«Лицей»-2023. Проза. Голосование

Текст: ГодЛитературы.РФ

Вот-вот на главной площади страны озвучат имена свежеиспеченных лауреатов премии «Лицей» им. А. С. Пушкина 2023 года. Выберут их уважаемые члены жюри под председательством писателя, лауреата премии «Национальный бестселлер» Ильи Бояшова. Но для самых нетерпеливых — и тех, у кого есть свое мнение по поводу того, кому следует отдать пальму первенства, — мы проводим досрочное онлайн-голосование. Выбрать своего победителя можно внизу страницы, но перед этим настоятельно советуем познакомиться с образцами молодой поэзии седьмого премиального сезона — а то что ж это за выборы получатся. Полные тексты финалистов можно найти на сайте премии «Лицей».

Уважаемые читатели, к сожалению, опрос может не отображаться сразу, если у вас включен AdBlock =( Пожалуйста, отключите его на этой странице и обновите её. Или просто обновите её.

НАДЕЖДА АЛЕКСЕЕВА

• Полунощница
• (роман)
• Глава 1
• В каюте с лежанками из рабицы пассажиров рвало друг за другом. «Блюют, — сказала Ася. — Пошли отсюда. Не то втянешься». Седая, серолицая: над увядшими щеками быстрые глаза, из битых молью рукавов черной куртки — неожиданно молодые руки. Эти руки и увели его, Павла, наверх по пляшущей лестнице. На палубе кем-то забытый рюкзак перекатывался от борта к борту, подползали к нему лужи зеленоватой ладожской воды. Ася отыскала сухой моток брезента, развернула, плюхнулась на него, согнув ноги под черной юбкой, похлопала Павлу, чтобы сел рядом, принялась креститься. Обыденно, будто пудрилась. Ветер даже сквозь очки студил Павлу глаза. Пунктиром на горизонте лежали клочки архипелага. Валаам.
• Павел увидел себя сверху, как в кино: камера все удалялась, удалялась, пока «Святитель Николай», старая посудина, которой на Валаам переправляли волонтеров, богомольцев и мешки с гречкой, не сделался бумажным, а сам он не предстал на палубе тощей кляксой. Он здесь не предполагался, да вот, случился. Рот наполнился лимонной горечью, Павел вскочил, перегнулся через борт, зарычав, спугнув чайку. Поймал очки, норовившие слететь с носа, протер. Смотрел, как волна подхватила и унесла желтую кашицу, пока его не замутило вновь.
• Волна кидалась «Николаю» под киль, тот спотыкался, раскачивался, переваливал, кланялся. На этих поклонах голову Павла кто-то сжимал, удерживал меж могучих ладоней, пока его тело падало. Павел чувствовал, что вот сейчас, прямо сейчас, умрет и хотел, утираясь от брызг, чтобы его смыло за борт.
• Атака волн отдавалась в теле тем ударом по бамперу «Победы». До этого машина шла плавно: Павел и не замечал лежачих полицейских, мелких ям. На светофоре тронулся. Вдруг удар, хруст. Павла вжало и отпружинило от тугой спинки. Больно дернулась шея. «Победа» перевалилась через какое-то препятствие.
• Все кругом сигналили.
• В левом ряду легковушка приехала в чей-то бампер, и больше не было видно ни черта. Открыл дверь, на асфальте раздавленные яблоки, красные длинные брызги. Выскочил из машины, споткнулся о покореженную сумку-тележку, из нее вытекала овощная жижа. Фух! Павел вытер лоб рукой, поднял тележку, поискал глазами, кто уронил. Пощупал вмятину на бампере: видимо, тележка и выкатилась на дорогу. Обошел машину. За «Победой» на разделительной полосе лежала женщина. Морозное солнце высветило спину в черной куртке. Седые волосы словно заиндевели.
• — Ты, это, сядь, сядь лучше. «Драмины» бы принял. Есть? — Ася дергала его за штанину.
• Павел боялся пошевелиться: снова вывернет.
• — Сходи к капитану, спроси, не то заблюешь им всю палубу. Чего смотришь?
• — Тебя... Тебя вообще, что ли, не качает?
• — Дык я на Иисусовой молитве. Это тема прям. Знаешь ее?
• — А сестры у тебя нет? — спросил Павел, кривясь от ветра и брызг. — В Москве видел похожую на тебя. — Да нет никого, одна я.
• Эта Ася знала всех в хижине на причале Приозерска, где им три часа назад наливали чаю и просили надеть на себя все теплое, не модничать, потому что «на воде не апрель». У причала стоял «Николай», его труба выплевывала черный дым и стучала, приоткрывая крышку. Тук-шлеп-тук-тук. На палубе суетился, что-то спешно ремонтируя, механик. Сосновый лес был красным на просвет, пахло прелыми опилками. Чайник в хижине без конца кипел и парил, было душно. Ася все шуршала фантиками конфет, говорила «спаси Господи», и никто не знал, когда они прибудут на остров. На все была «воля божия»: на нее ссылались так, как баба Зоя на «Комсомолку». Из ее старой тумбочки вечно торчали вырезки всех сортов: от рецептов творожного кекса до жухлых, послевоенных сводок о том, где искать пропавших без вести. Последние лежали не по порядку, зато на каждой из них круглым почерком (печатным, старательным) было написано «Петя Подосенов».
• Петя, родной брат бабушки, так и не вернулся ни в сорок пятом, ни в пятьдесят третьем, когда приходили те, кто попал в арестантские роты и лагеря. Павел знал, что Петя держал оборону Ленинграда, а когда блокаду прорвали, вести от него перестали приходить. В конце сороковых баба Зоя каждый год ездила в Ленинград, отпуск тратила на добывание архивных справок, из которых было понятно: живым брат уже не вернется. «А могила, должна же она быть? Чем вы тут занимаетесь в архивах: пять лет с войны прошло! — дед, попискивая, изображал бабку: вынь да положь ей брата.
• — И глазами, Паш, как сверкнет! Ну как было не влюбиться молодому историку?!»
• Дед умер от инфаркта, когда Павел учился на первом курсе. Павел помнил его смешливым, глуповатым, несмотря на звание доктора исторических наук.

