в Северную Африку.
Стремительный взлет Крювеля резко оборвался в мае 1942 г. Однажды днем он вылетел с обычной инспекционной миссией — осмотреть позиции некоторых итальянских частей. На земле итальянские офицеры должны были световыми сигналами указывать местоположение линии фронта, чтобы самолет Крювеля ее не пересек. Немцы не зря постоянно проклинали типичную для итальянцев халатность: офицер разговорился по телефону незадолго до подлета Крювеля и забыл о сигнальных ракетах. Самолет Крювеля пролетел мимо и через несколько минут был сбит. Генерал попал в плен и оказался в Трент-парке.
Крювель плохо переносил жизнь в поместье-лагере, потеряв за три месяца более 11 кг. К тому же он жестоко обходился со своим телом, надеясь добиться отправки в Германию по состоянию здоровья: принимал ледяной душ, чтобы вызвать простуду, и царапал ноги ногтями, пока у него не образовались открытые язвы. Британцы разгадали эти уловки и отказались отпустить его. Крювель погрузился в мрачную депрессию, и лишь прибытие еще одного генерала — фон Тома — помогло ему снять напряжение.
Несмотря на совершенно разные темпераменты, они часами беседовали друг с другом. Крювель был немногословен, неулыбчив и всегда придерживался строгой дисциплины — фон Тома часами бродил, где хотел, считая соблюдение военных распорядков в тюрьме нелепым. Эти двое оба презирали нацистских лидеров: «кабацкие тирады» Геббельса вызывали у них отвращение, и они ненавидели Германа Геринга за его дворцы, набитые награбленными произведениями искусства, и его ремень с золотой бляхой «размером с книгу». Они также обменивались слухами о приступах безумия Гитлера (тот якобы иногда падал на землю и выл, как собака) и высмеивали его способ ведения войны. Но, соглашаясь, что на данный момент все ужасно, в долгосрочных прогнозах они расходились.
Британцам, безусловно, было приятно слышать, что высокопоставленные немецкие офицеры пренебрежительно отзываются о Гитлере. Но в беседе 22 марта 1943 г. 51-летние генералы предоставили также важные разведывательные данные. Во время затяжных дебатов о будущем Германии фон Тома высказал удивление тем, что Лондон все еще стоит, — бомбы должны были уже стереть его с лица земли. Крювель спросил, что он имеет в виду, и фон Тома передал некоторые слухи, которые слышал до своего пленения, о революционных новых ракетах, испытываемых в Пенемюнде, на побережье Балтийского моря, — об оружии возмездия. «Они там собрали огромные штуки», пояснил он, «они поднимаются на пятнадцать километров в стратосферу» и обрушивают на землю «кошмарный ужас». Что-то явно задержало их развертывание, но Лондон, несомненно, ждет неприятный сюрприз. Затем он процитировал высокопоставленного чиновника из Пенемюнде: «Подождите до следующего года, и начнется веселье!»
Фон Тома и Крювель не подозревали, что британцы записывали этот разговор. Как только правительство получило в свое распоряжение Трент-парк в 1939 г., сотрудники разведки выгородили в доме секретную комнату — под названием «комната M» (микрофонная) — и оснастили ее звукозаписывающим оборудованием, которое фиксировало семиминутные отрезки разговоров на граммофонных дисках. Затем они установили микрофоны в осветительные приборы в общей гостиной и в других местах, где могли собираться немцы. Запись разговоров между заключенными без их согласия нарушала Женевскую конвенцию, но британцы не беспокоились о таких мелочах.
Забавно, что большинство немецких офицеров в Трент-парке осознавало, что британцы, вероятно, пытаются их прослушивать: они постоянно предупреждали друг друга об опасности излишней разговорчивости и беспечной болтовни. Никогда не известно, что задумал противник. Но уже в следующий момент они начинали хвастаться всем, что скрывали во время официальных допросов, а также десятком других вещей, о которых британцы, вероятно, с удовольствием бы узнали. Более того, чтобы помочь новым заключенным акклиматизироваться, фон Тома часто проводил сеансы групповой терапии, во время которых советовал всем рассказать о своем военном опыте. «Ни один доносчик не справился бы с этим лучше», — прокомментировал один историк. Британские агенты без остановки слушали все это и иногда снабжали газеты фальшивыми историями, чтобы побудить заключенных к новым разговорам.
Содержание Трент-парка стоило ужасно дорого, но довольные и сытые генералы теряли бдительность, а британцы получали бесценную информацию. Например, спонтанная дискуссия между Крювелем и другим офицером о тактике боевых действий подводных лодок дала союзникам жизненно важное преимущество при высадке в Нормандии и в конечном итоге помогла отправить сотни немецких подводных лодок к морскому дьяволу. Но самая важная информация касалась «Фау»-оружия.
Британские официальные лица несколько месяцев обсуждали, насколько серьезно следует отнестись к Пенемюнде. Некоторые заявляли, что угроза преувеличена — мол, это смесь слухов и косвенных улик. Тем не менее несколько удачных совпадений свидетельствовали об обратном. В конце 1942 г. датский химик, обедавший в ресторане в Берлине, оказался рядом с двумя инженерами из Пенемюнде, которые сильно напились и принялись обсуждать последние испытания ракет; датчанин незамедлительно сообщил об этом разведке союзников. Затем фотограф, у которого при возвращении с разведывательного задания оставалась неиспользованной половина пленки, обнаружил, что его самолет пролетает над «пастью» мыса Пенемюнде. Он начал делать снимки и зафиксировал облако выхлопных газов в момент старта. Последующие изыскания показали, что поблизости находится электростанция, а также железнодорожные пути. Все это по-прежнему выглядело неоднозначно, но пугающее замечание фон Тома о неминуемом «веселье» окончательно подтвердило, что дела обстоят серьезно.
Фон Тома, кстати, был прав, предполагая, что что-то задержало производство оружия возмездия. Собственно, здесь сошлось несколько обстоятельств. Компоненты, используемые для запуска и управления ракетами, требовали тщательных испытаний, а их конструкция включала около 80 различных химических элементов и сплавов, в том числе редких и труднодоступных. Еще одной причиной задержки стала серия пожаров во время испытательных пусков в феврале 1943 г. С учетом цинизма фон Тома третья причина вызвала бы у него усмешку. В начале марта того же года Гитлеру приснился вещий сон: боги, предположительно, открыли ему, что программа ракет «Фау-2» потерпит неудачу; через несколько дней он приостановил весь проект. Это заставило ответственного за производство ракет в Пенемюнде трястись от ярости: мало нам дефицита и лишений военного времени, а также технических проблем, так теперь еще и «сны нашего верховного полководца», кипятился он.
Альберт Шпеер, единственный здравомыслящий нацист в окружении Гитлера, в течение следующих недель несколько вразумил фюрера, и как раз после беседы фон Тома и Крювеля работы в Пенемюнде возобновились. Итак, медленно, но уверенно оружие возмездия приближалось к развертыванию. А союзники, наоборот, немедленно, но неуверенно запаниковали.