ИГОРЬ БЕЛОДЕД

• Разъятия
• (роман, сокращ. версия)
• 1
• Очнувшись, он ощутил, будто поднят над кроватью, а пальцы его вцепились в края матраца так, словно кто-то хотел выдрать его из этого мира, но все-таки он остался здесь.
• Шторы задернуты, они неопределенного сливово-баклажанного цвета. В дальнем углу перед столом повернутое к нему кресло - набивной ситец, брюки сложены небрежно, ремень выпал из-под поясных петель, водолазка скомкана, как будто он сидел за столом, а потом сжался в неминуемую точку, в которой нет ничего кроме мысли и которая не помнит о прежнем человеческом облике.
• Над столом, заваленным блокнотами, располагается зеркало, он приподнимается на вытянутых руках, но все равно не узнает себя. То есть он почти уверен, что блокноты и ежедневники исписаны им, но поражается, что его "я", его ощущение о самом себе, соответствует такому старому лицу: ему казалось, что он должен быть моложе на два десятка лет, не мальчик, но все-таки не это опухшее лицо с колкой, серебристой небритостью.
• Ноги нащупывают лишь одну тапку, вторая - куда-то запропастилась, видимо, застряла под кроватью или под тумбой, на которой лежит кобура, а из нее выглядывает темнота рукояти, он отстегивает заклепку и касается шершавого холодного металла. В этом есть что-то потаенно-возбуждающее. Неужели он умеет им пользоваться? Мысли не соотносятся со словами, слова - с тем, что его окружает. Этот гостиничный номер вроде стерильного ада. Может быть, он умер? И к нему придут сейчас черти? И это их первая и вернейшая пытка - пытка забвением? И потом они покажут, как в калейдоскопе, всю его жизнь целиком, и, как некто посторонний, он поразится ее гадливости и грязи и согласится внутренне с тем приговором, по которому его отправили сюда, и простоте и убожеству всякого его душевного движения, и разрастанию страсти из одной прихоти - и ему не захочется дольше смотреть на себя и осознавать, что это действительно он, и этот пистолет лежит здесь недаром - лежит, как необходимость, с которой он предавался греху, называя его по ошибке жизнью?
• В номере витает запах пепла и табака, с левой стороны кровати стоят белые тапки, - он провел ночь не один?
• И часто такое с ним бывает, что он не может вспомнить самого себя? Точнее он знает, что это воспоминание не может прийти другому человеку, кроме него, но это и самое удивительное. Почему он не мог очнуться в чужака? Память - как зарастание полыньи льдом, память - как ладонь, прислоненная к оконному стеклу, за которым набухает дождь, как запах креозота, что застыл в прокуренном тамбуре, - и невероятно красивое, должно быть, из виденного в кино, женское лицо смотрит на него, сузив глаза, а он не понимает, зачем говорит ей, что быть им вместе нельзя, что ему ни с кем нельзя быть вместе. Такова его судьба.
• Воспоминания возвращаются к нему, как только он помещает зубную щетку в рот. Смачивать или не смачивать водой? Потому что он всегда смачивал. Так и сейчас. Значит, это действительно он? Человек, который всегда ополаскивает истертую щетину под струей воды, потому что убежден с самого детства, что иначе делать нельзя. Память тела скорее памяти мыслей. Чистит же он зубы и не задает себе вопросов, как именно он это делает. А если задать? Нет, сбивки не происходит, за сорок пять лет жизни слишком уж вымуштрованное действие.
• Поток мочи рубиновый, да и само мочеиспускание доставляет ему боль. Он должен сегодня пойти к врачу. 16:45, проспект Победы, 25а. Что? Откуда это вообще происходит? Что если, вспомнив себя, он окажется не готов к себе? Дело не в ряженных чертях, которых не бывает, а в человеческом достоинстве. Он щурится. В верхнем углу ванного зеркала нарисован кот - так, как его морду рисуют дети: малое число вибрисс, тыквенной формы голова, уши - островерхими кровлями домов и круглые глаза-пруды. Она была у него вчера и оставила этот рисунок - та девушка из тамбура? Но как тогда ее зовут, и почему он проснулся один, а не с ней вместе, почему она не трогает его лоб и не успокаивает, и не говорит, что все позади, и Мария в раскидистых терракотовых одеждах не застывает в отчаянии над ним, и Иосиф не разводит своими кирпичного цвета руками и в пыльных глазах его не стоит страдание?
• В зеркале застыло унылое лицо человека, который вспоминает себя: ведь работает его мысль изо всех сил, а кажется, будто ничего в нем не происходит. Будто он просто пялится в зеркало и хмурится, потому что ему не нравится живот, или поросль на груди, или вот этот синяк под ключицей. У иных людей работа извилин необыкновенно отталкивающа, к числу таких людей принадлежит и он.
• Возвращаясь в комнату, он замечает в углу перед дверью в гардероб полдюжины опорожненных бутылок виски: бочковатые, основательные, они отдают явственным укором. Значит, он просто перепил и забыл себя, - вот и вся его человеческая тайна, хочешь быть сложным существом, задумываешься о возрасте Вселенной, о том, что бог - величина ненужная и даже вредная, а сам-то описываешься простым уравнением, в которой переменная - это количество и близость виски от тебя, - вот и все твои глубины, вот и вся твоя душа наизнанку. Но что-что, а похмелья он точно не чувствует. Во-первых, он не хочет пить, во-вторых, у него нет звона в голове, малейшего малинового перелива, в-третьих, никакой тяжести в теле, только недоумение; медленно он надевает халат, наброшенный на напольный холодильник, от белой его махры отчетливо тянет духами. Значит, все-таки с ним была женщина, и потом она ушла от него, чем-то опоив?
• Бросается к брюкам, обыскивает их въедливо, словно брюки противника: несколько скомканных записок, в том числе с указанием вспомненного адреса: проспект Победы и проч., связка ключей - довольно увесистая, обертка от жевательной резинки, квадрат презерватива с зубчатыми краями, а в кошельке - доллары и евро, тройка-другая банковских карт, грузинских и немецких, подарочная карта магазина косметики, и водительское удостоверение - чужое! - вдруг проскальзывает догадка, да и при внимательном осмотре оказывается, что банковские карты принадлежат разным людям.
• Кто он такой? Этому должно быть какое-то объяснение, наверное он все-таки не совсем простой человек, а так ли с другой стороны прост всякий простой человек? Тпру. Мысль разыгралась, как животина, мысль обрела нежелание подчиняться ему и служить хоть каким-то ответом на вопросы. А может ли вообще любая мысль быть ответом? Мысль, бьющаяся, как сердце у него в груди, и, может быть, он не человек вовсе? А что он должен думать после того, как подумал, что он не простой человек? Что он не чело, не век? Распад личности происходит по щелчку пальцев. Вчерашняя женщина опоила его зельем, забрала дипломат, в котором находится что-то важное, какое-то прояснение его самого: то ли яйцо, то ли игла внутри этого яйца, чей укол окажется для него смертельным.

РАГИМ ДЖАФАРОВ

• Его последние дни
• ГЛАВА 1
• — И как вы планировали это сделать? — спросил психиатр. — Азот.
• — А можете подробнее рассказать?
• Не могу понять, как именно он реагирует на мои слова. С одной стороны, задает уточняющие вопросы, интересуется, наблюдает за реакцией, с другой — кажется, будто он заранее знает все мои ответы и поэтому скучает. Даже его усы выглядят сонными и поникшими. И в целом — совершенно не ясно, верит он мне или нет.
• Я почему-то представил, что за левым плечом психиатра стоит Станиславский. Наблюдает за моим спектаклем, скрестив руки на груди, и морщится. Не верит.
• — Баллон очищенного азота и противогаз. Азот, как понимаете, инертный газ и не имеет специфического запаха, а главное — вызывает азотный наркоз. — Я сделал небольшую паузу, как бы задумавшись, но тут же собрался и продолжил: — Если им дышать, он быстро выместит кислород, человек потеряет сознание и через какое-то время умрет от асфиксии.
• — Вы это где-то прочитали или... — Заинтересованность доктора все еще не превышала пределы профессионального приличия.
• — И да и нет. Я довольно долго все это обдумывал. Прикидывал разные варианты, но регулярно возвращался к этой схеме. Несложно и гарантированно, не останешься калекой... — Я умолк и уставился в стол — думаю, еще одна пауза вполне уместна. — Ну и вот. Тринадцать двести.
• — Тринадцать двести? — не понял психиатр.
• Заинтересовался наконец-то? Может, надо чаще прыгать с темы на тему? Без логичных переходов. Я посмотрел на Станиславского. Он все еще выражал недовольство моей игрой, но все-таки вынужден был признать, что прогресс есть. Он покачал ладонью правой руки, как бы говоря: «Более-менее».
• — Можно и дешевле, конечно, но я брал с запасом. Не смог рассчитать соотношение объема легких и объема баллона с азотом, поэтому брал побольше. И покачественнее.
• — Качество тут имеет значение? — уточнил доктор с очень хорошо скрываемой усмешкой.
• — Не знаю, а вдруг да?
• — Тринадцать тысяч двести рублей — это стоимость баллона с азотом, верно?
• Я медленно помотал головой из стороны в сторону и снова посмотрел на Станиславского. Тот кивнул. Доктор чуть сменил позу, собираясь оглянуться, и я быстро отвел глаза, чтобы не выдать моего помощника.
• — Баллон, переходник, два метра шланга и противогаз ГП-4. — Я медленно сунул руку во внутренний карман пиджака.
• Психиатр так и не оглянулся, напротив — внимательно наблюдал за мной. Я старался не встречаться с ним взглядом, мне все время казалось, что он вот-вот меня раскусит. И, наверное, станет ругаться, кричать.
• Наконец моя рука нащупала искомое. В другом кармане. Конечно, это спектакль. Я знал, где лежит чек, и специально устроил эти судорожные поиски. Во время многочисленных репетиций выглядело это достаточно натурально. Растерянные, резкие похлопывания по карманам, торопливый поиск.
• — Вот. — Я протянул бумажку и глянул на Станиславского, но его так огорчила моя паршивая игра, что он прикрыл глаза рукой.
• Психиатр взял бумажку, положил перед собой на стол и пробежал взглядом по строкам.
• — То есть вы даже купили все необходимое?
• — Да. Все в свободной продаже. С противогазом, правда, пришлось помучиться. Это меня и спасло.
• — Что вы имеете в виду?
• — Противогаз с... — Я нахмурился, слово действительно вылетело из головы. — Как это называется?..
• — С «хоботом»? — попытался подсказать психиатр.
• Нас со Станиславским передернуло. Сами вы, доктор, с хоботом.
• — С гофрой. С гофротрубкой, — уточнил я. — В общем, такие противогазы очень давно не выпускают, и их нужно поискать. В итоге пришлось покупать с рук. Пока все объявления отсмотрел, пока договорились, пока мне привезли. В общем — время. Стало легче.
• Станиславский медленно беззвучно стал хлопать в ладоши, очевидно, получилось у меня хорошо. Воодушевленный таким успехом, я смело посмотрел в глаза психиатру. Он сидел, упершись локтями в стол, и большими пальцами сцепленных рук поглаживал усы. Лысина и усы придавали ему сходство с Розенбаумом; казалось, он вот-вот достанет гитару и запоет про Колчака.
• — Должен заметить, что вы не учли пару важных моментов, — как будто немного разочарованно протянул доктор. — Технический азот отличается от медицинского. Велика вероятность, что передозировка азота привела бы к отключению функции ядер мозга, которые отвечают за двигательную, сердечную деятельность.
• — И что это значит? — не понял я.
• — Умирали бы в корчах, муках, судорогах и истерике. Долго и больно. Если говорить просто. Но это ладно, давайте к насущным вопросам. Раньше такие приступы случались?

АННА ЛУЖБИНА

• Юркие люди
• (сборник рассказов)
• МОТЫЛЕК
• Бабуничка говорила, что перед смертью люди понимают птичий язык. Ефим этому верил, как и многим другим вещам, которые рассказывала ему бабуничка. Прислушивался к чириканью воробьев, боялся услышать знакомое слово.
• Бабуничка говорила, что родители Ефима летели в белом самолете и упали в море. Но что люди, упавшие в море, не умирают, а отращивают жабры и живут амфибиями.
• Бабуничка пела колыбельную про волчка, который придет и укусит за бочок. Иногда волчок виделся Ефиму в бегущей по потолку тени, или волчий вой слышался в ветре. Тогда бабуничка стала оставлять под кроватью блюдце с молоком и сухарики. И Ефим успокаивался.
• У бабунички был дом, закрытый ивой, и крыша у дома была голубая. На деревню Малые Крючки всего двадцать домов, а с голубой крышей только один. Ефим часто залезал на эту крышу, и все ладони были потом в голубых точках. Он ложился, раскинув руки в стороны, и обдумывал, как бы сделать крылья.
• С крыши дома бабуничка прыгать Ефиму не разрешала, слишком высоко. Поэтому Ефим мастерил крылья и прыгал с крышки компостного ящика, а напрыгавшись с ящика — прыгал с качелей, привязанных к ветке ивы. Размахивал конструкцией из перьев и палочек или растянутым бабуничкиным цветастым платком, но все без толку.
• В Малых Крючках школы не было, поэтому Ефим ходил в соседнюю деревню, в Большие Крючки. Там помимо школы было пятьдесят два дома, а еще рынок, церковь, банк и клуб.
• Идти было недалеко и приятно. Зимой на лыжах, а летом пешком, через колючие колоски. В Больших Крючках Ефим мог купить что-нибудь на рынке, а еще раз в месяц заходил в банк, чтобы снять бабуничкину пенсию и свое пособие. Сама бабуничка Большие Крючки недолюбливала за суету. Да и вообще говорила, что деньги не так важны, как хозяйство. А чтобы все было в порядке с хозяйством, бабуничка держала под скатертью заговоренные колоски пшеницы.
• Взрослел Ефим быстро. Молоко из блюдца под кроватью пил сам, если ночью становилось голодно. На голубую крышу залезал только когда читал или фантазировал. На качелях качался для удовольствия, не спрыгивая. И со временем начал замечать, что ветка ивы, на которой держались качели, стала скрипеть и осыпаться голубоватой выцветшей плесенью.
• Одним вечером бабуничка, сидя на скамейке, лечила руку. Рука была как неживая, землистого цвета и чуть меньшего размера, чем нужно. Бабуничка прикладывала к ней раздавленные ягоды барбариса, чтобы очистить кровь и вернуть коже розовый цвет.
• Услышав хруст в ивовой ветке, подошла ближе и, наклонив голову, слушала. Ефим раскачивался и лузгал семечки. Ветка кряхтела, птичка на верхушке неразборчиво щебетала, а где-то далеко, в вечернем тумане, кричала на ленивого мужа злая Люда.
• — Ива уже старая, — сказала бабуничка, — слезай, Ефимка.
• За ужином бабуничка о чем-то думала, спрятавшись за самоваром. Ефим крутил головой, но видел только самого себя в золотом отражении и бабуничкины руки. Неживая рука была завернута в тряпочку.
• В молчании есть не хотелось, еда становилась безвкусной. Ефим вымыл посуду, почистил зубы и улегся в кровать.
• Перед сном бабуничка села к Ефиму в ноги и откашлялась, будто бы собралась громко петь.
• — Нам надо подготовиться к моей смерти, — сказала она вместо пения.
• Ефим спрятал лицо под подушку.
• — Я столько лет живу, что смерти не боюсь. И ты не бойся. Надо только, чтобы ты был в Малых Крючках, а не в детском доме. Плохо там, в детском доме.
• 
  
• Ефим перевернулся набок, уперся лбом в шершавое дерево и укусил край одеяла. Бабуничка встала с кровати, и все затихло, слышно было только как за стеной шебуршатся мыши.
• На следующий день они пошли в Большие Крючки вместе: Ефим в школу, а бабуничка на рынок, чтобы продать трех коз. Ефиму было жалко коз, бывают козы кусачие, а эти были ласковые, как котята.
• Еще через день бабуничка продала кур и кроликов. Цесарок оставили, чтобы те шумели на чужаков вместо собак. Ефим блуждал вдоль пустых и тихих загонов, думая о том, что после лета наступает осень.
• Все деньги отнесли в банк и положили на книжку Ефима. Там же бабуничка подписала свое завещание, и подпись у нее была буквой А. Согласно завещанию, все уходило внуку. Ефим завещание читать отказался, сидел на банковском неудобном стуле и гонял в голове мысли, выискивая ту, которая могла бы его успокоить. Быстро нашел: бабуничка готовится к плохому, но проживет еще много лет.
• Однако вечером бабуничка вытащила из сундука потертый кожаный саквояж и стала складывать в него вещи. Левой рукой она уже почти не двигала, приложила ее к животу, как умершую.
• — Ты куда? — заволновался Ефим.
• — Умирать ухожу.

ДАРЬЯ МЕСРОПОВА

• Мама, я съела слона
• (повесть)
• I
• Из заляпанного мылом зеркала на Веру смотрел наливной прыщ. Мама много раз говорила, чтобы она не трогала лицо грязными руками. Вера вроде и не трогала, но после каждой поездки всё равно возвращалась обсыпанная. Пробежала лицо глазами — так хозяйка прикидывает, сколько времени займет уборка грязной кухни. Отметила, что волосы над губой к завтрашнему утру уже заметно отрастут, а в районе переносицы у прыща скоро появятся собратья. За дверью туалета усиленно шаркал следующий посетитель. Вере пришлось прервать изучение лица и быстро закончить свои дела, не касаясь испачканных поверхностей. В южных поездах shit happens чаще, чем в северных.
• Поезд ехал к морю. Поезд вёз Веру на шахматное первенство в Сочи. Все саратовские попутчики были ей знакомы: мальчик Сеня очень многообещающий, Мирослава в этом се- зоне начала сдуваться, а Владик только набирает. Было еще много других ребят, Вера знала их имена и рейтинги, но кроме выходных данных больше ничего. Интересоваться ими всерьез не было смысла, это просто масса, питательный субстрат для откорма чемпионов.
• За окном волновалась и подрагивала темнота. Изредка мелькали желто-фонарные полустанки со смазанными от скорости названиями. Вера закрывала глаза и вспоминала варианты. С тренером они заранее проработали стратегию игры против Оли Мохиной — ее основной соперницы. В дебюте вряд ли стоит ждать неожиданностей, а вот в миттельшпиле начнется быстрая атака на короля. Оля едет из Ростова. Оля с аппетитом поедает бутерброды с колбасой и листает ленту жирными пальцами. Нельзя проиграть Оле. Оле с жирными колбасными пальцами.
• Пальцы лежат на макушке фигуры. Развитие коней, позволить занять центр, а затем подорвать его пешками. В Москве шахматный робот сломал мальчику палец. Рука-манипулятор сделала ход и съела фигуру, поставив на освободившееся место свою фигуру, а мальчик немного поторопился ходить. У него имя еще такое странное — Кристофер. Роботу спешка не понравилась. Он ухватил пацана за указательный палец и сильно сдавил. Как в фильме про восстание машин. Не повезло Кристоферу, гипс наложили.
• Повезло. Везение вообще самое главное в жизни. Но не все согласны с этим. Когда они с Артемом Николаевичем разбирали ошибки после партии и Вера говорила, что ей просто повезло, губы тренера брезгливо поджимались. Проигрыши Вера считала закономерностью, а удачные партии везением. Артем Николае- вич же ненавидел разговоры о везении и настаивал, что у Веры есть способности. «Несомненные способности» — даже так он говорил. Но можно ли до конца верить человеку, который получает деньги за утешение ученика. Способности — да, может быть, но этого недостаточно. Способности — это не талант. Вера часто сожалела, что у нее нет таланта. Такого, чтобы и друзья, и соперники просто не могли не признать его очевидность. Она видела, как играют по-настоящему талантливые шахматисты: задорно, смело, почти невнимательно. Вера себе такого позволить не могла.
• Она играла с большим усилием, надвигаясь всем телом на шахматное поле и наваливаясь мягкой грудью на кромку стола. После турниров в соцсетях появлялся фотоотчет, где девочка-тетя, держась за подбородок, направляет на доску тяжелый взгляд. Вера пыталась выглядеть легче, улыбаться фотографу, втягивать живот и выгибать спину, но так она отвлекалась от партии и начинала косячить, поэтому приняла решение думать только о вариантах.
• На турнирах Вера вообще выпадала из жизни: не листала инсту* (запрещенная на территории РФ социальная сеть Instagram), не писала в твиттер* (запрещенная на территории РФ социальная сеть Twitter), ела мало и разговаривала только по необходимости. Она с неприязненной завистью смотрела на тех, кто накануне партии мог с интересом обсуждать последний сезон «Игры престолов». Не было легкости в Вере, не было. Артем Николаевич хвалил ее за основательность, но не понимал, что эта мера вынужденная. Вере просто не хватало беглости мышления, чтобы вести несколько активностей одинаково успешно.
• Ставку на шахматы Веру заставил сделать случай. Пару лет назад родители подарили ей на день рождения щенка таксы. За высокие требования к качеству собачьих консервов папа остроумно назвал его Бобби — в честь Фишера, конечно. Папа в школе посещал шахматный кружок, потом довольно быстро бросил и пошел на хоккей, но в разговоре о любом предмете находил повод ввернуть шахматный анекдот или занимательный факт из биографии такого-то чемпиона мира. Страсть к трескучим шахматным словам раздражала Веру, но нравилась всем папиным друзьям. Кажется, маме тоже нравилась.
• Так вот щенок оказался невероятно умным, антрацитовые глаза смотрели на мир как будто с пониманием. Бобби прекрасно слушался Веру, выполнял все команды, гулял без поводка — достаточно было позвать его по имени. В одну из прогулок они, как обычно, пересекли дорогу по направлению к парку, как вдруг откуда-то сбоку вынырнула женщина и радостно выбросила руки по направлению Бобби: «Щеночек!». От неожиданности он отскочил назад на дорогу, прямо под колеса взвизгнувшей Газели. Любительница щеночков закрыла лицо руками и медленно пошла прочь. Спустя несколько часов наблюдений за движением машин по влажному пятну Вера решила, что шахматы ей подойдут. Они не приносят боли.
• Со временем стало ясно, что она обманулась. Боли может быть и не было, но был страх. Страх прогрызал кожу и проникал в самые мелкие сосудики, как машины-осьминоги в «Матрице». Восемь щупалец вцепляются намертво. Страшно ошибиться на ровном месте, упустить преимущество или, того хуже, его не заметить. Фантомные ошибки болели у Веры как отрубленные конечности, удушливый ужас наползал на тело посреди прогулки, мытья посуды или урока. Вот прямо сейчас, совершенно без повода, в стекле вагона отразилось испуганное лицо.

ВИТАЛИЙ МИХАЙЛОВ

• Комната
• 
  
• Прежде чем спать, ты двери сочти,
• Хоть девять, хоть восемь, хоть тридцать их три.
• Запомни науку дитя наперед:
• Выжить поможет простой устный счет.
• 
  
• Поверь скорей, мой милый друг, и в школе подтвердят —
• Порою взрослые не лгут, когда тебе твердят:
• Вся жизнь зависит от того, сколь будет дважды два.
• И это (я тебе клянусь!) не праздные слова.
• 
  
• Пустых молитв не произноси — их шёпот, как зов в темноте.
• Хоть раз позабудешь науку мою, и быть непременно беде.
• О, сколько напастей, тревог и невзгод, удастся тебе избежать.
• Но только дружок, если ты... Прекрасно умеешь считать!
• 
  
• Впереди, среди недвижных остроконечных волн, виднелась железная спина кита-ангара. Воздух дрожал над металлической тушей, и в этом мареве, совершенно не замечая жары, стоял светловолосый мальчик. В глаза бросалась его футболка дикой пятнистой расцветки. Будто на белую ткань выплеснули все пузырьки с краской, что имелись под рукой, немного поводили кисточкой, дали хорошенько просохнуть и теперь с гордостью носили, являя миру нечто вроде клякс, созданных одним знаменитым швейцарским психиатром — только чересчур разноцветных.
• Стиснутый со всех сторон пустыми складами, весь в стигмах ржавчины и с огромным замком на двери, ангар меньше всего годился для прогулок. Кое-где железо совсем прогнило — один неосторожный шаг и неизбежно провалишься. А там, как повезет, бетонный пол или старый грузовик примут тебя в свои объятья.
• Он смотрел на мальчика, мальчик смотрел на него.
• Пятна расплывались в беспокойном знойном мареве и вроде как двигались. Он прошел немало тестов, но что сулит это движение, сказать бы не взялся.
• Мальчика звали [|||||||||||||]. Кто ж знал, что у него есть чертовски охрененная футболка?
• Внезапный порыв ветра разорвал сонное оцепенение. Ударил в глаза пылью, точно морскими брызгами, всколыхнул недвижные кроны тополей на другой стороне улицы. Пестрая футболка затрепетала как парус. Захлопало белье на веревках. Еще немного и кит с мальчиком на спине, раздвигая скрипучие доски крыш, устремится к шоссе, прочь из города, чтобы влиться в поток машин — отсюда, просто расплавленный солнцем ручеек стекла и хрома, — и отправится дальше на юг, к синевшим на горизонте холмам.
• Он уже хотел крикнуть, чтобы мальчик спускался и проваливал куда подальше, пока цел, когда паренек и в самом деле того, провалился. На спине «кита» образовалась дыра с рваными краями, и в центре этой дыры возились, чертыхались и звали на помощь.
• Он не стал подходить слишком близко, остался на крыше склада. Оттуда, словно тонущему, бросил конец веревки. [|||||||||||||] ухватился за него, пусть и не с первого раза. Его словно что-то держало там, внизу, не давая выбраться. Но вот из дыры показались кляксы, потом, отфыркиваясь и отряхиваясь, вылезло всё остальное. Спустя пару минут паренёк стоял перед ним, обняв себя за худые плечи, и только икал, словно и впрямь наглотался морской воды.
• — Дай руки посмотрю.
• [|||||||||||||] послушно вытянул белые грабли. Ну как белые... С локтя вон клочок кожи свисает, словно на ниточке, исполосовано все, кровит и в грязище, где он нашел её столько. Мальчонка пару раз всхлипнул, но обошлось без сырости.
• Он порылся в рюкзаке, достал йод, бинты, бутылку с водой. Стер грязь, обработал порезы. [|||||||||||||] только хлопал белесыми ресницами и терпел. Даже когда он закончил и сложил вещи в рюкзак, не проронил ни слова. Он помог пареньку спуститься и уже полез обратно, когда тот обрел дар речи.
• — Там дом, — сказал [|||||||||||||].
• Постоял немного, словно хотел добавить еще то-то, но так и не решился. Отвернулся и зашагал прочь. Скоро он скрылся за углом почты — мальчик с разноцветными кляксами и белоснежными марлевыми рукавами.
• Осторожно, шаг за шагом, он приблизился к дыре. Идти пришлось зигзагом, обходя опасные места, изъеденные ржавчиной. Солнце пекло, а ведь нет и десяти. Что будет к полудню? Спина взмокла, футболка прилипла к коже. А всё рюкзак. Но без него далеко не уйдешь.
• Он заглянул в дыру. Внизу, в самом деле, был дом. Он увидел сложенную из красного кирпича печную трубу и покатый бок крыши. Словно кит проглотил коттедж. Он постоял, коснулся раскалённого железа ангара. Всё казалось нереальным. И ангар, и [|||||||||||||], даже он сам словно превратился в призрак, который был способен только потеть. Ну и дом, конечно. Особенно дом.
• Свет лился сквозь дыру, но края крыши тонули в темноте. Он включил фонарик. Луч наткнулся на ржавый флюгер. Стрела указывала на север. Он заглянул в печную трубу и увидел железные скобы. По ним можно было забраться внутрь, как делал один фольклорный персонаж. Только подарков нет. Но сначала стоит поискать дверь.
• Он скинул рюкзак, достал верёвку. Обвязал верёвкой трубу и стал спускаться. Было душно и пыльно. Ещё немного и его ноги коснулись бетонного пола. Луч фонарика выхватил из темноты номер: 14. И название улицы: Зелёная. Был даже водосток. Не было только дверей. Ни одной.
• Он провёл ладонью по шершавым доскам. Дом был красный. Аккуратное крылечко на три ступени, что вели к глухой стене. Окон тоже не нашлось. Дом казался слепым и мёртвым. Он заметил провода, что паучьими нитями уходили черноту. Больше в ангаре не было ничего.
• Он вскарабкался на крышу, заглянул в дымоход. Скобы казались прочными. Он встал на одну, держась за края трубы. Скоба держала. Тогда он начал спускаться.
• Он исходил почти три десятка чердаков, но всё что удалось найти, это самодельный алтарь, сложенный из пивных банок и голубиных костей. Кто-то оставил на алтаре дохлую крысу и губную гармошку.
• В другой день он наткнулся на удавленника. Кто знает, сколько он там провисел. И вот теперь дом. Третья говорила, что не стоит гоняться за химерами. Все ответы в голове и следует только подобрать ключ. Не стоит доверять снам — неизвестно, куда они могут завести.
• Интересно, что она скажет теперь?

БОРИС ПОНОМАРЁВ

• Жестокий февраль
• ОТ РЕДАКТОРА
• Весна 2022 года была наполнена событиями и эмоциями; в то время я работал над магистерской диссертацией «Сленг калининградских молодёжных субкультур в 2007—2012 годах». Собирая материал, я много общался с информантами: один из моих собеседников, знаток аниме и манги, рассказал мне интересную историю, хотя и совершенно не относящуюся к теме моего труда. Это было нечто вроде дневника о первых трёх неделях февраля 2022 года; своего рода, повесть о духовном поиске и нравственном совершенствовании; наконец, притча о роли везения и удачи в человеческой жизни.
• Настоящая рукопись появилась, как результат литературной обработки услышанного. Совершенно не следует отождествлять личность редактора-составителя книги и фигуру рассказчика. Повествование ведётся от первого лица лишь для того, чтобы лучше сохранить дух оригинального материала. Мой собеседник, прототип главного героя, просил не упоминать его фамилию, а также несколько других малозначительных деталей. Поскольку к тому времени двухгодовой коронавирусный карантин был снят, он покинул Российскую Федерацию, отправившись в одну из стран Юго-Восточной Азии для продолжения духовно- го поиска и нравственного самосовершенствования. Отправленные ему электронные письма остались без ответа. К сожалению, из-за этого в тексте мог остаться ряд «белых пятен»: я не взял на себя ответственность добавлять что-либо своё к имеющимся строкам.
• В процессе работы над рукописью некоторые термины пришлось заменить многоточиями — например, названия впоследствии запрещённых социальных сетей или общественных процессов с участием вооружённых сил. Следует оговорить, что редактор не согласен со многими высказанными тезисами и умозаключениями действующих лиц. Однако описание самобытного духовно-нравственного поиска в феврале 2022 года имеет право быть зафиксированным на бумаге — преимущественно для того, чтобы показать сложность современной эпохи и многогранность окружающего нас мира; разумеется, в той мере, в которой это не противоречит законам государства. Но, как однажды выразился мой собеседник, «Законы России не запрещают писать про Японию, ня».
• 
  
• ВМЕСТО ЭПИГРАФА
• — Cедьмого декабря 1941 года японский флот в составе шести авианосцев — Ака́ги, Ка́га, Хи́рю, Со́рю, Сёкаку и Дзу́йкаку, а также двух линейных кораблей — Хиэ́й и Кириси́ма — появился на траверсе у острова Оаху на Гавайских островах. Первое ударное воздушное соединение насчитывало пятьдесят истребителей «зеро», сорок торпедоносцев и восемьдесят один пикирующий бомбардировщик. В итоге этого налёта четыре линейных корабля американского флота было потоплено. Какие корабли? КАКИЕ КОРАБЛИ?! Аризона, Вест-Вирджиния, Оклахома и Мэриленд. Это знать надо, если ты учился в шестом училище. ЭТО КЛАССИКА!.. СКОЛЬКО ИСТРЕБИТЕЛЕЙ?!. СКОЛЬКО ИСТРЕБИТЕЛЕЙ, СКОТИНА?.. Сейчас наша армия ориентируется именно на этих офицеров. По крайней мере это те немногие, кто ... <успешно атаковали американцев>. Это знать надо!.. Так, ну сейчас чай принесут, мы с тобой продолжим, продолжим, продолжим... я думаю, что тебе эта информация будет полезна. По крайней мере, в ближайший час.
• «Зелёный слоник», фильм о метаморфозах человеческой личности в условиях замкнутого пространства, насилия, тотально- го унижения и безысходности.
• 
  
• КАЛИНИНГРАД. НОЧЬ
• НА 1 ФЕВРАЛЯ 2022, ВТОРНИК
• Сначала мне было плохо, а потом я открыл глаза, и стало ещё хуже.
• Вчера мне сделали прививку от коронавируса, и весь вечер я лежал в кровати с температурой, ломотой и ужасной слабостью — а ночью я внезапно пробудился от мутной, неприятной полудрёмы, и увидел, что в комнате, в паре шагов от меня стоит женщина в белом, и её длинные чёрные волосы стекают по плечам вниз, точно упавшие крылья мёртвой птицы.
• Её освещал только призрачный, неестественный свет фонаря за окном; она смотрела мне в глаза, не двигаясь и не отводя взгляда, как если бы она пришла за мною — и это кажется особенно безрадостным в четвёртом часу ночи, когда снаружи, точно чёрное подземное солнце, одиноко горит уличный фонарь.
• — Кто ты? — попытался спросить я. Мой голос показался мне неприятным и слабым.
• Женщина в белом шагнула к кровати, слегка склонившись надо мной и не сводя пристального взгляда. У неё были очень тёмные радужки глаз: мне показалось, будто я заглядываю в океанскую бездну.
• — Ты меня видишь, — утвердительно сказала женщина в бе- лом. — Это хорошо.
• Её чёрные волосы упали с плеч, нависнув прямо перед моим лицом. Я с трудом попытался отползти в сторону, к стене, хватаясь за сбившуюся складками простыню. Гостья смотрела за мои- ми движениями с невыразимым равнодушием на грани безразличия, всем своим видом явственно давая понять: мне от неё не скрыться.
• Я снова посмотрел на неё, но не смог выдержать чужой взгляд дольше секунды: мне показалось, что в глаза насыпали горсть песка, и я с силой зажмурился, пытаясь хоть как-то защититься от страшного. Черноволосая женщина в белом выглядела совсем как человек, абсолютно как человек, смотрела на меня, как человек — вот только человеком она не была. Я это понял с предельной ясностью, как если бы мироздание на долю секунды позволило мне заглянуть за кулисы вселенной и увидеть те механизмы, что приводят этот странный мир в движение; но лучше бы я их не видел.
• Судорожно встрепенувшись, я снова открыл глаза. Женщина в белом выпрямилась, отдаляясь от меня. Её лицо оставалось таким же бесстрастным.
• — Приходи в себя, — сказала она, отводя свой пугающий взгляд. — Думаю, тебе нужно восстановить силы. Впрочем, как и мне. До встречи.
• Повернувшись, она вышла из комнаты. За окном всё так же мертвенно светился уличный фонарь.

ВЛАДИМИР ХОХЛОВ

• Заневский проспект
• Деду-ленинградцу, памяти деда-москвича
• 
  
• Былое сбудется опять, а я всё чаю
• в воскресение мертвых.
• Пушкин
• 
  
• Я же у Гроба Господнего буду молиться о всех моих соотечественниках, не исключая из них ни единого; моя молитва будет так же бессильна и черства, если святая небесная милость не превратит её в то, чем должна быть наша молитва.
• Гоголь
• 
  
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
• Его руки пахли детским душистым мылом. Господи, подумала Катя, какое же это клише. Что-то такое из советской литературы, что-то драгунско-носовское, для детей, где доктор моет руки в углу кабинета под вытянутым в длинный вопросительный знак краном без сеточки — таких и не осталось уже — и руки его пахнут детским душистым мылом. Потом он подходит к мальчику лет семи, надевает очки на обязательно доброе лицо, и спрашивает:
• — Ну-с, на что жалуетесь, больной?
• В таких книгах все взрослые общаются с детьми подчёркнуто-уважительно, без сюсюкания, и всё в кабинете белое-белое: и плитка на стене, и халат врача, и выкрашенный в несколько слоёв подоконник.
• Подоконник и в самом деле был белый, и даже покрашен был действительно больше одного раза. Поверх стен ядовито-зелёного цвета — кажется, это были стеклообои (и почему их так любят клеить в госучреждениях?) — куда-то за дверь кабинета шли широкие пластиковые короба. Другим своим концом они подходили к монитору на столе врача.
• И руки были такие, как положено: уверенные, крепкие, потемневшие от возраста, с выступающими поверх кистей сосудами.
• Вот только сам врач был вовсе не так улыбчив, решительно не подходя ни к виду своих рук, ни к их запаху, ни к роговым очкам, ни к седине волос. Константин Константиныч, не особо скрывая своего раздражения пациенткой, уже несколько минут что-то писал на клочке желтовато-газетной бумаги.
• Катя нервничала и, пытаясь побороть своё волнение, пытливо, как и подобает юному антропологу, обследовала кабинет.
• Стул был жёсткий, неудобный, обитый чем-то коричневым. От её ёрзанья Константин Константиныч совсем не мог сосредоточиться и закончить с рецептом. Мысли уходили куда-то далеко, расплывались, и он знал, что это непрофессионализм, которого он не прощал никому и никогда, и себе — в первую очередь. Но совладать с собой не получалось. Ему вдруг показалось на мгновение, что если эта двадцатилетняя пигалица не прекратит то закидывать ногу на ногу, обхватывая колено руками, то садиться прямо, будто нарочно выпрямляя спину, и подкладывать руки под себя — он не выдержит и накричит на неё.
• А Катя ничего и не имела в виду вовсе. Руки сами не слушались её, мёрзли, стремились спрятаться, ноги затекали на жёстком сидении — Господи, что же он пишет-то так долго...
• ...Девятого апреля Петропавловская крепость не выстрелила. От окон его кабинета до крыши Нарышкина бастиона было не более полутора километров, и даже в самый ветреный день в двенадцать часов дня, минута в минуту, можно было услышать громкий раскатистый выстрел.
• Выстрел всегда заставал его в одном и том же месте: за рабочим столом, во время приёма двадцатого — по новым нормативам — пациента.
• Сегодня — как раз на Кате — крепость молчала.
• Константин Константиныч попытался вспомнить, бывало ли такое прежде за сорок лет его работы здесь, и не вспомнил. Он, конечно, не знал, что на ушах стоит уже губернатор города, что скандал дойдёт до президента-ленинградца и что уже вечером полетят головы руководства музея истории города, что виновный в некачественных снарядах будет найден и административно наказан и что как оппозиционные, так и патриотические публицисты напишут тревожно-пророческие статьи, видя в случившемся очень дурной знак.
• Он не хотел принимать её. Но пришлось. И как будто в отместку за попранную честь, за собственное достоинство — смолкла пушка. Настольные часы показывали уже пять минут первого, и всё это время, тянувшееся невыносимо медленно, он думал именно об этой связи. Нужно было отказать. Мало ли врачей в Питере.
• — Курите?
• — Иногда. — Катя тряхнула волосами.
• Константин Константиныч неодобрительно покачал головой:
• — В вашем-то возрасте...
• Он отметил это обстоятельство у себя, затем сказал:
• — Мне необходимо вас послушать.
• Это было ещё тогда, до полудня, целых десять минут назад, — он был собран и деловит, не давая своей неприязни выступить наружу.
• Она достаточно равнодушно, но достаточно медленно, чтобы можно было увидеть её неуверенность, стащила через голову свитер.
• — Повернитесь.
• Взору Константин Константиныча открылась бледная и достаточно широкая для девушки спина, шея в лёгком нежном пушке, две едва выступающие лопатки, стянутые тугой чёрной застёжкой лифчика. Волосы Катя быстро обернула резинкой и переложила на грудь.
• За свою жизнь Константин Константиныч видел в стенах этого кабинета много и более красивых спин, но именно эта была сейчас неуместно живой, неуместно молодой и беззаботной — несмотря на вот уже несколько месяцев продолжающиеся походы по врачам, как следовало из истории болезни. Молодости всё нипочём.
• Он водил по спине блестящей головкой стетоскопа, машинально отмечая про себя симптомы, и думал лишь о неотвратимой неизбежности того, что сейчас придётся попросить Катю развернуться.
• Отложив стетоскоп в сторону и садясь за стол, Константин Константиныч мельком глянул на часы — он хотел знать, не задерживает ли следующего пациента. Тогда на них было одиннадцать пятьдесят семь, и он это запомнил.
• Катя натянула свитер обратно и села на тот злосчастный стул. Вот тут-то пушка и не выстрелила, и всё стало совсем уж нехорошо.

ОЛЬГА ШИЛЬЦОВА

• Хозяйка для кербера
• ГЛАВА 1
• В пятом часу ночи ветеринарная клиника, наконец, опустела. Последней ушла хозяйка маленькой чихуахуа. Кесарево сечение прошло удачно, но женщина очень волновалась за щенков и отказывалась уходить, пока малыши не получили первую порцию молозива. Зоя устало опустилась на стул перед компьютером. Из стерилизационной слышалось позвякивание инструментов: ассистентка намывала их, прежде чем загрузить в автоклав.
• — Где хирург? — раздался в коридоре громкий мужской голос. Зоя торопливо прицепила к форме бейджик, встала и чуть не врезалась в широкую грудь ночного посетителя. Мужчина был одет в старые джинсы и простую чёрную футболку. Чёрные с сединой волосы убраны в хвост, глаза скрывались за тёмными очками.
• «Пожалуйста, пусть он будет не наркоманом, а после операции на глазах, например», — мысленно взмолилась Зоя, а вслух сказала:
• — Здравствуйте, меня зовут Зоя Денисовна. Я хирург. Что случилось?
• — Эскулап для животных — женщина? — гневно рыкнул посетитель, и Зое стало смешно и страшно одновременно:
• — Действительно, бывает же, — посочувствовала она. — Но, боюсь, я — это лучшее, что у вас есть. Что случилось?
• Мужчина молча вышел в коридор и вернулся с крупной собакой, придерживая питомца за странный кожаный недоуздок. Кобель ощутимо прихрамывал на переднюю лапу, стараясь по возможности держать её на весу.
• — Кто это сделал и как давно? — Зоя нервно сглотнула слюну, рассматривая широкую резаную рану в области шеи и плеча, покрытую коркой запёкшейся крови.
• — Мой племянник, примерно сутки назад, — спокойно ответил хозяин собаки.
• — Чтобы зашить рану, нужно будет дать наркоз.
• — Наркозис? Оцепенение? Не обязательно, он будет сидеть неподвижно, если я скажу.
• — Я сейчас решаю, что обязательно, а что — нет, — сорвалась Зоя на крик. Ситуация с каждой минутой становилась всё абсурднее. — Прошу прощения. Рана слишком глубокая, чтобы обработать под местной анестезией. Видны мышцы, плюс необходимо удалить нежизнеспособные ткани.
• В смотровую зашла Наташа и уставилась сначала на раненную собаку, затем на её владельца:
• — Э-э-э, Зоя Денисовна?
• — Всё в порядке. Приготовь на постановку катетера и инструменты, будем шить.
• Пёс глухо заворчал, и у Зои по спине пробежал холодок. Мужчина потрепал питомца по голове и, кажется, слегка улыбнулся:
• — Будь осторожна: у него ядовитая слюна.
• Девушка вскинула брови, не прекращая набирать пропофол в шприцы:
• — Думаю, перчатки меня защитят. А имя у него есть?
• Мужчина промолчал, и Зоя снова начала злиться. Если бы не собака, которой требовалось оказать помощь, она бы не стала церемониться с этим хамом. Одно хорошо — пёс действительно даже не шелохнулся, пока Зоя ставила катетер в вену на задней лапе.
• — Не пугайтесь, когда он обмякнет, препарат действует мгновенно. Потом мы в операционную, а вам придётся подождать в коридоре.
• — Всё время забываю, что люди теперь справляются и без Гипноса, — подал голос хозяин собаки, заставляя усомниться в собственной адекватности.
• — Без гипноза? — нервно хихикнула девушка. — Да, обойдёмся без него. Наташа! Помогай.
• — Отойди, — буркнул мужчина и сам переложил питомца на каталку. Лёгкость, с которой он поднял гигантского чёрного пса, пугала и восхищала одновременно.
• В операционной к Зое вернулось спокойствие. Работы предстояло много, и в какой-то момент девушка потеряла счёт времени. Наконец, осталось только наложить швы на кожу.
• — Наташ, открой монофиламент. Красиво получается?
• — Ой, Зоя Денисовна, скажете тоже — красиво, — ассистентка пригляделась и добавила: — Очень аккуратно, и сопоставление краёв идеальное. Если лизать не будет — вмиг заживёт.
• — Поговорю с хозяином. Хотя у него, по-моему, не все дома.
• Пёс заворочался, и Зоя торопливо завязала последний узелок:
• — Вывози его скорей, а то всю операционную нам разнесёт.
• — Что-то он слишком быстро просыпается. Пофола ушло немерено, как думаете, владелец оплатит?
• Зоя поморщилась. Об этом надо было думать до того, как брать собаку на стол. Пёс уже вовсю сучил лапами на каталке. К счастью, хозяин никуда не исчез. Точнее сказать, выглядел так, словно простоял неподвижно в смотровой все два часа.
• — Ваш парень уже просыпается! — жизнерадостно заявила Зоя. — Постарайтесь его успокоить, а я пока напишу назначения. Швы нужно будет снять на двенадцатый день, а до этого момента ваша задача — следить, чтобы он их не разлизывал.
• — Почему? Разве это не способствует заживлению?
• — Боже, нет! — вырвалось у Зои. Это заблуждение владельцев собак было одним из многих, набивших ей оскомину. — Во рту огромное количество бактерий, рана будет воспаляться или даже загноится. Кроме того, он может сожрать нитки. Вытащит их раньше, чем ткани срастутся, понимаете? Поэтому обязательно воротник и футболка, шов должен быть чистый и сухой.
• — Я запомню, — кивнул хозяин, а Зое вдруг захотелось отвесить ему подзатыльник, да так, чтобы очки слетели. Запрятав это желание поглубже, она пошла в кабинет, где быстро написала рекомендации по уходу. Оставалось только оформить карточку. Странно, что этого не сделала администратор, наверное, мужик проскочил мимо, когда Елена Петровна задремала. Вернувшись в смотровую, Зоя увидела, что пёс уже стоит на своих ногах, а его хозяин явно намерен уходить. Перегородив выход, девушка твердо заявила:
• — Пока вы здесь, мне нужно оформить документы. Фамилия, имя, отчество?
• — Аид.
• — Вы, наверное, грек?
• — Я — бог.

АННА ШИПИЛОВА

• Скоро Москва
• (сборник рассказов)
• ДЕТИ ОТЦА ЯРОСЛАВА
• — Мои родители — послы, — говорит Саша, и вяло машет бледной худой рукой, когда автобус отъезжает от памятника Долгорукому. — Мы живем тут, в Газетном переулке, а дача у нас на Николиной горе, рядом с Михалковым. Смотрел «Утомлённые солнцем»? — Он поворачивается к соседу.
• Сосед пожимает плечами.
• — Он мой двоюродный дед, это значит, что мой папа его племянник, — продолжает Саша, вытягивая ноги. — Родители завтра собираются в Кабо-Верде, а меня решили отправить в лагерь, потому что у них там лихорадка денге, а у меня аллергия на комариные укусы.
• Саша внимательно разглядывает соседа: у того крашеные волосы, яркий бомбер, рваные джинсы и кеды с разноцветными шнурками.
• — Родители разрешают тебе красить волосы? — спрашивает Саша.
• — Мне мама сама их покрасила, когда год закончился, — гордо отвечает сосед. — Сказала, что летом всё можно.
• — Я Саша, в честь Александра Македонского.
• — А я — Игорь, как в «Слове о полку Игореве», — увидев Сашины округлившиеся глаза, он со смехом добавляет: — Да я не знаю в честь кого, я приёмный.
• Они жмут друг другу руки.
• Соня, сидящая рядом с водителем, встаёт и ещё раз пересчитывает всех по головам. Поздно спохватилась: переписывалась. «Расстаёмся с Димой на три недели, — записывает она голосовое сообщение подруге, — ждала его, даже отправление автобуса задержала, а он проводить не пришёл. А когда он на сборы уезжал, я к нему приезжала в часть в Кострому зимой, каждый день готовила домашнюю еду и носила ему в контейнерах. Снимала комнату у какой-то бабки, которая не разрешала его ночью водить — выгоняла. А я зачем сняла тогда, просто так? Кострому посмотреть?»
• Водитель всю дорогу крутит колёсико радио: «Швеция выиграла чемпионат мира по хоккею, у России — бронза, погода на выходных обещает быть жаркой, сезон шашлыков уже начал- ся, передаю привет моей любимой жене и дочурке, спикер Государственной думы выступил на совещании, на „Евровидение“ от России поедет...» — чем ближе они подъезжают к лагерю, тем слабее сигнал.
• — Наша задача — каждым делом удивить ребёнка, — объясняет на общем собрании старший вожатый Сергей Степанович. Ему лет тридцать пять — Соня разглядывает его и думает: «Почему в таком возрасте он работает в детском лагере?» Выданная футболка ей велика — она завязывает узел на животе, чтобы футболка её не полнила и ловит неодобрительный взгляд медсестры. Соня подворачивает широкие рукава, открывая красивые руки, вытягивает длинные ноги в проход ей назло и обмахивается памяткой по безопасности — жарко. Сергей Степанович говорит заученно, но в то же время проникновенно:
• — Нужно вожатской работе отдать всё: ум, способности, силы, здоровье, годы. И вспоминать её потом с удовольствием. Это должна быть не работа, а дело жизни. Нельзя относиться к ней спустя рукава.
• Соня, зевая, ставит Тиндер и смахивает фотографии то влево, то вправо. Увидев, что Женя, соседка по комнате, тоже смотрит, Соня показывает ей поближе фотографии «Ивана, 33»: в лифте, на рыбалке, на шашлыках, за рулём квадроцикла. Женя качает головой, и Соня смахивает влево.
• — А я из пистолета стрелял, — заявляет Саша, и когда никто не реагирует повторяет громче: — У водителя моего папы табельный. Их отряд учат стрелять из лука в лесу по мишени на дереве.
• — Макаров? — спрашивает Кира.
• Саша кивает. Его стрела улетает куда-то в кусты.
• — У моего папы тоже такой есть, но он мне не разрешает его трогать, мы в тир иногда ходим. — Стрела Киры попадает в десятку.
• Игорь восхищенно смотрит на Киру и подаёт ей новую стрелу, она не глядя берёт и кладёт оперение на тетиву, вскидывает лук и прищуривается. Саша отходит к Жене и раздраженно говорит:
• — Дайте мне другой лук. Мой кривой, я из-за него попасть не могу.
• По телевизору в изоляторе целый день идут сериалы. Игорь лежит на кровати с температурой: померили и решили на всякий случай отправить на карантин, чтобы никого не заражал. Медсестра утром поставила на тумбочку его завтрак — остывший блин манной каши из столовки — включила телевизор и ушла. Показывают «Отца Ярослава»: молодой священник расследует похищение начальника ЖЭКа; потом сразу вторая серия: отец Ярослав распутывает дело об убийстве и выясняет, что известный спортсмен участвовал в подпольных боях, — но тут Игорь засыпает и просыпается на другом сериале: какие-то крестьяне в колхозе не могут достроить коровник, а доярке не разрешают развестись с мужем, говорят, что у них же дети. После новостей снова сериалы: то инженер из маленького города уходит от жены к своей школьной любви, которая живёт в столице, то девушка приезжает из провинции в Москву и выходит за бизнесмена, но он оказывается ревнивым и избивает её за яркую помаду.
• После обеда в соседнюю палату приводят Киру с вещами — Игорь выглядывает в коридор и слышит разговор:
• — Только не говорите маме, что я заболела, — просит Кира, — у неё истероидное расстройство, ей нельзя волноваться. И папе тоже не говорите, а то приедет и заберёт, повезет на рыбалку или на охоту комаров кормить и «Ленинград» слушать.
• Кира заходит к Игорю, приносит запрещенные в лагере карты, садится на кровать с ногами, выигрывает у него несколько партий в дурака, а потом залезает под колючее одеяло и показывает фото в телефоне:
• — Это я была с родителями в Турции, а это была вечеринка у бассейна в отеле, а это моя сестра. У тебя есть сестры или братья?
• Игорь мотает головой.
• — Я не знаю, со мной в детдоме никого больше не было.
• — А у меня старшая одна сестра, но у нас разные отцы, она от маминого первого брака, неудачного.
• — А второй брак удачный? — спрашивает Игорь.
• — Да не особо, по-моему, — немного подумав, отвечает она.
• — А моя мама не замужем, — говорит Игорь, — ей даже сначала меня не хотели отдавать, говорили, зачем матерей-одиночек разводить, потом пособия всем выплачивать.
• — А ты маме сказал, что ты в изоляторе? — спрашивает Кира.
• — Да, я ей сразу написал. Она ответила, чтобы я не волновался, она заберёт меня, если станет хуже.
• — А я своим не хочу говорить, — Кира накрывается одеялом с головой. — Будет грандиозный эль скандал, если мама сюда приедет. Лучше пошлю им вчерашние фотки.
• Она отправляет фото со стрелой в центре мишени в семейный чат, папа присылает в ответ «палец вверх». Кира вздыхает, откидывает одеяло и шлепает голыми ногами по прохладному полу в свою палату.